Ключа, получается, она не нашла…
— Но мне казалось, что ты — из тех, кто считает наоборот.
— Ты ошиблась, — я тоже наклонился и тщательно ощупал парня. Ничего. Только винтовка с примкнутым штыком, которую я аккуратно разрядил и переложил в дальний угол.
Возможно, мой голос прозвучал более резко, чем она заслуживала, но… Если Любава — из тех кровожадных маньяков, что оставляют за собой горы трупов, нам точно не по пути.
— Я тоже не люблю убивать, — вдруг сказала девушка. Даже когда она стояла рядом, — только руку протянуть — я её не видел. Только лицо. Оно словно повисло над землёй, и в рассеянном сумраке блиндажа казалось прозрачным и неземным. — За это меня считали слабой, — она отвернулась, и теперь я слышал только голос. — Я… провалила последний экзамен. Не смогла выстрелить в человека с мешком на голове.
— Ты его пожалела? — я боялся нарушить то хрупкое доверие, которое, кажется, начало между нами возникать.
— Не особо, — подняв руку к волосам, она что-то достала. Что-то тонкое, невидимое — я угадал, что в руках Любавы что-то есть, только по осторожным движениям пальцев.
Встав на колени перед дверкой, она начала что-то делать с замком.
— Но я тогда подумала: я не знаю, кто это. Совершил ли этот человек злодеяние, или его просто обрекли на смерть, потому что мне нужно сдать экзамен? Убивать по чужому приказу, ради «галочки» — нет уж. Это не моё. И я ушла, — она всё шурудила в замке двери, расположенном так низко, что пришлось согнуться в три погибели.
Наконец там громко лязгнуло, Любава просунула кончики пальцев в щель и начала тянуть на себя.
Я помог.
Когда мы открыли дверцу достаточно, чтобы просунуть руку, оттуда шибануло таким густым смрадом, что я задохнулся. Запахи давно не мытого тела, экскрементов, протухшей еды… А ещё запах отчаяния. Страха. Так пахнут попавшие в ловушку звери.
Обнадёживало одно: я слышал хриплое учащенное дыхание. Значит, пленник жив. И теперь всё будет хорошо.
— Надо вытащить его из этого ужаса, — сказала Любава. Протиснувшись в дверцу, она исчезла из моего поля зрения. Там, внутри, было темно, холодно и страшно.
Она не из робких, — подумал я. — И не из брезгливых.
— Тяни, — мне в руку ткнулся кусок ткани, которым была обёрнута конечность. Ну конечно, это рукав стильного некогда пиджака в ёлочку, который любил надевать Фудзи… Значит, это он.
Была, была у меня гаденькая мыслишка, что Шива и здесь меня переиграл. Что нет здесь никакого Фудзи, а есть просто какой-то страдалец, попавшийся под руку.
Но сейчас, услышав дыхание и увидев кусочек знакомой ткани, я наконец-то поверил в удачу.
Изо всех сил вцепившись в этот рукав, я потянул на себя.
— Осторожно, — голос Любавы звучал как-то сдавленно. — Он изранен.
Я подставил другую руку, потянул осторожнее… А потом додумался «подсунуть» под Фудзи ложноножку Эфира. Честно говоря, я ожидал, что ничего не выйдет — если в этой конуре свинцовые стены, магия не сработает. Но всё получилось. Тело поднялось, как на невидимой гравитележке, и плавно скользнуло через узкую дверцу… Любава направляла движение с той стороны.
Света в тесном доте хватило на то, чтобы понять: дела Фудзи плохи. Голова обезображена настолько, что относительно чистым оставался лишь клочок золотых волос на затылке. Руки, всё тело, ноги — всё было в глубоких ожогах. Некоторые раны были подсохшими, с коркой гноя. Другие — совсем свежими.
Его пытали. Зачем?..
— Камера не свинцовая, — сказал я, ощупывая Фудзи на предмет новых повреждений.
— Что? — переспросила Любава. Её голова как раз показалась из «норы».
— Свинец, — повторил я. — Я думал, они сделали свинцовый бункер, чтобы держать в нём магов.
— У него на шее какой-то ошейник, — сказала девушка.
Я раздвинул то, что осталось от рубашки — точно. Гладкая полоса металла плотно врезалась в кожу.
Сзади, на шее, кожа вспухла мокрым пузырём, а затем лопнула, образуя гноящуюся язву.
Ошейник заварили прямо у него на шее!
— Уроды, — прошептала Любава.
— Надо его снять. Иначе я не смогу исцелить раны.
— Ты умеешь исцелять? — в её глазах появился какой-то странный свет.
— Да, но нужно избавиться от свинца.
— Можно попробовать этим, — она показала тонкую леску. На вид — из обычной стали.
— Шутишь?
— Это алмазная пилка. Отойди, дай мне место.
В бункере было тесновато. Троим взрослым — почти не повернуться.
Мы с Любавой поменялись местами, пробравшись через друг друга. В какой-то момент моей голой руки коснулась кожа обнаженной щеки — мягкая и шелковистая. Затем — что-то упругое и тёплое…
— Держи его, — скомандовала Любава и натянула свою леску над свинцовой полосой.
Она провела вдоль ошейника раз, другой, и тот чуть заметно разошелся.
— Теперь я, — подхватив пальцами обе створки, я с усилием их разжал. — Подними ему голову, — прошипел я сквозь зубы. Фудзи всё ещё был без сознания, и тело его было тяжелым, как колода.
Как только свинцовая полоса была отброшена, я приложил ладони к груди Фудзи и послал в его тело тонкую струйку Эфира.
Сначала нужно понять, насколько всё плохо. Потом напитать силой его исстрадавшееся сердце. Потом взяться за самые серьёзные раны…
Сосредоточившись на лечении, я забыл обо всём. И вышел из транса, когда Любава довольно чувствительно ткнула меня в бок.
— Сюда идут, — сказала она.
Глава 20
Мне потребовалась пара мгновений на то, чтобы сообразить, о чём речь: уйдя в лечение Фудзи с головой, я перестал осознавать действительность.
Глядя на Любаву, я моргнул раз, другой, — она нетерпеливо вздёрнула брови.
— Солдаты, — пояснила девушка. — С оружием. И через тридцать секунд они будут здесь.
Дот расположен с краю, — я лихорадочно соображал, что делать. — За ним — бруствер, патрульная тропа, еще один бруствер, и голая следовая полоса вдоль забора. Нужно во что бы то ни стало добраться до…
Меня схватила рука. Она держала мёртвой хваткой, сдавив кожу жесткими складками.
— Не оставляй меня здесь.
— Фудзи!.. Как ты себя…
— Время вышло, — сказала Любава и скользнула к выходу из дота.
Наверх вело семь ступенек. Но я потерял её из виду гораздо раньше: Любава включила стэллс-режим.
Уже были слышны резкие команды, громкий топот ног в тяжелых ботинках, звяканье железа — кто-то передёргивал затвор автомата…
— Я должен ей помочь, — попытался отцепить пальцы, но Фудзи держал крепко. Словно от этого зависела его жизнь.
— Я туда не вернусь, — прошептал он спёкшимися губами. — Это место… Темнота и вонь…
— Не вернёшься, — я всё-таки освободился от его хватки, и скользнул к выходу из дота.
И столкнулся с заслоном из чёрных дульных зрачков и примкнутых штыков.
Где Любава? О том, что она могла сбежать, бросив нас с Фудзи одних, я даже не думал. Наверняка девчонка затеяла какую-то каверзу…
— Не двигайся, — прозвучал шепот у меня в голове. — Я разбросала мины-ловушки.
И тут они начали срабатывать. Солдаты делали к нам ещё один, последний шаг, и под ногами у них затрещало, полетели искры, в воздух взвились серые клубы дыма.
Дым был настолько густым, что скрыл нападавших почти полностью. Солдаты заметались, заходясь в кашле, кто-то открыл стрельбу, ему ответили…
А к нам, прикрываясь паникой, приближались пятеро человек в очень знакомых чёрных обмотках…
— Это синобу, — сказал я Любаве. — Имей в виду: они пришли нас убить. Так что…
— Я сказала, что НЕ ЛЮБЛЮ убивать, — призрачный шепот, казалось, рождается прямо в костях черепа. — Но не говорила, что НЕ УМЕЮ.
А я уже вставал во весь рост, одновременно вытягивая из-за спины меч когатана, короткий, короче моей руки.
Невидимость, — пришла в голову мысль. — Костюм даёт отличную защиту, так что у нас есть шансы прорваться.
На меня навалились трое синобу — возможно, они умели как-то «видеть» сквозь личину костюма, но скорее всего, имели при себе портативные детекторы магии.
Одним словом, стэллс-режим помогал не слишком, но прочность костюма я оценил, когда один из нападающих попытался вогнать мне под ребро короткий нож — кончик вспорол ткань, но застрял в волокнах, чуть оцарапав кожу.
Где-то рядом крутилась Любава — я видел прозрачную фигуру, по которой то и дело пробегали обрывки отражений травы, асфальтированной дорожки и обтянутые чёрным конечности синобу.
— Ты как? — спросил я, делая обманное движение, и прикладывая рукоятью по затылку одного из врагов.
— Прекрасно, прекрасно, — она лишь чуть запыхалась, но то, что я видел, внушало уверенность: один из противников Любавы уже лежал на земле, свернувшись, как раздавленная гусеница — ладонью он пытался зажать рану на руке.
К сожалению, к нам бежали ещё солдаты. Казалось, вся военная часть стекается в этот угол, к крохотному пятачку земли, где мы с Любавой блокировали вход в подземелье.
— Пока нас окружают синобу, солдаты не получат приказа стрелять, — сказал я вслух.
— Значит, танцуем, — откликнулась девушка.
И вдруг она отключила стэллс-режим. Стройная гибкая фигура стала видимой, но вдобавок Любава сняла капюшон.
— Ты с ума сошла?..
— Психологическое преимущество, — ответила она между двумя красивыми, почти балетными па — кончик носка достал висок одного из синобу, пятка заехала в диафрагму другому… — Не всякий мужик решится стрелять в девчонку.
Стремительным движением она поднесла руку к голове, и волосы вдруг заполоскались на лёгком ветру, как огненный лисий хвост.
Лиса, — подумал я восхищенно. — Это знак…
Меч мелькал в моих руках — тренировки с Коляном органично слились со школой сингонсю Владимира. Когатана стал частью меня самого.
Ранить, — напоминал я себе. — Не убивать.
Как только люди в чёрном попадают наземь, нас накроет шквальным огнём.
Мельком, краешком глаза, я увидел Разумовского. Он стоял на безопасном отдалении. Прямой. С саблей у бедра. И целился в кого-то из нас из пистолета.