иком возносят хвалы богам.
Мы шагнули к Соголон, и она, не зная, что делать, дергалась туда-сюда, потом отскочила от нас подальше. Взмахнула левой рукой, но тут же опустила: от замаха стала кровоточить грудь. Она по-прежнему отшатывалась от нас, глаза ее в один миг раскрывались широко и тут же, стоило веку моргнуть, туманились, едва не сонными становились, потом разом пробуждались. Она обратилась к Мосси:
– Консорт, она собиралась обращаться с тобой, как тебе по нраву. Держи ее утробу полной, и ей будет все равно.
– Пока ей не надоест и она не отправит его в ствол, – сказал я.
– Красавцев она лелеет нежнее, чем Король своих любовниц. Такова правда.
– Не та правда, о какой ты мне поведала. Ни по словам, ни по смыслу, даже не в рифму.
Мы сдвинулись плотнее. Уныл-О́го сжал левую руку в кулак, правая его рука, вся в крови, висела плетью. Венин-с-Джекву наложили повязку на рану на ноге и выхватили кинжал, Мосси, у кого пол-лица было залито кровью, выставил два своих меча. Соголон повернулась ко мне, тому, у кого оружия не было:
– Я могла бы ураган из себя выпустить и сдуть всех вон в то окно.
– Тогда бы ты слишком ослабела, чтобы остановить у себя кровотечение и других, кто до тебя добирается. Вот вроде того, кто в Венин, – сказал я.
Она отошла и прижалась к стене.
– Все вы чересчур глупы. Ни один из вас не готов. По-вашему, я собиралась вверить судьбу севера всем вам? Никакого умения, никаких мозгов, никакого плана – все вы сюда за монетой подались, никого из вас не заботит судьба той самой земли, на какой вы срете. Что за блаженство, что за дар быть такими невеждами или глупцами!
– Никому из тут присутствующих, Соголон, умения не занимать. Или мозгов. Просто у тебя были другие планы, – сказал Мосси.
– Я говорила вам, всем вам говорила: не ходите через Темноземье. Перестаньте заходить в комнату вперед яйцами, а заходите головой вперед. Или отступитесь и позвольте вас вести. По-вашему, я собиралась доверить мальца кому-то вроде вас?
– И где ж твой малец, Соголон? Неужто ты так плотно угнездила его на груди, что мы его и не видим? – усмехнулся Мосси.
– Ни умения, ни мозгов, ни плана… и все ж, если б не мы, быть бы тебе мертвой, – заметил я.
– Богиня потока и потопа, услышь свою дочь. Богиня потока и потопа.
– Соголон, – одернул я.
– Богиня потока и потопа.
– Все еще взываешь к этой осклизлой суке? – подали голос Венин-с-Джекву. – Бунши. Ты взываешь к своей богине?
– Не говорите о Бунши, – оборвала Соголон.
– Все думаешь, что ты распоряжаться должна? – противились Венин-с-Джекву. – Она сотню лет не меняется, эта Ведьма Лунной Ночи. Скажу тебе правду. Женщина на Манте все еще зовет тебя пророком, иначе сестры поняли бы в конце концов, что ты просто воровка.
– Нам надо спасти мальца, тебе известно, куда они направляются, – заговорила со мной Соголон.
Венин-с-Джекву с повязкой на ноге, почти полностью пропитавшейся кровью, принялся медленно, подобно льву, обходить ведьму по кругу, говоря на ходу:
– Так что же эта Ведьма Лунной Ночи расскажет вам о себе? Ведь единственная, кто рассказывает сказки про Соголон, это Соголон. Она говорит вам, что происходит от воинов Уватанги к югу от Миту? Или что она речная жрица в Увакадишу? Что была тело-хранительницей и советницей сестры Короля, когда была простой водоноской, что прошлась по многим головам, чтоб пробиться в ее покои? Только посмотрите – она опять в деле. Спасает мальца королевской сестры. Она говорит вам, что никто ее об этом не просил? Она отправилась на поиски мальчика, с тем чтобы не быть больше посмешищем на Манте. И каким посмешищем! Ведьме Лунной Ночи с сотней рун и всего одним заклинанием наконец-то довелось показать себя. Может, позже она вам расскажет. Послушайте меня, вот что я вам скажу. Лунной ведьме наверняка три сотни и еще десять и еще пять лет, я вам правду говорю. Я с ней познакомился, когда ей всего двести было. Она рассказывает вам, как ей удается жить так долго? Нет? Такое она держит у себя в тощей груди. Двести лет назад я по-прежнему был рыцарем и была у меня всего одна дырка, а не две. Знаете, кто я был? Был я тем, кто сшиб ее с лошади, когда она позабыла нарисовать руну такой силы, какой хватило бы повязать меня.
Соголон по-прежнему смотрела на меня.
– А ее богинька, вы встречались с ней? Являлась небось недавно, чтоб слизью сползти по стенке? Если она богиня, то я божественный слоновый змей. Эта мелочь, дженгу, речная русалка, уверяющая, что сражалась с омолузу, когда убить ее можно одной водой морской. Ее богиня – бесенок.
– Ни один из вас не достоин жить, ни единый из вас, – произнесла Соголон, все еще глядя на меня.
– А это уж нам с богами решать меж собой, а не с тобой, воровка тел, – осадил ее Венин-с-Джекву.
– Ты всегда был неблагодарным, вонючим куском собачьего дерьма, Джекву. Убийца и насильник женщин. Почему, как думаешь, я дала тебе такое тело? Однажды все тобой содеянное случится с тобой.
– У тела этого хозяйка есть, – заметил я.
– Каждый день, еще солнце не взошло, она убегает, чтобы вернуться в буш и дать зогбану съесть себя, – отозвалась Соголон. – Куда бы мы ее ни увезли и чему бы мы ее ни учили. Уж куда больше пользы от тела ее так будет, чем ей представлялось.
– Тебе попросту хотелось, чтоб я перестал тебя с лошади сшибать, – сказал Венин-с-Джекву. – Так, как ты сама долго, очень долго вышибала людей из их тел.
– Как? – спросил Мосси.
– Меня не спрашивай, ее спроси.
– Время бежит и проходит, а малец по-прежнему у них. Тебе известно, Следопыт, куда они идут. – Соголон повела головой, оглядывая всех нас, обращаясь ко всем и не убеждая никого.
– Она не старалась убить нас, – подал голос Уныл-О́го.
– Говори за себя, – буркнул Венин-с-Джекву.
– Мы согласились спасти мальца, – произнес Мосси и подошел ко мне.
– Вы ее не знаете. Я знаю ее две сотни лет, и больше всего ее занимали козни, как приспособить человека к своей пользе. Ведь не спрашивала же она ни разу, в чем ваша польза? Я ни с кем из вас ни на что не соглашался, – выпалил Венин-с-Джекву.
– Может, и нет. Только мы идем спасать мальца, и очень может быть, что нам понадобится обманчивая Ведьма Лунной Ночи.
– От дохлой ведьмы лунной не будет вам никакой пользы.
– Как и от дохлой девчонки, что попытается пробиться через нас троих, чтобы прикончить ведьму.
Теперь уже Венин-с-Джекву метали взгляды от лица к лицу. Подцепив ногой меч павшего гвардейца, перебросили себе в руку. Ухватили за рукоять, радуясь ощущению, какое давала крепость оружия, улыбка заиграла на губах.
– Я мужчина! – выкрикнул он. – Мое имя…
– Джекву. Знаю я твое имя. Знаю, что ты, должно быть, грозный воин, сразивший многих. Помоги нам спасти этого ребенка, и это принесет тебе денег, – сказал я.
– Деньги помогут мне член отрастить?
– Такая уж чересчур хваленая штука – член, – хмыкнул Мосси. Не знаю, пытался ли он вызвать у бывших в комнате улыбку. На груди Соголон, прямо против сердца, краснело пятно. Ипундулу старался вскрыть ей грудь и вырвать сердце, но она предпочла, чтоб мы увидели, как она наземь повалится, прежде чем хоть кому-то рассказать об этом.
– Позаботься о своем сердце, – сказал я ей.
– Сердце мое чисто, – последовал ответ.
– Оно только что из груди не вываливается.
– Его никак глубоко не ранить.
– Похоже, и ничем, – вздохнул Мосси.
У комля древа поджидал Буффало с двумя лошадьми. Все, о чем мне хотелось спросить на словах, кажется, удалось передать взглядом, и бык кивнул, фыркнул и указал на лошадей. Джекву вскочил в седло первым.
– Соголон поедет с тобой, – сказал я.
– Я верхом ни с кем не поеду, – возразил он и поскакал галопом прочь.
Сзади подошел ко мне Мосси и спросил:
– Он далеко ускачет?
– До того как поймет, что пути не знает? Не очень далеко.
– Соголон.
– Может устроиться на спине Буффало.
– Как тебе угодно.
Я подхватил кусок рубахи Мосси и отер ему лицо. Кровь перестала литься.
– Всего лишь царапина, – сказал он.
– Царапина от монстра с железными когтями.
– Ты назвал его как-то.
– Дай-ка мне это, – попросил я и взял один из его мечей. Проделал дырку в низу рубахи и оторвал длинную полоску ткани. Обернул ею голову Мосси, завязав на затылке. – Сасабонсам.
– Такого не было среди имен, какие я запомнил в доме старца.
– Не было. Сасабонсам жил с братом своим. Они убивали людей, нападая с верхушек высоких деревьев. Брат его был пожирателем плоти, а он кровососом.
– На свете полно деревьев. Почему же он странствует с этой шайкой?
– Я убил его брата.
Два момента. У Сасабонсама в крыле меч застрял. Он нес на себе и мальца, и Ипундулу, а тот, должно быть, одного с ним веса.
На земле казалось, что между двумя горящими деревами расстояние в сотни и сотни шагов, что так и было. Мы уже отъезжать собрались, когда отряд пеших гвардейцев Королевы, человек десять и еще девять, может, больше, выстроился перед нами и потребовал остановиться.
– Ее Сиятельное Превосходительство сказала, что никому не позволяла удаляться.
– У Ее Сиятельного есть заботы куда важнее, чем те, что удалятся от ее сиятельной задницы, – сказал Мосси и поехал прямо сквозь строй.
Гвардейцы отскочили с дороги, когда Буффало забил передним копытом о землю.
– Стыд берет уезжать. Этот бунт… Мне видеть его в радость, – вздохнул Мосси.
– Пока рабы не поймут, что лучше уж известная им неволя, чем свобода, какая им неведома.
Мосси в ответ:
– Напомни мне затеять эту свару с тобой в другой раз.
Скакали мы всю ночь. Миновали место, где старец жил, но от дома его один только запах остался. Не уцелело ничего, даже щебня от потрескавшейся грязи и битого кирпича. По правде, это заставило меня поволноваться: а был ли дом, был ли человек – или только видения обоих. Поскольку заметил только я, то и не говорил ничего: мы проскакали мимо ничего в неясной дымке. Джекву старался держаться с нами, скача впереди, но трижды был вынужден возвращаться. Даже у меня путь не сохранился в памяти, другое дело Мосси: тот мчался сквозь ночь. Я только за бока его держался. Соголон пробовала сидеть на быке прямо, и Буффало бежал почти вровень с лошадями, но два раза она едва не падала. Мы ехали через владенье Мэйуанских ведьм, но лишь одна пробилась из-под земли взглянуть на нас, а взглянув, тут же нырнула под землю, как под воду.