— Спасибо, — сказал пацан и впился зубами в бок груши. Когда он открыл рот, стало видно, что двух верхних передних зубов у него нет.
— Что, выпали молочные зубы? — спросил я. Просто не знал, о чём ещё поговорить с мальчишкой, но страшно не хотел, чтобы тот доел грушу и ушел.
— Ага, — он продолжал жевать. Сок потёк по подбородку, и мальчишка вытер его тыльной стороной руки. Которую, в свою очередь, не думая обтёр о не слишком новые джинсы.
Хороший такой мальчишка. Симпатичный.
— Я тут подумал, — сказал он, съев грушу без остатка, аккуратно положив на край стола лишь твёрдый коричневый хвостик. — Всё-таки немножко на зелёного Лиса ты похож.
— И чем?
— Такой же глупый.
— Ну спасибо…
— Зелёный Лис тоже не хотел верить в свои способности. Ну в то, что может прыгать до неба, мчаться быстрее молнии… Всякое такое. А потом взял, и поверил, что он — самый крутой сэнсэй на планете. Принял свою сущность.
Протянув руку, По взял фигурку лиса и принялся вертеть её так и эдак. Оглаживал пальцами, даже понюхал.
— Вот как… — примечательно, что слова мальчишки перекликались с теми, что говорила госпожа Салтыкова.
— Ага, — он сидел на стуле, болтал пухлыми ногами и улыбался щербатым ртом.
Мальчишка. Такой умненький, воспитанный… И самое главное: что и как он говорит… А ведь я здесь уже две недели, и слыхом не слыхивал ни о каких детях.
— Послушай, По… — он устремил на меня яркие, как чёрные вишни, глаза. — Ты ведь не сын кого-то из слуг, верно?
— Не-а, — и он стал болтать ногами с удвоенной энергией.
— И вообще, ты появился в Каховке лишь недавно. Может, сегодня утром, — пацан стал кивать, одновременно громко хихикая. Это несколько отвлекало — голос у него сделался довольно пронзительным.
Догадаться было несложно — имея на руках все данные. Сомнения, конечно, оставались…
Да нет, не может быть. Он — всего лишь маленький мальчик, у которого едва выпали молочные зубы, и не может быть прославленным сэнсэем с загадочного острова Окинава.
Внезапно мальчишка перестал смеяться. Спрыгнул со стула и подошел к кровати вплотную. Положил мне на грудь деревянную фигурку…
— Тебе надо принять свою сущность, чёрный Лис, — сказал он серьёзно. Детское пухлощекое лицо выглядело очень потешно с таким взрослым выражением, но я смеяться не стал. — Дух леса недоволен. Приняв его сущность, ты запер его в темнице и не даёшь выйти наружу.
— Я не знаю никаких духов, — сказал я. — Я просто пришел в ваш мир, чтобы поймать преступника. Сделав это, я должен уйти.
Мальчишка продолжал стоять рядом, и молча смотреть на меня. Так хозяин смотрит на собаку в ожидании, когда та выполнит команду. Казалось: он передаёт мне мысленное послание: — ну… Давай. Давай!..
Я погрузился в его взгляд, утонул в нём, и вдруг… оказался в лесу. На поляне. Напротив стоял лис и смотрел на меня. Лис выглядел плохо: шерсть свалялась, в уголках глаз запеклись желтые катышки.
В глазах его был укор, осуждение. Он как бы говорил: это ТЫ со мной сделал.
Моргнув, я вновь оказался в палате, на своём скорбном ложе.
— Так вот в чём проблема, — я горько усмехнулся. — Ты хочешь сказать, что я не считаю это тело своим. И поэтому не могу исцелиться.
— Видишь, как просто, — улыбнулся пацан. — Душа. Тело. Разум, — он выставил мне под нос, один за другим, три пухлых пальца. — Одно целое, — он сжал кулак. — Пока ты ведёшь себя, как гость — дух леса не примет тебя, как дом не принимает нежеланного гостя. Стань хозяином.
— Я не имею права, — слова давались с большим трудом. В горле образовался комок из рыболовных крючков, который я никак не мог проглотить. — Забыть о том, что это не моё тело, не позволит Кодекс. Первая директива: Посланник не является хозяином тела. Посланник обязуется заботится о теле реципиента, и вернуть его неповреждённым. В случае аварии реципиенту будет выплачена компенсация, достаточная…
— Остановись, — сказал По. — Отгадай загадку: выглядит, как панда, пахнет, как панда, и мурлычет, как панда. Кто это?
— Э… Панда?
— Нет! Робот-нянька в виде панды. Настоящие панды не мурлычат. И вообще довольно глупые создания… Но дети будут ВЕРИТЬ, что робот — настоящий зверь. Потому что он ведёт себя, как панда.
— Интересная у тебя загадка.
— Сам придумал.
— Значит, по-твоему, я должен поверить в то, что я — Владимир Антоку.
— Да верь во что хочешь. Хоть в Санта-Клауса. Главное, перестань думать, что это — не твоё тело. Твой разум выбрал именно его — для того, чтобы воплотиться в нашем мире.
— Я не понимаю, как это могло быть. Я не знал о Тикю ровно до того момента, как метасендер вычислил, куда отправился Шива.
— Ты же встретил своё тотемное животное, верно?
— Лис? Ты говоришь о лисе?
— Встретить своё тотемное животное — это Карма, — сказал пацан. Голос его звучал удивительно по-взрослому. — И теперь ты должен принять его, сделать неотъемлемой частью своей сущности. Это Предназначение. Тогда ты сможешь выполнить то, что задумал. А это уже — Судьба.
Мальчишка погладил меня по голове, зачем-то вытер руку о штаны, шмыгнул носом, и пошел к двери.
Если честно, он не сказал мне ничего нового. Где-то в глубине души я и сам понимал, что проблемы со здоровьем у меня из-за того, что невозможно устранить разлад между телом и разумом. Дело было в другом: я абсолютно не понимал, как это исправить. Директивы впитывались Посланниками на клеточном уровне. Считалось, что мы просто не можем их обойти…
— Ах да, забыл сделать самое главное, — смешно переваливаясь на пухлых ножках, мальчишка вернулся.
Ничего не говоря, он торжественно возложил обе ладошки мне на грудь, а затем крепко зажмурился.
Всё лицо его участвовало в процессе: веки сомкнулись настолько плотно, что пошли складками. Щеки надулись, губы стянулись в ниточку.
— И-и-и-Х! — выдохнул пацан, а потом открыл глаза и отряхнул руки так, словно к ладоням пристали крошки. — Ну, вот и всё. Ты здоров.
— Здоров? — я ничего не почувствовал. Ни жара, который сопровождает работу с Эфиром, ни ледяного холода. Я вспомнил, как меня лечила пожилая целительница на Сикоку: ничего похожего сейчас не было.
— Сними бинты, — и мальчишка, подмигнув, вновь затопал к двери. — Давай, снимай. Нечего разлёживаться.
Я потянулся за ножницами. Они лежали на столике рядом, словно ждали именно этого момента. Сделал один надрез, другой… Остальное разодрал руками и отбросил ненавистные тряпки в бурых пятнах.
ПОД БИНТАМИ БЫЛА АБСОЛЮТНО ГЛАДКАЯ, ЗДОРОВАЯ КОЖА.
Глава 15
Лимузин Соболева подвёз меня к самому крыльцу. За рулём был Колян — только ему князь доверял настолько, чтобы выпустить драгоценного, чудом выжившего наследника из Каховки.
Посмотрев в окно и прочитав адрес, я удивился. И насторожился.
В конце концов, именно Колян должен был охранять меня во время злополучного бала…
— Лубянка-38, - сказал я вслух, обращаясь к телохранителю. — Разве не здесь находится резиденция ордена Четырехлистного Клевера?
— КИБ делит с ними здание, — пояснил Колян. — Пару лет назад у ордена ещё был свой замок — крепостные стены, ров, всё остальное. Но по личному распоряжению Государя, им пришлось «переехать» на Лубянку, под крылышко к мадам Салтыковой.
Ясно. В собственном замке Бестужев чувствовал себя эдаким королём в своём личном королевстве. И дальновидный Святослав сделал «ход конём» — лишил магистра главного преимущества.
Но даже близкое соседство с мадам Салтыковой не помешало графу строить козни. А может, и подстегнуло: Бестужев мечтает вернуть былое могущество. И в последнее время действует очень жестко.
На высокое крыльцо вышел человек в военной форме. Капитан, судя по нашивкам.
— Это за тобой, — пояснил Колян. И точно: человек подошел к лимузину и открыл дверь с моей стороны. — Я буду туточки, — сказал телохранитель, чуть повернувшись назад и бросая многозначительный взгляд на капитана. — И еще… Не делай и не говори там ничего такого, чего не стал бы делать я. Лады?
— Спасибо, что подбросил.
Я выбрался на тротуар и впервые вдохнул московский воздух.
Пока я валялся в постели, наступило настоящее лето. Солнце жарило вовсю. Липы осыпали прохожих ароматной желтой пыльцой, над дорогой, над металлическим стадом автомобилей, реяло горячее облако из выхлопных газов и ругани водителей.
Мимо, по тротуару, независимо трусил крупный пятнистый пёс.
Капитан молча открыл передо мной тяжелую дверь.
В самом здании пахло картонными папками, серым солдатским сукном и чёрным чаем.
Миновав несколько рамок — капитан всякий раз расписывался в толстой тетради привязанной на верёвочку шариковой ручкой — мы наконец попали в холл, где меня ждала сама мадам Салтыкова. Миниатюрная женщина в светлом брючном костюме. Короткие пёрышки волос зачёсаны со лба на бок, щеки и подбородок напудрены. В руках — очки в золотой оправе, почему-то она не любит надевать их на людях.
— Смотрю, знакомство со специалистом с Окинавы пошло вам на пользу, — это было вместо приветствия. Мадам Салтыкова сразу повернулась и направилась вглубь здания, к широкой лестнице, которая выше расходилась на две галереи.
Цок-цок металлических шпилек взлетает под потолок, но маленькую женщину не волнует то, что на стук её каблуков оборачиваются буквально все.
Линии силы, — отметил я про себя. — Когда она идёт, все взгляды прикованы к ней. Каждый старается встать так, чтобы хоть краем глаза видеть мадам Салтыкову…
— Вы не просто занимаете очень высокую должность, — сказал я. — Вы здесь главная. Хозяйка.
— Я всего лишь секретарь, — обронила она, кивком приветствуя какого-то важного господина. Тёмно-синий мундир, орденские планки покрывают грудь сплошной бронёй. Три подбородка компенсируют отсутствие талии.
Синий мундир вытянулся на ступеньке во фрунт, и даже героически попытался втянуть живот. Она прошла мимо не повернув головы. Чуть заметный наклон — и всё.