Шторм тем временем приближался. Это выглядело, как сплошная стена черноты, просверкиваемая молниями, клубящаяся, рассекаемая косым ливнем.
Отдельные капли уже долетали до нас. Они были крупными, как градины, но всё равно летели почти горизонтально — настолько силён был ветер.
— И что? — спросил я. — Мы совсем, совсем ничего не можем сделать?
— Ну почему же? — Фудзи лучезарно улыбнулся. Всегда завидовал его несгибаемому духу и просто бездонному оптимизму. — Согласно приказа шкипера, мы должны покрепче привязаться, и молить о снисхождении Эфирналий, духов стихий. Во всяком случае, именно так поступают те, кто бездумно потратил все запасы энергии в битве с пиратами.
Я вытер лицо и встал спиной к ветру. Точнее, попытался: как и обещал Кагосима, он дул сразу со всех сторон, сгребая воду вокруг Кобаяши Мару, как хозяйка сгребает муку на столе в горку, прежде, чем начать месить тесто… Подняв голову, я увидел в ярко освещенной рубке две тени: Хякурэн и Ватанабэ. Склонив головы, они о чём-то совещались.
— Вода уже поднимается! — мимо пронёсся Кагосима. Желтый плащ его блестел от воды и хлопал на ветру. Широкополая непромокаемая панама держалась на макушке исключительно благодаря завязкам под подбородком. — Если повезёт, проскочим в пусанский фарватер раньше, чем натолкнёмся на скалы… — и он скрылся на корме. Последние слова его унёс ветер.
Крепко держась за верёвку, протянутую по всему борту и удерживаемую стальными кольцами, я вглядывался в приближающуюся стену воды. На брызги я уже внимания не обращал. Штаны, тельняшка, даже стельки в резиновых сапогах — всё было мокрым, так что какая разница?
— Ты видишь что-нибудь? — прокричал Фудзи мне прямо в ухо.
— Ты имеешь в виду пиратов?
По-моему, только совсем больной на голову маг мог бросить вызов такому буйству стихий.
— Нет! Я имею в виду те скалы, о которых говорил Старик. — Если мы налетим на них с такой скоростью…
— Я понял.
И мы принялись вглядываться в стену дождя — в надежде увидеть тёмную подступающую тень раньше, чем воткнёмся в неё носом.
И тут судно накрыла первая волна. Она пришла внезапно, как простуда, вздыбилась над бортом, и обрушилась на палубу с яростью потопа. Судно задрожало, просело под тяжестью рухнувших тонн воды… но выровнялось. Вода, сердито шипя и исходя пеной, ушла в круглые отверстия, проделанные вдоль всего борта над палубой.
Но не успели мы с Фудзи прийти в себя, или просто набрать воздуха в лёгкие — за первой пришла вторая волна. И обрушилась она с другой стороны, сбив меня с ног и прокатив по всей палубе. Спасла только верёвка — кажется, она называется фалинь — за которую я продолжал цепляться со всем упорством утопающего.
— Может, спустимся в кубрик? — прокричал Фудзи. — Там хотя бы сухо…
На миг я представил кубрик. Тесное, как консервная банка пространство. Гул воды за стеной. Запахи рыбы, раскалённого масла и дайкона с камбуза, натужный рокот движка под ногами…
— Нет, — я решительно потряс головой. — Лучше уж здесь.
— Как скажешь.
И мы с новой силой вцепились в верёвку.
Я был дико благодарен Фудзи за то, что он остался со мной. Да, мы боролись со стихией — но плечом к плечу, как всегда. И это внушало надежду.
А вот если бы я остался один, наедине со всеми своими мыслями… Кто знает? Не показалось бы мне более лёгким решением просто разжать руки?
Кавасаки пока держался. Иногда он переваливался с боку на бок, как неуклюжая утка на льду, иногда клевал носом воду, высоко задирая корму. Мы с Фудзи нашли себе местечко возле рубки. Здесь не так сильно заливало, да и удары ветра чувствовались чуть меньше. Иногда даже удавалось перекинуться ободряющим взглядом или словечком…
Но я продолжал следить и за небом — возможно, в надежде увидеть наконец-то желанный просвет в тучах, а возможно — полагаясь на интуицию. На то дурное предчувствие, которое твердило, что так легко мы не отделаемся. И потому первым заметил приближающуюся точку…
Сначала я всё же не поверил глазам. Ну какой сумасшедший решится на полёт в такую погоду — да пусть даже за все Артефакты мира?
Но точка приближалась, и я толкнул Фудзи локтем, подбородком указав направление. И когда мой друг тоже её увидел, стало до скрежета зубовного очевидно, что это не обман зрения.
— Что будем делать? — вопрос был глупым. Не представляю, что мы могли поделать — учитывая, что у нас совсем не осталось энергии, а этот новый маг полон сил — судя по тому, как бесстрашно он рассекает струи дождя и не сдаётся под порывами ветра.
— Когда он подлетит ближе — стреляй, — закричал Фудзи.
Глава 12
В тот момент, глядя на Фудзи, я подумал, что мой друг — гений. Почему такая простая, очевидная мысль не пришла в голову мне?
Наверное, ветер был слишком силён, и выдул последние крупицы здравого смысла…
Я попытался дотянуться до того места, где спрятал Трикси. Фалиня не хватило, и хотя мне было очень страшно, пришлось отпустить канат, чтобы добраться до укромного уголка под лебёдкой, куда я спрятал винтовку в преддверии шторма.
Не поднимаясь на ноги, я как можно быстрее пополз по палубе. Кобаяши Мару выбрал именно этот момент, чтобы накрениться на правый борт, и не удержавшись на скользких досках, я плюхнулся в гору сетей, накрытых брезентом. Хорошо хоть, не было больно… Но когда судно накренилось на другой борт, меня вновь потащило, и только в последний момент я успел схватиться за какую-то верёвку.
Вряд ли мне понадобилось много времени, чтобы подобраться к лебёдке, но когда я достал Трикси и наконец-то смог посмотреть в прицел, маг был уже близко.
Если другие пираты парили на дисках, похожих на щиты, этот летел на чём-то, до боли похожем на доску для сёрфинга. Даже повадкой и движениями новый пират напоминал спортсмена, оседлавшего волну: ноги чуть согнуты, корпус напряжен, руки раскинуты для равновесия…
— Что ты медлишь? — закричал Фудзи. Между нами было всего несколько метров, но его голос почти утонул в завываниях ветра и грохоте волн.
А я и сам не смог бы назвать причину. Просто… этот воздушный сёрфер казался другим. Я не видел в нём тьмы. Того густого облака дурных намерений, которое окружало его предшественников, словно погребальный саван.
Напротив, его сопровождал свет: в густых, как суп из моллюсков, тучах неожиданно образовался просвет. И луч солнца, прорвавшийся в эту приоткрытую небесную дверь, безошибочно отыскал летучего сёрфера, уткнулся в него, и больше не отпускал.
Зрелище было завораживающее: человек, парящий между двумя клубящимися стихиями, небом и водой, облитый солнечным светом.
— Это что-то другое, — хотел крикнуть я Фудзи, но он уже и сам понял: новому гостю не страшны пули, пусть даже и выпущенные из волшебной винтовки.
И самое главное: возникло устойчивое чувство, что он пришел с миром.
По мере приближения гостя шторм утихал. Там, где он промчался на своей доске, уже сияло солнце — ослепительная полоса, в которой плясали золотые пылинки. И когда эти пылинки оседали на воду, волны успокаивались, а вода становилась тягучей и маслянистой, как жидкое золото.
Ветер, взвыв ещё несколько раз на прощанье, унёс своё недовольство куда-то в другое место. Вероятно, на материк — там он перевернёт несколько рыбацких лодок, снесёт парочку крыш и успокоится.
Когда гость наконец-то приземлился на палубе, вокруг стояла тишь да гладь. Лишь покрытое обрывками водорослей море и быстро расходящиеся облака напоминали о том, что ещё несколько минут назад в этой точке мира царил полный бардак.
Незнакомец стоял подбоченившись. Костистые ноги самоуверенно попирали отмытые до блеска доски палубы, глаза смотрели пронзительно и ясно, на губах блуждала улыбка.
На вид ему было около тридцати. Хорошо сложен, широк в плечах. Длинные чёрные волосы свободно полощутся по спине, стянутые лишь тонкими косицами, отходящими с висков. Брови очень широкие, тоже чёрные. Но они совсем не портят его лица, уравновешивая большой нос и довольно тяжелую челюсть. В целом, гостя можно было назвать необычным, но красивым.
Мы с Фудзи даже не думали ничего говорить: просто глазели на этого незнакомца, одетого в простые белые штаны до колен и такую же рубаху. На шее, в открытом вороте, виднелась целая куча ожерелий: из цепочек и кусочков меха, из зубов неведомых тварей, длиной в мой мизинец. Из монеток, согнутых под необычными углами гвоздей и даже камешков, сквозь дырочки в которых был пропущен кожаный ремешок.
Что характерно: человек был совершенно сухим. Его длинными чёрными волосами играл ветерок.
Послышался осторожный скрежет, а потом люк открылся и на палубу выбрался Старик Кагосима. Подслеповато щурясь на солнце, он подошел к незнакомцу, и внимательно оглядел со всех сторон.
Потом хмыкнул, утёр лицо рукавом и произнёс с вызовом:
— Ну здравствуй, Тоётоми Хидэёси.
— И тебе не хворать, Кагосима Миямото, — не остался в долгу гость. Но голос его звучал спокойно и дружелюбно.
— Эй, Кусуноги! — громко позвал, обращаясь к настежь открытому люку, Старик Кагосима. — Выходи. К нам с тобой гости.
— Всё-таки гости? — лукаво уточнил Тоётоми. В голосе его не было ни угрозы ни страха.
— Не помню, чтобы мы расставались врагами, — прищурившись, ответствовал Кагосима.
— А раз гости, то может, угостите меня чашечкой чаю? — спросил этот невероятный человек и широко улыбнулся.
И тогда Кагосима шагнул к нему, раскрывая объятия.
Пока они стояли, покачиваясь из стороны в сторону, хлопая друг друга по спине и смеясь, меня в бок толкнул Фудзи.
— Пошли на камбуз, — позвал он шепотом.
— Зачем это? — мне очень хотелось досмотреть, чем всё закончится.
— Помнишь, гость изъявил желание выпить чаю? А законы гостеприимства обязывают уважать желания гостей… Тем более таких, которые усмиряют шторм одним своим появлением.
Из рубки по трапу уже спускались Хякурэн и Ватанабэ. Белый Лотос неотрывно смотрела на гостя. С удивлением я заметил, что на ней нет своеобычного желтого плаща, а надета красивая, под цвет глаз, голубая саржевая курточка, вышитая по вороту зелёными нитками. Волосы, хоть и наспех, причёсаны и уложены в изящную причёску, скреплённую заколкой с голубой глицинией…