Всего четыре года назад Хирата обходил эти улицы в звании простого досина – патрульного, низшего чина вооруженной полиции. Ему предстояло всю жизнь разнимать драчунов и ловить мелких жуликов, жить в тесном бараке, чтобы в конце концов жениться на дочери такого же досина и передать сыну свое скромное ремесло.
И вот случай свел его с главным следователем сёгуната, а верность и таланты возвысили до должности первого помощника Сано, в каковой он и оставался с тех пор.
Поначалу, только прибыв в замок Эдо, Хирата жил опасениями – как бы не подвести хозяина и не опозориться, получив в распоряжение сотню других подчиненных, в большинстве своем старше, опытнее и знатнее его. Стремление остаться на плаву держало Хирату в постоянном напряжении, но в конце концов старания принесли успех и укрепили к нему доверие. Теперь он избавился от первоначальной робости и излишней взыскательности к себе и смеялся, оглядываясь назад.
Сёгун души в нем не чаял, все во дворце искали его расположения, видные кланы соперничали за право породниться с ним. Как только они с Сано закончат расследование убийств в храме Черного Лотоса, будет принято решение, которая из прекраснейших и богатейших девиц на выданье станет его женой. Мысли о женщинах вызвали к жизни воспоминание, выведшее Хирату из состояния благостной мечтательности. Что сегодня нашло на Мидори? Всегда такая милая, беззаботная – и вдруг на тебе! С чего она захотела стать сыщицей? Мидори ему нравилась, они приятно проводили время, но ее нынешние капризы сбивали с толку. Спешиваясь у высокой каменной стены и кованых ворот полицейской управы, Хирата покачал головой. Ох уж эти женщины! Поди их пойми!
Охрана ему поклонилась, конюх увел жеребца. Досин, прибывший с тройкой гражданских помощников и арестантом, закованным в кандалы, поприветствовал его и первым пропустил во двор. Пока Хирата шел мимо казарм и конюшен, бывшие сослуживцы отвешивали ему поклоны. В приемной основного корпуса высились квадратные колонны, поддерживая низкий потолок с незажженными бумажными фонарями. Сквозь потолочные люки и зарешеченные окна лился солнечный свет, пронизывая клубы дыма из трубок многочисленных посетителей, столпившихся перед низким постаментом, на котором восседали четыре секретаря, принимавших граждан и отправлявших рассыльных.
– Добрый день, Хирата-сан, – произнес один из них, главный секретарь Утида. Его подвижная, комичная физиономия расплылась в улыбке. – Чем могу быть сегодня полезен?
Хирата часто обращался в полицейскую управу в поисках сведений, а Утида был сущим кладезем свежих сплетен и новостей.
– Мне понадобится ваша помощь в опознании женщины и ребенка, что погибли в пожаре у храма Черного Лотоса, – ответил Хирата.
– Стало быть, вы хотите знать, не заявлял ли кто об исчезновении людей? – подсказал Утида. После кивка Хираты он состроил унылую мину и произнес: – К сожалению, проследить судьбу отдельных лиц в этом городе очень непросто.
– Знаю, – ответил Хирата.
Все горожане по месту жительства объединялись в группы с выборным старостой во главе, которому поручалось вести учет новорожденных, умерших, приезжих и выбывших на вверенной ему территории. Чиновники замка Эдо производили перепись дворов даймё и предводителей бакуфу. Гигантские по объему регистрационные записи хранились в местных храмах. В полицейской же управе о происшествиях в патрулируемых районах двести сорок досинов докладывали непосредственному начальству из пятидесяти ёрики, а те накапливали донесения в своих кабинетах. Таким образом, сведения, разыскиваемые Хиратой, существовали, но до них еще надо было добраться.
– Потому я в первую очередь понадеялся на вас.
– Что ж, слышал я о нескольких исчезновениях... – Лицо Утиды сморщилось в гримасе крайней сосредоточенности. – Весной из квартала увеселений в Ёсиваре пропала шестнадцатилетняя куртизанка.
– Не годится. Погибшая была старше, – сказал Хирата. Описание жертв ему прислал Сано из покойницкой с посыльным.
– В прошлом месяце приходил портовый грузчик с просьбой найти его престарелую мать.
– Слишком стара.
– Еще была женщина, сбежавшая из дома в Суруга-дай несколько дней назад, замужем за зеленщиком. Ей тридцать четыре.
– Уже ближе. – Записав имена супругов, Хирата спросил: – А как насчет маленьких мальчиков?
– В Кёбаси был один случай. – Хирата приободрился, но Утида тут же добавил: – Пропал мальчик девяти лет.
Если верить доктору Ито, погибший ребенок был гораздо младше.
– В остальных известных мне случаях речь шла о взрослых.
– Ясно, – ответил Хирата без тени расстройства.
Он полагался на свои силы, удачу и озарение, которое рано или поздно придет и избавит от необходимости сутками рыться в пыльных архивах. Хирата поблагодарил Утиду к отправился к большой конторе в задней части здания. Два десятка писцов сидели за столами, подготавливая приказы и докладные. Едва появился Хирата, как все они тотчас отложили кисти и согнулись в поклоне.
– Повелеваю составить объявление, – произнес Хирата, с отрадой наблюдая суету писарей, достающих чистую бумагу и готовящихся строчить под диктовку.
В его бытность рядовым досином никто из этих напыщенных сановных отпрысков и ухом не повел бы в его присутствии.
– "Господин главный следователь желает установить личности женщины и ребенка, найденных мертвыми после пожара в храме Черного Лотоса, – продиктовал он. Зачитав описание жертв, данных Сано, Хирата продолжил: – Располагающие какими-либо сведениями по этому делу обязаны доложить о них в полицейское управление Эдо".
Когда писцы закончили работу, он сказал:
– Сделайте тысячу копий, но сначала запишите другой приказ и разошлите всем ёрики: "Каждый досин должен прикрепить указанную бумагу на все доски для объявлений и раздать старостам районов".
В воздухе замелькали кисти – писцы принялись размножать приказы. Хирата взял несколько копий, чтобы распространить по дороге к Суруга-дай. Когда он проходил через приемную, его поманил Утида.
– Могу я дать вам совет? – Главный секретарь говорил вполголоса, чтобы не расслышали посторонние. Лицо его было мрачно. – Кто высоко поднимается, тому больнее падать. Идя на поводу у гордыни и честолюбия, можно расстаться с тем, что действительно дорого.
Хирата рассмеялся.
– Спасибо, но вам не о чем беспокоиться!
И он вышел из управы, довольный собой. Если убитая женщина – пропавшая жена зеленщика, возможно, он сумеет разгадать тайну убийцы и поджигателя. А нет – так начнет разбирать архивы. Тем временем отклики на объявления наверняка дадут что-то ценное для следствия. Да, и если появится шанс, он должен узнать, чем вызвана странная прихоть Мидори.
6
Хожу я в поисках существ,
обреченных страдать,
Рождаясь, старея, болея и печалясь.
Всем, кто приимет мою истину,
Дарую высшее наслаждение.
Сутра Черного Лотоса
Усадьба начальника полиции Оямы находилась к юго-востоку от замка Эдо, в Хаттёбори, где жил и Сано в годы службы в вооруженной полиции. Район Хаттёбори можно было по праву назвать плотницким.
Сано гнал коня мимо мастерских, где пилили, строгали и полировали древесину, выделывая из нее всевозможные двери и балки, половицы и опоры, не говоря о мебели. В теплом полуденном солнце древесная пыль сверкала золотом. По ту сторону высоких заборов множились жилища процветающих купцов, снабжающих город строевым лесом. Торговля здесь шла полным ходом; по каналам сновали туда-сюда баржи, груженные деревом.
Сано остановился у прилавка со снедью – перекусить жаренной на бамбуковых шпажках рыбой, рисом и чаем. За едой он наблюдал, как грузчики волокут мешки с рисом, бочонки с солью и прочей бакалеей от набережной к мастерским. Запах канальной тины мешался с чадом открытых жаровен. Через толпу обывателей ехал облаченный в легкие доспехи ёрики в сопровождении подручных.
Сано криво усмехнулся, вспоминая свою недолгую службу в качестве полицейского сыщика. Ёрики из поколения в поколение служили дому Токугава, в связи с чем отличались изрядной напыщенностью. Сано, оказавшийся в их кругу случайно, считал своим долгом служение справедливости, а не соблюдение церемоний. Товарищи не замечали его, начальство критиковало, а полицейские чины изгнали за неповиновение. Зато в итоге непохожесть Сано вкупе со счастливым поворотом судьбы обеспечили ему нынешнее высокое положение.
Он доел рыбу и поехал дальше по лабиринту густонаселенных улочек к комплексу зданий самурайского гарнизона с полицейской управой в центре, расположенному в южной части правительственного округа Эдо. Здесь находился дом Оямы. Высоко над оштукатуренной белой стеной возносились черепичные крыши двухэтажного особняка, дома стражи и слуг, конюшни и лабазы. Над жилищами мелких полицейских начальников виднелись сторожевые вышки. Сано подозревал, что здания гарнизона были построены на грязные деньги – по слухам, ёрики не гнушались взяточничеством. Напротив двустворчатых ворот, задернутых траурным пологом, он слез с коня и представился страже.
– Я расследую смерть достопочтенного начальника Оямы, – сказал Сано, – и должен поговорить с его родственниками.
Семья Оямы состояла из двух сыновей и дочери. Ввиду того что дом был полон друзей и родни покойного, прибывших утешить сирот, Сано приняли в крытом павильоне посреди сада камней. Дети Оямы расселись на корточках напротив следователя. Старшему сыну Оямы, Дзинсаю, было двадцать с небольшим. Худощавый и впечатлительный, он казался полной противоположностью отцу, их родство выдавали лишь прямые брови. Умные глаза юноши смотрели устало, а черное кимоно и лучи солнца, пробивающиеся сквозь решетчатые стены павильона, подчеркивали нездоровую бледность лица. Растерянный, остановившийся взгляд выдавал в нем человека, на которого внезапно свалилась большая ответственность.
Когда служанка подала чай и поднос с курительными принадлежностями, Дзинсай нетвердой рукой зажег трубку и глубоко затянулся, словно хотел поскорее ощутить успокаивающее действие табака.