Я не видел, что находится с другой стороны силового поля — настолько плотным был огонь. Но скорее всего, это какая-то площадь, любое открытое место.
Лица моих союзников были сосредоточены, в глазах каждого билось отражение его стихии — и только глаза мадам Салтыковой оставались прозрачными и спокойными, как прохладная заводь в жаркий летний день.
Я не стал их отвлекать.
Надев капюшон стэллс-костюма, вытащил меч и прошел сквозь силовое поле. Не слишком задумываясь, я откуда-то знал, что у меня получится.
И вот я уже на другой стороне…
Да, я не ошибся: то была небольшая площадь, где-то на окраине. Вокруг — обшарпанные пятиэтажки, какие-то магазины, несколько старых вязов и дубов. Одно из могучих деревьев горело. Как гигантский факел, выбрасывая во все стороны искры, и угрожая подпалить крышу ближнего дома. Вверх устремлялся раскалённый поток дыма, в котором крутились истлевшие в пепел листья.
Но это были частности.
Лимузин, притулившийся у северного края площади, рядом с каменным строением, похожим на заброшенный склад — окна выкрашены серой краской и заколочены, крыша местами провалилась — обступили несколько магов.
Девять, — охватив взглядом всех сразу, определил я.
Все в деловых костюмах, с тонкими бородками, с унизанными перстнями пальцами и серьгами в правом ухе. Почему-то именно они мне бросились в глаза — кольца серёг, желтого металла, толстые в основании. Это делало магов похожими друг на друга, как спортсменов одной команды.
Они посылали в защитный купол потоки Эфира, преображенного таттвой огня. Как только я это уяснил и присмотрелся получше, в одном из магов сразу же узнал Золотарёва — подручного верховного магистра, приходившего в Каховку с намерением обвинить князя Соболева в магических преступлениях.
Пока эти мысли проносились в моей голове со скоростью света, я начал действовать. Игры кончились. Началась неприятная реальность.
Подобравшись к одному из магов, я всадил меч ему в диафрагму. Глаза мужчины расширились, он открыл рот, чтобы выкрикнуть проклятье, но не успел — горло затопило кровью, она хлынула изо рта на подбородок.
А потом он упал.
Я не стал включать стэллс-режим. И даже снял капюшон. Я хотел, чтобы они меня видели. Чтобы в сердцах магов поселилась паника, и они послали сигнал о помощи.
Бестужев — вот кто был моей целью. Я должен встретиться с ним, чтобы убить Шиву.
Почувствовав, что поток энергий нарушился, соседний с убитым маг оторвал взгляд от силового поля и посмотрел на меня. Глаза его округлились, губы стали похожи на букву «о», а руки переместились в иное положение… Я почувствовал, что он сейчас ударит, что заряд Эфира уже готов лететь в мою грудь.
И он это сделал.
Я, что называется, принял удар на грудь. Поступил так, как советовал инстинкт.
Пропустил мощный импульс через своё тело в ступни, и дальше — в землю.
И перенаправил его же энергию обратно.
Асфальт под ногами мужчины вспучился, разошелся каменным цветком, из центра которого появился огненный шар… Он поглотил человека в одно мгновение. Осталась только закопчённая звёздчатая воронка.
Теперь на меня обратили внимание остальные. Им пришлось. В живых оставалось семеро, и их явно не хватало для того, чтобы пробить силовое поле вокруг лимузина. А я… Я казался более лёгкой мишенью.
Третьего мага я заколол мечом — он не ожидал, что вместо импульса силы в его грудь полетит простая полоска металла. Четвертого…
А вот добраться до четвертого я не успел: маги наконец-то договорились между собой и объединили усилия.
Я едва успел выставить прозрачный силовой щит, как в него обрушился эфирный молот. Ноги ушли в асфальт по щиколотки, я чувствовал, как трещат и наливаются болью кости ступней, как между моей кожей и уплотнившейся тканью костюма образуется тонкая скользкая плёнка — кровь.
Не в силах сдержать совместный удар шести магов, я опустился на колени. Я чувствовал, как Эфир обтекает меня, словно вода, а мой щит становится всё тоньше, и всё ближе прилегает к телу… И вдруг подумал: если получилось с одним, почему бы не перенаправить энергию шестерых?
Преобразовав свою ауру так, чтобы получилось что-то вроде пустого кувшина, я принялся ждать, пока он не наполниться до краёв. Один… Два… Три!
Эфир выплеснулся волной, накрыв с головой всех шестерых. Не устоял на ногах и я. Было такое чувство, что кувшином стало моё собственное тело. И вот теперь я опустошен. Выпит до донышка.
И самое страшное: маги рассыпались в пепел. Как сгоревшие прутики.
Такого эффекта я не ожидал. Я хотел просто опрокинуть их, выбить из колеи, заставить испугаться.
Но если подумать… Если подумать, так даже лучше. Шива поймёт, что я перестал шутить. Что теперь важно только одно: кто кого. Я — или он.
Как только в глазах перестали плясать красные всполохи, я огляделся.
Сердце упало.
За границей опалённого асфальта, на котором неприятно отпечатались светлые контуры упавших тел, стоял… Не знаю, как это называется в Тикю, наверное, бронетранспортёр. Ощетинившись стволами автоматов, его облепили солдаты.
Не маги. Обычные ребята. Возможно те, кто проходит срочную службу…
Вот здесь я пас. Я просто не могу причинить вред людям, которых настолько превосхожу в классе — я чувствовал, что могу раздавить их, как жука-многоножку. Всех сразу. Одним движением брови.
Они только выполняют приказы, — билось в голове. — Они не виноваты в том, что Бестужев затеял переворот. Их подняли по тревоге, пригнали сюда и приказали стрелять… В кого — они могут даже не догадываться.
Я сидел на асфальте и смотрел в глаза одному из солдат. Совсем молодой парнишка, не старше меня. Каска ему явно великовата, бронежилет болтается, как на вешалке. Манжеты камуфляжной куртки подвёрнуты.
Не отрывая от меня взгляда серых, переполненных страхом глаз, он медленно поднял ствол винтовки и нажал на спусковой крючок…
Щелк-щелк — закашляла винтовка. Но пули почему-то не полетели. Да и сам ствол неумолимо пригибался к земле.
К солдатам, минуя меня, шла маленькая женщина в бледно-розовом костюме, шелковой блузке, у шеи повязанной кокетливой чёрной ленточкой, в удобных туфлях-лодочках на низком каблуке…
Она ничего не делала. Просто стояла перед строем вооруженных солдат — и они опускали оружие. Одновременно раздался тонкий мелодичный звон: очередь, выпущенная первым солдатиком, тем самым, которому я смотрел в глаза, и у которого не выдержали нервы… Эти несколько пуль просто попадали на асфальт.
— Я — Салтыкова Дарья Валерьяновна, секретарь Комитета Имперской Безопасности, — негромко, но отчётливо сказала она.
Над головой госпожи Салтыковой появился большой щит с эмблемой. Двуглавый орёл на фоне солнечного диска… Был он величиной с крышку канализационного люка, и на вид — такой же тяжелый.
Щит мирно поблёскивал серебром и вращался по часовой стрелке.
— Вас ввели в заблуждение, — продолжила говорить мадам секретарь. — Последние несколько часов вы выполняли приказы врагов отечества. Но государь Святослав справедлив. Он никогда не наказывает невиновных. Если вы сейчас же принесёте клятву верности мне, после подавления мятежа вас амнистируют. Внимание! — она подняла изящную руку. — Сейчас я сниму магический полог. Каждый из вас должен принять самостоятельное решение, не основанное на принуждении и магическом давлении.
Ничего не изменилось. Только по площади промчался лёгкий ветерок, напоенный запахами ванили и заварного крема.
Я глубоко вдохнул этот вкусный, такой уютных запах…
Солдаты спрыгивали с боков бронированной машины, складывали оружие на землю и шли к маленькой женщине. Каждый, подойдя, опускался на одно колено, и склонял голову. Салтыкова стояла ровно, как статуя — только ветерок игриво ерошил седые, похожие на пёрышки прядки волос и слегка теребил подол розовой юбки.
Ко мне подошел Фудзи, с другой стороны встала Любава. Выглядели они усталыми, но в глазах у обоих светилось удовлетворение от хорошо проделанной работы.
— А я нашел Шиву, — сообщил я так, словно речь шла о потерянном зонтике.
— Думаю, Бестужев это предвидел, — кивнул Фудзи. — Вот и устроил нам весёлую жизнь.
— Как думаешь, он испугался? — спросила Любава. Она обозревала окрестности, ненадолго задержав внимание на светлых контурах на асфальте. — Никогда не видела, чтобы с Эфиром обращались так, как ты, — голос её звучал угрюмо, даже как-то обиженно.
— Это комплимент? — на всякий случай уточнил я.
— Это зависть, чудовище моё, — за Любаву ответил Фудзи. — Чёрная, густая, как смола, зависть.
— А вот и нет, — девушка сложила руки на груди и надула губки. — Стихия воздуха — всё равно самая пластичная.
— Успокойся, любовь моя, — Фудзи ласково потрепал девушку по плечу. — Умей проигрывать достойно.
— Да ничего я не проиграла…
— Вы до сих пор не понимаете, да? — развернувшись, я оказался лицом к лицу с ними, моими друзьями. — Это не игра! Вы что, не видите?.. — оглянувшись, я повёл рукой вокруг, охватывая закопчённые дома, горящее дерево, бронированную машину и вереницу солдат рядом с Салтыковой. — Ещё чуть-чуть — и ТАК будет везде. По всей России, по всему миру.
Фудзи состроил трагическую мину.
— О-о-о, сдаётся мне, друг Курои вышел на тропу войны, — сказал он заговорщицким шепотом, обращаясь к Любаве. — Отойдём в сторону. Не будем ему мешать.
И подмигнул.
А я вдруг увидел, что рубашка у Фудзи вся серая, и держится на одной пуговице. Что волосы его, хоть и зачесанные назад, отчаянно нуждаются в шампуне, что ключицы, скулы, подбородок — заострились так, как это бывает у людей, перенесших тяжелую болезнь.
Но он всё равно находит в себе силы иронизировать и шутить.
Мне стало стыдно. И почему я так завёлся?.. Из-за Шивы? Я чувствую его тяжелую поступь, его смрадное дыхание — и не могу остановиться.
Или… Из-за Любавы? Да, мне не понравилось, как мой друг фамильярно зовёт её «любовь моя». Это отделяет их от других. Намекает на то, что у них есть что-то ОБЩЕЕ.