Рассматривал он меня так, словно я был доселе неизвестным и очень забавным видом кролика.
— Так что, деда, возьмёшься? — спросила девчонка. Она доверчиво и нежно держала "старика" за руку.
— Можно, — кивнул Сергей Ильич. — Коли не испугается.
— Он прошел Завесу, — напомнила Сакура.
— Это было нетрудно, — отмахнулся дед. Говорили они так, словно меня рядом не было. — Симпатичный же малый, — продолжил Сергей Ильич. — Жалко будет, если пропадёт.
— Я не пропаду, — я применил Голос. Подстроил тембр, громкость, напор — так, чтобы слова мои звучали непререкаемо. — Вы должны обучить меня.
Было видно, что деда мой тон зацепил. Он вскинул кустистые брови, на тёмном лице похожие на два куска ваты. Сверкнул яркими, небесно-голубыми глазами…
— Что и кому я должен, молодой человек, вас не касается, — негромко сказал он. — Так что прекратите пробовать на мне ваши жалкие умения.
Жалкие?..
— Отныне у нас очень простые отношения: я — учитель, ты — ученик. Моё слово для тебя — закон. Я говорю — ты делаешь. И рот открываешь только тогда, когда я скажу. Ну, и чтобы поесть, конечно. От худобы надо избавиться в первую очередь.
Резко развернувшись на пятках, дед пошел прочь — прямой, как палка. Со спины было видно, какие широкие у него плечи.
Обиделся. Зря я поторопился…
— Не робей, Курои-кун, ты ему понравился, — подмигнула Сакура.
— А видно, что я боюсь?
— Аж поджилки трясутся, — расхохоталась девчонка. — Не расстраивайся: дедушка на всех производит такое впечатление.
— Я не расстраиваюсь.
Внезапно я и вправду ощутил себя ребёнком. Маленьким, напуганным и одиноким. Передо мной раскинулся огромный незнакомый мир, и как он ко мне отнесётся — зависит только от меня.
Удивительно, но эта мысль приободрила. Посмотреть на свою жизнь глазами ребёнка — не каждому выпадает такой шанс.
Цени то, что тебе даётся, Чёрный Лис. Иногда этого достаточно.
— Пойдём, я тебе всё покажу, — схватив меня за руку, девчонка побежала по дорожке, разбрасывая песок. В узком кимоно она двигалась, как танцовщица. Столько было достоинства, изящества в развороте плеч, в том, как она придерживала длинный подол…
Неужели ей всего пятнадцать? — на мгновение в ней мелькнула тень той женщины, которую я видел у трейлера.
Если Фудзи её не замечает — то он дурак.
…Пройдя сквозь выкрашенную красным лаком пагоду, мы оказались во внутреннем дворике. Довольно обширном, надо сказать.
Я замер, как вкопанный.
— Мы так не договаривались, — слова сорвались прежде, чем я успел подумать.
На светлых плитах, опушенных по краям тёмным мхом, сидело около дюжины девчонок и мальчишек. Некоторые читали какие-то свитки. Другие, закрыв глаза, делали что-то руками — словно складывали невидимые головоломки. Третьи вообще не шевелились: казалось, они спят. Но когда я подошел ближе, увидел бешеную работу мелких мускулов. Детей словно всё время били разряды тока. Лица их были бледными, губы — синими. Сквозь мелкие трещинки проступала кровь…
— Что тебе не нравится? — Сакура говорила тихо. Казалось, она боится нарушить сосредоточенность учеников.
— Это же просто школа! Я что, должен заниматься вместе с детьми?
— Это не школа, — строго поправила Сакура. — Мы называем это место Храмом Тысячи Ветров. И кроме того: ты сказал, что согласен учиться ходить, — Сакуру моё недовольство не обидело. Но в глазах девчонки я увидел что-то… Что неуловимо понижало меня в её личной табели о рангах. — Не нравится — можем прямо сейчас спуститься с горы, и я отвезу тебя к Фудзи. Выбор должен сделать ты, и никто другой.
Я отвернулся и стал смотреть на деревья. С этой стороны никакого забора не было, и лес начинался прямо за площадкой, на которой занимались дети.
Лес был старый. Стволы буков, клёнов и дубов были куда толще, чем те, что попадались нам по дороге. Подлесок был таким густым, что казался сплошной чащей. Из которой на меня кто-то смотрел…
— Я не отказываюсь учиться, — повернувшись к Сакуре, я взял её за руку. И удивился: какая твёрдая, с жесткими мозолями у неё ладошка… — Извини, я просто растерялся. Не ожидал, что здесь будет кто-то ещё.
— Дедушка — очень необычный сэнсэй, — ответила Сакура. Руку она осторожно отняла, и спрятала в рукав кимоно. — Методика обучения, которую он разработал, в десятки раз сокращает процесс обучения. К сожалению, процент отсева тоже очень высок, — девчонка говорила фразы, словно давно заученные наизусть. Но это нисколько не умаляло их значимости. — И есть люди. Такие, как ты, например. Готовые рискнуть.
— Потому что не хотят тратить годы на обучение в обычной школе?
— Скорее те, — она говорила медленно, подбирая каждое слово. — Кого в "обычные школы" не берут. Понимаешь… — она помолчала. — Вы с Фудзи — даймё. Для вас открыты двери любых вузов в мире — стоит только захотеть. Но ещё есть такие, как я. И как они, — Сакура посмотрела на учеников. — Никто не примет их в государственную школу Начал. А в частную им поступить попросту не по карману.
— Аристократы и бедняки? — спросил я. — Одним всё, другим — ничего? Знакомая картина.
— Не всё так плохо, — улыбнулась Сакура. — Любой ребёнок в Ямато может получить обычное образование. Самое лучшее, которое позволят его ум и терпение. И даже стать умэем — использовать эфир без инициации. Вот, например, повара: почти все они — умэи шестого дана. Многие считают, что хорошая кухня без влияния эфира вообще невозможна.
— Но сэнсэем может стать только аристократ, — кивнул я. — Хорошо, я понял. Твой дед — революционер. Тайно обучает пролетариат, чтобы когда-нибудь тот смог сбросить иго аристократии.
— Ничего ты не понял, — выдохнула Сакура. — Но это не страшно. Поймёшь потом. Если выживешь.
А я вдруг вспомнил, как она применила "крик баньши" — тот противный звук, от которого из ушей идёт кровь. Сакура сказала, этому её научил дед…
— Скажи-ка, а ты тоже училась… здесь? — я повёл рукой над площадкой.
И тут заметил, что один парнишка — рыжий, с волосами, связанными в тощую косичку, начал заваливаться на бок.
Не думая, я бросился к нему, упал на колени и успел подхватить его голову в тот миг, когда она должна была удариться о плиты.
Глаза пацана закатились, на губах выступила пена. Его с ног до головы потряхивало, тело было покрыто липкой плёнкой холодного пота.
— Что происходит?
Сакура тоже оказалась рядом. Опустившись на колени, она положила руку мальчишке на лоб и прикрыла глаза.
— У него кризис.
— Что это значит?
— Сейчас в его теле борются несколько стихий. Он не справился, хапнул слишком много. И они овладели его душой. Если он сумеет взять себя в руки, прекратит панику и сосредоточится — выживет.
— А если нет?..
Сакура молча пожала плечами.
— Стихии — очень серьёзный противник, — наконец сказала она. — А как говорит мой дедушка, слабый герой не вывезет большую пьесу.
— Хочешь сказать, помогать ему нет смысла?
— Стихии не оставят его в покое. Он или победит их, или они его уничтожат. Сейчас, или в другой раз — не важно.
— Жестокая философия, я бы сказал.
— Он знал, на что идёт. Каждый из здесь присутствующих сделал свой выбор: всё, или ничего.
Глава 14
Всё, или ничего.
Так сказала Сакура. Ты выживешь и овладеешь эфиром, или погибнешь. Хорошая философия. Очень мотивирует.
Проснулся от того, что стало трудно дышать. Не успев открыть глаза, получил такой удар по щеке, что голова мотнулась в сторону.
Что? Где я?..
Платой за секундное замешательство стала вторая пощечина.
Верхом на моей груди сидел здоровый мальчишка. Злые змеиные глаза, и такие же быстрые движения.
— Эй, новенький! Пора вставать. Сэнсэй ждать не любит.
Всё ясно. Обычные школьные заморочки. Дети — хищники. Пока твёрдый панцирь взрослых условностей не сковал их разум, ведут себя, как в стае — крыс, или волков, не важно. Наверху обычно самый сильный и самый наглый. Под ним — прихлебатели, ещё ниже — шестёрки.
Я это уже проходил на улицах Ёшики.
Главное правило — не выказывать слабости. Тебя могут избить до полусмерти, но нужно подняться, утереть сопли и кровь. А потом улыбнуться.
Хорошо, что это уже в прошлом, и я — далеко не ребёнок.
Перехватить замахнувшуюся руку и сбросить мальчишку на пол, вскочить, принять стойку… За спиной — несколько восхищенных вздохов.
— Он сбросил Такеду! Ну, сейчас начнётся…
Мальчишка был крупнее и старше. Крепко сбитое тело, широкая кость — фермерская кровь. Лицо плоское, выразительное. И очень злое.
— Эй, новенький! Я тебя щас закопаю.
— Копалка не выросла.
Смех прихлебателей.
Лицо Такеды багровеет, кулаки сжимаются, вокруг них появляется явственное голубое свечение.
— Я тебе сердце вырву! Я тебя в узел завяжу! Я тебе…
— Слишком много угроз, — окончательно проснувшись, я быстренько оценил обстановку.
Трое ребят сзади — перекрывают путь к бегству. Двое по бокам. Передо мной — заводила. Сияние вокруг кулаков густеет, наливается мощью. Я чувствую, как встают дыбом волоски на руках.
Словно отозвавшись на провокацию, у меня в животе расцветает горячий цветок. Жар поднимается по груди, перетекает в руки — и вот у меня в ладонях серебряный шар.
Выброс энергии происходит одновременно, синяя и серебряная молнии сталкиваются.
Вспышка — и нас с Такедой кидает в разные стороны.
Под спиной трещат лёгкие сёдзи, я падаю на пол в куче щепок. С той стороны, куда улетел мой противник, слышен грохот глиняных черепков — Такеда врезался в горшок с бонсаем.
Внезапно в глаза ударяет солнце. Я щурюсь, ничего не понимая. Встаю.
Там, где был бамбуковый домик — спальня для нескольких учеников — только обломки. В воздухе до сих пор летают клочки соломы с крыши. Прихлебатели залегли на пол, прикрыв головы руками.
Такеда вытирает тыльной стороной руки кровь из губы, я тоже чувствую неприятную влажность под носом.