— А как же Великий Магистр?
— А что… Великий Магистр?
— Вы сказали, выше нас — только Государь. Так какое место в вертикали власти занимает Великий Магистр?
— Его милость граф Бестужев, Данила Андреевич, Великий Магистр Ордена Четырехлистного Клевера, Благостного и Светозарного, является «вещью в себе», — сказал Соболев. — Он не занимает никакого места в вертикали власти. Так как Орден не имеет права вмешиваться в дела мирские — коими заведует Государь.
Я кивнул, принимая информацию к сведению. А потом сказал:
— Я вот всё думаю… А не мог Шива захватить тело этого Бестужева?
— Обоснуй.
— Ну, сколько было покушений за последние сутки? И зачем ваша смерть Великому Магистру? Если он, так сказать, «не у дел»?
— Ты себе даже не представляешь, сынок, на что способен магистр… Впрочем, завтра у тебя будет отличная возможность разузнать всё из первых рук.
— Завтра? — я не удержался, и зевнул. После всех треволнений, я боялся, что даже если увижу Шиву прямо сейчас — предпочту лечь в кровать.
— Мы с тобой устраиваем бал, — улыбнулся Соболев.
Глава 9
На Ёшики я мало интересовался светской жизнью богачей. Мы существовали в совершенно разных мирах — хотя и находились в одном пространстве.
Конечно, в подготовку Посланника входили элементарные знания об этикете, культуре поведения за столом и даже танцах. Но всё-таки большая часть времени уделялась отнюдь не верховой езде.
Дипломатия, нейролингвистика, психология, а также навыки ведения боя и командование армиями. Сыскное дело, особенности резидентуры, ремесло шпионажа… Чрезвычайный Посланник должен уметь вписаться в любое общество — и занять в нём место, наиболее выгодное для выполнения миссии.
Балы, приёмы и другие увеселительные мероприятия в этот перечень не входили. В силу того, что и преступники полагали: куда легче затеряться среди бедняков. Которые в любом из миров составляли самые широкие слои населения…
Так вот, о балах. Мой друг и соратник Лёва Полесов был без ума от светской жизни. Благодаря ему, наша гостиная в Корпусе была завалена инфокристаллами, посвященными коронациям, инаугурациям и прочим акциям. Особенно ему нравились «Балы Дебютанток».
Лёва не пропускал ни одного: благодаря баснословному жалованию, и нехватке времени его тратить, он вполне мог позволить себе билеты и качественные наряды для посещения мест, которые так любят освещать в своих репортажах борзописцы.
И разумеется после, он обожал хвастаться своими похождениями…
Словом, несмотря на то, что я всеми силами избегал быть вовлеченным в светскую жизнь, кое-что я о ней знал.
Но вместо того, чтобы испытать уверенность в своих силах, я дико разволновался.
Чёрный Лис — боец невидимого фронта. Мы не привыкли выставлять себя напоказ, никто никогда не оценивал наших действий, а открыто говорить о работе мы имеем право только с личным психиатром, состоящим на службе Корпуса.
Так что попасть на бал, где вполне очевидно я стану центром пристального внимания — это испытание.
Я даже пожалел, что князь рассказал мне об этом накануне вечером, а не утром, например. Поспать так и не удалось…
Собственно, я даже не попал в свои апартаменты. Заплутал, выйдя из библиотеки, и пройдя через несколько роскошных залов, вновь оказался у подножия лестницы, которая вела к Кладенцу.
Вызвав лифт — теперь я откуда-то знал, как это сделать, — я поднялся в зимний сад, к Артефакту.
Показалось, внутри что-то изменилось. То ли растения стали как-то гуще, пышнее, то ли бабочек прибавилось… Пробравшись сквозь заросли — тут и там вспученные корни выбирались из кадок с перегноем и змеились по полу, — я вновь присел у прудика, рядом с камнем.
Почему-то казалось, что здесь моё место. Здесь было спокойно, уютно, и возникало непередаваемое, очень тёплое ощущение: я — дома.
Ну и, кроме всего прочего, робость внушал замок Соболева. Его размеры, его роскошные залы, белые мраморные, с золотой искрой полы, гулкие комнаты наборного полированного паркета, в котором морем огней отражались светильники, все эти статуи, вазы, портреты, барельефы и гобелены… Создавалось чувство, что я попал в музей древней истории.
А в музей, как известно, приятно иногда сходить — приобщиться культурки, как говаривал Лёва; но никак не жить в нём.
Если Нефритовый Дворец в Киото хотя бы вполовину так роскошен, как замок Соболева, я вполне понимаю, почему Фудзи нравится жить в трейлере.
Мне не нужно было прикасаться к Кладенцу — продолговатому чёрному камню в центре бассейна, чтобы чувствовать своё сродство с ним.
От Артефакта исходила вполне ощутимая сила. Она пропитывала всё пространство, изливалась за пределы башни, и даже за пределы поместья.
С удивлением я убедился, что незримый барьер, установленный мною после нападения неизвестных захватчиков, остаётся на месте. Сквозь него свободно проходил воздух, летала мелкая ночная мошкара, и даже бегали собаки. Но люди…
Я насчитал троих, пытавшихся «пробиться» сквозь невидимую черту. Каждый из них был вооружен — пистолетами, гранатами и Хранители не представляют чем ещё. Вероятно они — эмиссары пресловутого магистра, князя Бестужева, с которым я познакомлюсь завтра.
И Государь… Интересно: он почтит своим вниманием бал, который устраивает его лучший друг?..
Мысли о Государе, магистре и предстоящем мероприятии как-то отодвинули, затушевали мысли о Шиве. Да, я всё ещё хотел поймать Разрушителя и отправить на Ёшики — или убить, если этого сделать нельзя. Но волна новых впечатлений затопила мой разум, вытеснив вбитые в Корпусе директивы.
Да и сам Корпус Посланников, вместе с Древом миров, сейчас казался наваждением. Сном. Воспоминанием. Чем-то, что ушло в прошлое и никогда не вернётся.
Тряхнув головой, я сосредоточился. Я — Чрезвычайный Посланник. Я — Чёрный Лис. Я прибыл в Тикю для того, чтобы остановить Шиву.
И я это обязательно сделаю.
Но завтра, — точнее, уже сегодня, — меня ждёт бал. Что бы это не значило.
Спустившись из башни, у подножия лестницы я застал Коляна. Тот, прямо как вчера, сидел на стуле, в толстом вязаном жилете и очках, и читал газету.
Протянув руку, я с любопытством пощупал краешек. Тонкая, словно невесомая бумага, испещренная чёрно-белым текстом и плохого качества фотографиями. Удивительное ощущение.
Колян свернул газету в квадратик не больше ладони, и спрятал в карман.
— Ну… Как дела? — голос телохранителя-дворецкого был спокоен и даже заботлив. Но был в нём и невысказанный вопрос.
— Нормально, — я решил принять нейтральный тон. Пока не разберусь, в чём, собственно, дело.
— Ну и ладушки, — Колян поднялся и зашаркал мягкими шлёпанцами по коридору. Словно и сидел тут лишь для того, чтобы отметить мой выход из башни…
— Что-то случилось? — нагнав телохранителя, я пошел рядом.
— Да вроде нет, — тон его был само добродушие. — Просто подумал: может, ты захочешь поговорить.
— На самом деле да, — я вдруг понял, что так и есть. Поговорить с Коляном — это именно то, что мне сейчас нужно.
Он всё знает о здешней жизни. И главное — прекрасно понимает моё положение. Он не будет насмешничать, как Фудзи, и не будет говорить обиняками, как князь. Откуда-то я знал: я могу спросить его о чём угодно. И он ответит.
— Тогда пойдём завтракать, — по мере продвижения по замку, Колян по-хозяйски гасил лампы. Через окна поступало уже достаточно света.
— Просторно тут у вас, — сказал я, когда мы шли через огромный холл. Ковёр, размером с футбольное поле, не закрывал всей площади, а ютился в центре, под столом, на котором возвышалась сложная композиция из живых цветов. — Одна уборка чего стоит.
Наше здание в Корпусе тоже было довольно обширным. Но там был строгий функционал: поглощающее пыль и мусор напольное покрытие, сверхпрочный пластик и унифицированная самоочищающаяся мебель.
— Да, приходится потрудиться, — добродушно согласился Колян. — Но видишь ли, Каховка — это родовое поместье Соболевых. Они тут живут уже лет триста. Так что привыкай.
— Да мне-то что? — я дернул плечом, неожиданно почувствовав смутное раздражение. — Я — всего лишь пассажир. Надолго не задержусь.
Колян неопределенно хмыкнул, но так ничего и не сказал.
А я вдруг понял, что меня раздражает. Не замок. И не его обитатели. Я сам. Потому что мне здесь нравится. Нравятся эти люди — Колян, Соболев, Фудзи… Нравится стюардесса Татьяна и девушка Сакура, которая осталась далеко, на Сикоку. Загадочная Хякурэн — начальница Имперской безопасности Ямато, и её отец, босс якудза Итиро Янака.
Все они были настоящие. Их всех объединяло одно качество: желание полноценно прожить свою единственную жизнь. Испытать в полной мере все превратности судьбы, которые она готовит.
Побывав в более чем сотне миров, прожив множество коротких жизней, постоянно притворяясь кем-то другим, я хотел то же, что было у них. Своё место в мире. Свою судьбу, своё предназначение. Только вот в чём проблема: я занимаю чужое место. Я здесь вместо другого парня. И если окружающие согласились принять эту условность, считать меня принцем, княжичем, внуком… Я был не готов.
И даже если я попытаюсь смириться, и соглашусь принять на себя чужую судьбу, директивы Корпуса, вбитые на подсознательном уровне, закодированные в электроимпульсы моего разума, этого не позволят.
— Проходи, садись, — Колян придвинул высокий табурет к столу, а сам принялся хозяйничать у плиты. — Яичница по-охотничьи: оленина, свежие помидоры, красный перец. Устроит?
Я кивнул. Кухня была небольшая, очень уютная. Чувствовалось, что Колян здесь не в первый раз.
— Не думал, что в таком здоровенном доме такая маленькая кухня, — я разглядывал узор на обоях — переплетение желтых треугольников с белыми полосами. — Думал, здесь будут громадные котлы, камины для жарки целых кабаньих туш — всё в таком духе.
— Кабаны у нас водятся знатные, — Колян бросил на сковородку два громадных, розовых на срезе куска мяса. Запахло невообразимо вкусно, и у меня потекли слюнки. — За домом есть дубовая роща — они приходят туда за желудями. Как-нибудь покажу, занятное зрелище. Есть и кухня со всем таким, о чём ты думаешь — в подвале. Сейчас там готовят праздничный ужин на три сотни го