– Вот уж небольшим такой пожар никак не назовешь, – заметил я. Он повернулся ко мне:
– И подумают они прежде всего, что это дело рук чужестранца.
– Если забыть, что то были служаки твоего собственного Войска.
Он шлепнул меня по груди:
– Эту мысль тебе нужно на волю пустить.
– А тебе нужно приглядеться, кто это вольничает вокруг тебя.
– Те были не из моих.
– Те носили вашу форму.
– Но не были они моими ребятами.
– Ты двоих узнал.
– Ты меня не слушал?
– О, я тебя слушаю.
– Не смотри на меня таким взглядом.
– Тебе не видно, какой у меня взгляд.
– Я и так знаю, какой.
– Какой у меня взгляд, третий префект Конгорского комендантского Войска?
– Такой. Тот, что говорит, мол, собеседник дурак, или что он медлит, или что отрицает увиденное воочию.
– Раз уж твой способ видеть настолько превосходит мой, посмотри себе за спину и скажи, он друг или враг.
Тот шел не спеша, будто бы по своим делам. Мы остановились. Он остановился, наверное, в двух сотнях шагов позади нас, не в самом проулке, а на пересечении его с дорогой, идущей на север. Быть того не может, чтоб я в первый раз заметил, что уже темно, подумал я. Мосси стоял со мной рядом, часто дыша. У того волосы короткие и рыжие. В обоих ушах поблескивали украшения. Этого самого человека я видел тогда в Темноземье. Человека этого Бунши звала Аеси. В черном плаще, что, распахиваясь, хлопал, как крылья, пробуждая ветер и вздымая пыль. Мосси вытащил меч, я свои ножи не доставал. Пыль вокруг него не оседала, она взлетала и опускалась, вихрем закручивалась и обращалась в похожих на ящериц тварей высотой со стены, потом опять разлеталась в пыль, потом обращалась в четыре фигуры, такие же громадные, как О́го, потом сваливалась пылью обратно на землю, потом опять взметалась и словно крыльями размахивала.
– Следопыт!
Мосси пустился наутек, и я за ним. Добежав до конца проулка, он метнулся вправо. По правде, он бежал быстрее Леопарда. Я разок оглянулся и увидел, что Аеси по-прежнему стоит, где стоял, а вокруг него неспокойно вьются ветер да пыль. Мы выбежали на улицу, где был кое-какой народ. Все шагали в одну сторону и медленно, будто с пожара возвращались. Если станем бежать быстрее остальных, он легко нас заметит. Мосси будто услышал меня, умерил прыть. Только прохожие: женщины, детвора и мужчины (их было больше всего) – двигались слишком медленно, да и чего им было спешить, само собой, что их постели какими были, такими и останутся. Мы обгоняли неспешно шагавших, время от времени оглядывались, но Аеси нас не преследовал. Одна женщина в длинном белом платье тащила за собой сына, тот упирался, оглядывался и пытался вырваться от нее. Ребенок поднял взгляд и уставился на меня. Я думал, что мать утащит его, однако и она тоже остановилась. Уставилась на меня, как и ее мальчик, эдаким пустым взглядом мертвеца. Мосси обернулся и тоже это увидел. Всякий мужчина, всякая женщина, вся детвора на улице смотрели на нас. Только стояли они недвижимо, как деревянные. Ни одна рука, ни одна нога не шевельнулись, даже ни один пальчик. Только шеи поворачивались: повернут шею и смотрят на нас. Мы себе знай шагаем потихоньку, они знай себе стоят болванами, а глаза их знай себе следят за нами.
– Следопыт, – произнес Мосси, но до того тихо, что я едва расслышал. Взгляды прохожих следовали за нами неотступно. Какой-то старик, шедший нам навстречу, развернулся так, что ноги у него в землю вросли, а позвоночник, как мне показалось, хрустнул. Мосси по-прежнему сжимал рукою свой меч.
– Он их околдовывает, – сказал я.
– Почему он нас не околдовывает?
– Я не…
Та мать отпустила руку сына и с воплем кинулась на меня. Я увернулся и подставил ей ножку. Сын ее запрыгнул мне на спину и вгрызался в нее до тех пор, пока Мосси не оторвал его от меня. Ребенок зафырчал, и его фырчание пробудило людей. Они все бросились на нас. Мы побежали, я локтем двинул какого-то старика по лицу и сбил его с ног, а Мосси свалил другого, шмякнув его мечом плашмя.
– Не убивай их, – предупредил я.
– Знаю.
Я расслышал шум. Какой-то мужик ударил меня камнем в спину. Мосси ударом отбросил его. Я пинками завалил двоих, взлетел на плечи еще одному и, оттолкнувшись, перепрыгнул их всех. Мосси растолкал двух мальчишек и их мамаш, пришедших им на помощь. Два молодых парня налетели на меня, и мы шлепнулись прямо в грязь. Мосси схватил одного за шиворот, рванул его вверх и отбросил к стене. «Боже, прости меня или накажи меня», – пробормотал я, прежде чем ударить другого и отправить его в беспамятство. И все ж нападавших прибывало. Кое у кого из мужчин были мечи, копья и кинжалы, но в ход их никто не пускал. Все они старались схватить нас и вывалять в грязи. Мы пробежали всего половину пути. Но тут с конца улицы донесся грохот, а с ним и вопли женщин, в воздух полетели мужчины – влево, вправо, потом влево, потом вправо, потом опять. Многие побежали. Слишком многие побежали прямо на Буффало, который пробивался сквозь толпу, сшибая людей головой и рогами. Позади него – обе на лошадях – скакали Соголон и девочка. Буффало расчистил для нас проход и фыркнул, когда увидел меня.
– Он заколдовывает всех, кто проходит тем проулком, – сообщила нам Соголон на скаку.
– Знаю.
– Кто эти люди? – спросил Мосси, но отпрыгнул назад, когда Буффало рыкнул на него.
– Объяснять нет времени, надо уходить. Мосси, они не успокоятся.
Тот оглянулся. Некоторые в толпе приходили в себя. Двое крутились рядом и разглядывали нас.
– От этих меня спасать не нужно.
– Тебя нет, зато при таком мече в твоих руках им скоро понадобится от тебя спасаться, – заговорила Соголон и указала Мосси на лошадь девочки. Сама же со своей соскочила. Многие мужчины и женщины поднимались, а детвора уже была на ногах.
– Соголон, мы уходим, – сказал я, уселся на ее лошадь и схватил уздечку.
Народ скапливался быстро, сбивался в кучу, становился единой тенью в темноте. Соголон нагнулась и принялась чертить руны на земле. «Етить всех богов, нет у нас на это времени», – подумал я. А сам смотрел на Мосси, что держался за девочку, а та ничего не говорила, была на вид печальна и спокойна, играя и на том, и на другом.
Толпа вся как один бежала на нас. Соголон чертила очередную руну на земле, даже головы не поднимала. Толпа приближалась, была в шагах, может, восьмидесяти. Соголон встала, посмотрела на нас, толпа была уже так близко, что нам были видны их глаза потерянные и лица безо всяких чувств, даром что все орали. Соголон топнула ногой, поднялась пыль и сдула всех, кого не сдуло раньше. Пыль прибивала мужчин к земле, а женщин в платьях поднимала в небо и сметала детвору. Вихрем проулок начисто вымело до самого конца.
Соголон вновь села на лошадь, и мы галопом понеслись через квартал, скакали так, будто за нами целое войско гналось, хотя на самом деле не гнался никто. Она держала уздечку, а я держался за ее талию. Когда мы выехали на разграничивающую дорогу, я понял, где мы находимся. Дом был на северо-востоке, только скакали мы не к дому. Вместо этого мы держались дороги, что разграничивала Ньембе и Галлинкобе-Матьюбе, пока она не привела нас к полноводной реке. Соголон не остановилась.
– Ведьма, ты намерена утопить нас?
Соголон рассмеялась:
– Как раз тут река мельче всего, – сказала. Буффало бежал сбоку от нее, девочка с Мосси – за нею.
– Мы же не бросим Уныл-О́го.
– Он ждет нас.
Я не спрашивал, где. Мы переправились через реку и попали, как я понял, в Миту. Миту располагалась на плодородных пастбищах, населяли ее крестьяне, землевладельцы и владельцы скота, а не горожане. Соголон вела нас к проторенной тропе, освещал которую один только лунный свет. Мы ехали под деревьями, Буффало бежал впереди, префект молчал. Он удивлял меня. На первом же перекрестке Соголон велела спешиться. Уныл-О́го вышел из-за дерева, что было ниже его, и встал во весь рост.
– Как ночь заботится о тебе, Уныл-О́го? – спросил я.
Тот пожал плечами и улыбнулся. Открыл было рот, чтобы сказать что-то, но спохватился. Даже он понимал: начни он говорить, так уж рассветет, пока он выговорится. Он огладил взглядом девочку и насупился, когда увидел спешившегося Мосси.
– Его Мосси зовут. Я тебе утром расскажу. Костер разводить будем?
– Кто сказал, что мы остановимся тут? На перекрестке? – подала голос Соголон.
– Я полагал, что у вас, ведьм, особая любовь к перекресткам, – хмыкнул я.
– Следуйте за мной, – бросила Соголон.
Мы стояли как раз посреди двух дорог. Я оглянулся на Уныл-О́го: он помогал девочке слезть с лошади и при этом делал все, чтобы оказаться между нею и префектом.
– Знаю, что не мне рассказывать тебе про десять и еще девять дверей, – сказала она.
– Так мы попали в Конгор.
– Прямо тут еще одна есть.
– Старушка, так все старухи думают про места, где дороги сходятся. Если не дверь, то какое-нибудь другое ночное чудо.
– Это, похоже, ночь твоей глупости?
– Ты боишься его. Не помню, чтоб хоть когда замечал в тебе страх. Дай-ка лицо твое разглядеть. Вот она – правда, Соголон. Не скажу, что настроение у тебя кислое или что ты всегда так выглядишь. Я знаю, кто он такой. Малец этот.
– Aje o ma pa ita yi onyin auhe.
– Курице неведомо, когда ее сварят, так что, наверное, ей стоило бы к яйцу прислушаться, – сказал я и подмигнул Соголон. Та бросила на меня рассерженный взгляд.
– Ну так и кто же он? – спросила.
– Кто-то, кого этот самый Аеси изо всех сил старается найти раньше тебя. Может, чтоб убить его, может, чтоб украсть, только хочет он найти мальца так же сильно, как и ты. И все это указывает на Короля.
– Ты поверил бы этому, если бы такое я тебе рассказала?
– Нет.
– Королю нужно стереть из памяти Ночь Черепов, тот малец…
– Тот малец – это тот, за кем он всю дорогу гоняется. Возможно, Аеси поиски ведет по его указке, возможно, рыжеголовый дьявол действует в одиночку. Я прочел петиции Фумангуру.