Честно сказать, я не представлял, что делать. Не растерялся, нет — просто не мог понять, как противодействовать этой несокрушимой природной силе.
Но когда я посмотрел на друзей, и с губ моих уже готовы были сорваться слова покаяния — ведь это я втянул их в эту смертельную игру, — на палубу, как ошпаренный, выпрыгнул старик Кагосима.
В руке у него зачем-то была бадейка для мытья палубы и швабра на длинной ручке. Ветошь, длинными лохмами намотанная на швабру, походила на волосы утопленника.
Размахнувшись, Кагосима запустил бадейкой в стену воды — к ручке была привязана крепкая верёвка, которую рыбак держал в покрытых шрамами руках.
Выдернув ведро, он водрузил его в центре палубы, макнул в него швабру, а потом… Принялся мыть потёртые облупившиеся доски.
Все мы — Белый Лотос, Фудзи и даже Ватанабэ вылупились на Старика так, словно он только что, совершенно внезапно, сошел с ума.
Один только Дед при виде действий Кагосимы победно вскрикнул, а затем с удовольствием хлопнул себя по ляжкам.
И сделал нам всем знак разойтись пошире — дать Кагосиме место.
И было уже видно, что он не просто решил помыть пол на пороге гибели… В действиях Старика угадывался особый ритм, движения выглядели красивыми и плавными, словно он танцует под слышную одному ему музыку.
В глазах светился священный огонь. И огонь этот был материальным — в нём плясали серебряные сверкающие пылинки. Они оседали на мокрые доски палубы, создавая очень сложный рисунок.
Его нельзя было охватить одним взглядом. Или понять, что это такое… Единственное, что я смог ухватить — это был иероглиф.
Дед, выразив свой восторг, бросился помогать: когда в ведёрке кончилась вода, он негромко засвистел, и прямо из стены воды вырос гибкий усик и ткнулся в ведро. Оно сразу наполнилось.
Шли секунды. Кагосима усердно работал шваброй, как кисточкой, Дед продолжал негромко насвистывать. И по мере того, как палуба Кобаяши Мару покрывалась иероглифами, Мальстрем замедлял своё кружение.
Судно двигалось всё медленнее.
Но стена воды, ранее казавшаяся твёрдой, как стекло, теперь начала размягчаться. По ней побежали ручьи, а в одном месте даже выпрыгнула рыба… Бросив на нас ошалелый взгляд выпученных глаз, она ввинтилась обратно в стену и в панике заработала плавниками.
Мы утонем, — подумал я. — Мальстрем нам больше не угрожает, но нас потопят тонны обрушившейся воды…
— А ну!.. Навались! — вдруг заревел над самым ухом Дед.
Он выставил руки открытыми ладонями вверх — словно собирался удержать всю толщу воды. И вдруг я понял, что он создаёт элементарный щит. Тоже понял руки, и увидел, что все остальные — Фудзи, Хякурэн, Ватанабэ — встали в круг и прибавили свои силы к нашим.
Старик Кагосима самозабвенно танцевал в центре этого круга. Швабру-кисточку он уже бросил, и теперь с удовольствием шлёпал босыми ногами по лужам, оставшимся от его художеств.
Штанины его холщовых штанов, размухрённые по низу, были мокры до самых бёдер, но это не мешало Кагосиме совершать красивые медленные движения.
Глаза его были закрыты, а каждая чёрточка, каждая складочка на лице выражали спокойствие и умиротворение.
Под палубой что-то мягко толкнулось — словно гигантская рыба подставила свою спину, и нас понесло наверх, к солнечным лучам и… пиратам.
Которые, к сожалению, никуда не делись.
Всё так же они, как стервятники, кружили над нами, всё так же зловеще развевались их драные плащи, всё так же злобно скалились белые маски.
Когда мы наконец всплыли, вода вокруг успокоилась, а мы все, одновременно, опустили уставшие руки — было такое чувство, что в мускулы предплечий мне закачали по хорошей порции огня, — щит утратил свою силу.
В лицо полетели морские брызги, шлёпнула мокрая и холодная ладонь ветра…
Но пираты почему-то не спускались. Вместо того, чтобы прикончить нас одним мощным выхлопом — было очевидно, что запас прочности как экипажа, так и Кобаяши Мару, иссяк, — они продолжали кружить на приличной высоте, только изредка издавая пронзительные вопли. Совсем, как вороны, которые только и ждут, когда жертва наконец-то испустит дух.
— Они боятся, что ты снова начнёшь палить по ним из винтовки, — прокомментировал их нерешительность Фудзи.
— Ну что ж, — я устало улыбнулся. — Не буду их разочаровывать…
Хотя у меня была мысль, что как только я забыл о Трикси, она рассеялась, растворилась, как облако, винтовка никуда не делась. Я нашел её там, где оставил: у борта судна, заботливо прикрытую куском брезента от воды.
Но стоило мне сделать пару выстрелов — не прицельно, а скорее так, для острастки, — как пираты испарились.
Свечками взмыв над Кобаяши Мару, они растворились в грозовых тучах, от которых небо было похоже на старое провисшее одеяло.
— Они вернутся? — спросил я. Даже напрягая зрение изо всех сил, я больше не мог разглядеть никаких чёрных точек.
— Кто их знает? — Фудзи устало опустился на палубу, и окунув руку в ведро с остатками воды, вытер лицо. — Тьфу-ты, солёная. А я и забыл…
— Скорее всего, они полетели за подмогой, — сказала Хякурэн, усаживаясь рядом с Фудзи. Прислонившись спиной к борту, она блаженно вытянула ноги и расслабилась.
Лицо девушки осунулось. Подбородок заострился, скулы сделались более чёткими, придавая ей непривычную суровость.
— Не вернутся, — авторитетно заявил Дед. Выплеснув остатки воды, и тем самым смывая серебряную пыль иероглифов, он перевернул бадейку и уселся на неё, как на табурет. — Теперь будут знать, кто в доме хозяин.
— Ага, — к нему присоединился Кагосима. Аккуратно прислонив швабру к стене рубки, он вышел в центр палубы и небрежно опёрся на плечо сидящего Деда. — Что-что, а уж ЗНАТЬ они теперь будут.
И он усмехнулся — немного мрачновато, на мой взгляд.
— По-моему, у нас сейчас возникнут проблемы посерьёзней, — объявил Фудзи, глядя в небо.
Я последовал его примеру, а спустя пару секунд негромко присвистнул.
— Не свисти, — строго предостерёг Ватанабэ. — Ветер накличешь.
— А только его нам сейчас и не хватало, — задумчиво сказала Белый Лотос, тоже наблюдая за небом.
— Вы что, испугались бури? — спросил я.
Ну да. Даже на мой взгляд, небо выглядело предельно зловеще. Тучи толпились на нём, как бродяги в очереди за бесплатной похлёбкой. Они так же злобно толкались локтями, бормотали угрозы и бросали друг на друга гневные взгляды-молнии.
— Мы это называем штормом, детка, — ответил на мой вопрос Ватанабэ.
Из уст мальчишки он звучал довольно высокомерно.
— Да какая разница, как это называть? — я пожал плечами. — Давайте призовём стихии и разгоним это безобразие.
На меня посмотрели снисходительно. На меня посмотрели с сожалением. На меня посмотрели, как на идиота.
— Друг мой, — сказал Фудзи. — Будьте так любезны, не сочтите за труд, вызовите пожалуйста… ну хотя бы простенький огненный шарик.
— Да легко… — я искренне не понимал, в чём проблема. Пока не попытался выполнить высокопарную просьбу Фудзи. — Ежиный студень!
— Вот и я об том же, — скорбно покачал головой мой друг. Мы выжаты. И даже не как лимоны. Как тряпки. Как старые половые тряпки, которыми долго мыли полы, а потом прополоскали, хорошенько отжали и высушили на солнце. Иными словами, в нас не осталось ни капли Эфира.
Почувствовав противный холодок на спине и совершенно неуместную дрожь в коленках, я потянулся к Кладенцу.
И не почувствовал. Я видел незримую связь, что соединяла меня с фамильным Артефактом. И через эту связь я уловил какую-то непривычную вибрацию. Кладенец спал.
Иначе это назвать не получалось — ведь я давно заметил, что отношусь к Артефакту Соболевых, как к живому существу. И определить по-другому это медленное тягучее состояние просто не мог. Кладенец погрузился в сон — надеюсь, оздоровительный и восстанавливающий силы. Подобный тому, в который впадает сильно уставший человек.
Полагаю, остальные чувствовали то же самое. А учитывая, что только у меня была сильная связь с фамильным Артефактом — скорее всего, намного хуже.
— Значит, мы бессильны перед надвигающейся стихией, — невольно у меня вырвался короткий смешок. — Победить пиратов, выжить в Мальстреме… И потонуть из-за банального дождя.
— О, ты просто не представляешь, что это будет за дождь! — Дед закатил глаза, как бы в предвкушении.
— Мы почти вошли в пролив, — поддержал его Кагосима. — Ветер будет метаться от одного берега к другому, а потом подниматься вверх, сгоняя тучи в одно место, — и он продемонстрировал, как сгребает невидимую кучу листьев. — Из-за его скорости вода в проливе превратится в бурный поток. Но он не будет нестись из внутреннего моря во внешнее. Нет, течение начнёт метаться, как сумасшедший по мягкой палате. Мальстрем покажется тебе жалким трюком, которые устраивают клоуны в детских бассейнах.
— Значит, всё кончено.
Внезапно на меня снизошло спокойствие. Как ватное одеяло, прижало оно мои плечи к палубе, окутало голову и приглушило все звуки. Дышать стало тяжело и жарко, но я не жаловался: что толку, если поделать больше ничего нельзя…
— Как это нельзя? — Белый Лотос вскочила на ноги. Она словно услышала мой внутренний монолог, и он ей очень не понравился. — Старший помощник! Задраить все люки. Кок, пробегитесь по судну и проследите, чтобы всё было накрепко принайтовлено к палубе. Дед, спускайтесь в машинное, и… в общем, сделайте всё, что можно, — она перевела дыхание и посмотрела на нас. Во взгляде её читалась не слишком скрываемая досада: а к чему же приспособить этих неумех, чтобы не путались под ногами?..
— Ну? — ревниво спросил Фудзи. Вероятно, он тоже уловил этот не слишком лестный посыл. — А нам что делать?
— Вам?.. — она покачалась с носков на пятки. — Оставайтесь на палубе, сколько это будет возможно. Привяжитесь к чему-нибудь и… Постарайтесь, чтобы вас не смыло за борт.
Отвернувшись, она тут же принялась карабкаться по узкому трапу в рубку.