Пункт четвертый. Незаконное проникновение в дом джентльмена принято считать поступком довольно невежливым.
Соображение первое. Мои ежедневные прогулки… не сомневаюсь, их придумал я сам. Ведь так и должно быть, верно? Но когда я перечитываю написанное, сам себе удивляюсь. Неужели я настолько твердо на них настаивал? Дело в том, что мне вдруг пришло в голову следующее (пункт пятый). Пока я гуляю, моя гостья заходит ко мне, читает мои тесты и вносит свои дополнения. Живо представляю, как ее пальцы порхают по клавиатуре моего ноутбука.
Кстати, соображение второе. Прекрасно помню, что собирался включить в свой распорядок прогулки. Точно помню… или нет?
Соображение третье. Я не утверждаю, что в мою историю вползла ложь. Даже если не все слова мои, читая и перечитывая текст, я все нахожу верным. И тем не менее вопросы остаются.
Заполнил ли я пробелы самостоятельно, ради связности изложения, или кто-то сделал это за меня?
Кто вы и чего хотите?
И, наконец, что вы сделали с моим рассказом?
XXIX(ii).Я совершенно запыхался. Моя покупка болтается в целлофановом пакете, коробку я выкинул по пути домой. Я заранее запомнил, какого цвета мой дом и сколько в нем этажей. Нахожу его вскоре после того, как миную тату-салон, на вывеске которого значится: «Капуччино и Тату». Я даже не останавливаюсь перевести дух, а пробегаю рукой глиссандо по кнопкам домофона.
—Чего надо?— спрашивает чей-то раздраженный голос.
Не успеваю придумать какой-нибудь предлог, уже слышится жужжание. Я толкаю дверь, вхожу в подъезд, взбегаю по лестнице, скрестив пальцы на счастье. Тут останавливаюсь, чтобы внутренне помолиться перед тем, как толкнуть дверь в холл верхнего этажа. Она не заперта.
Солнце светит ярко, в холле никого нет. Я выхожу на крышу, огороженную белым штакетником, рывком достаю из пакета бинокль, приставляю к глазам и начинаю крутить колесико настройки.
Утром сосед не вышел завтракать на пожарную лестницу. Очень жаль, я бы громко поинтересовался: «Моя гостья блондинка или брюнетка?»
Я добиваюсь четкого изображения и навожу бинокль на свою квартиру. Внимательно разглядываю, но никого не вижу. Вспоминаю странный сон, приснившийся мне до того, как я впал в ступор. Та женщина, вместе мы были в каком-то людном месте. Кто — Эмилия или Дэ?
По лбу течет пот, ест глаза. Я опускаю бинокль, вытираю лицо подолом рубашки. Блондинка или брюнетка?
Снова поднимаю голову. И вдруг дверь в мою квартиру, которая отражается в окне и оттого кажется далекой и призрачной, медленно открывается.
XXX.Джек театрально раскланялся, остальные устроились на стульях поудобнее. Все медленно пили и смеялись над чем-то другим.
Чад сидел тихо, только вполуха слушал разговоры вокруг. Похмелье притупило всякое желание говорить, но мысли его блуждали. Сначала двигались в одну сторону, затем резко поворачивали в другую.
Дэ велела Джеку не лапать своими грязными руками ее душу.
Потом Джек издевался над комиксом, который недавно появился в «Маятнике Питта». Он утверждал: в комиксе изображен Марк — мол, это сразу видно по волосам. Комикс назывался «Америкнувшийся». Поговаривают, что скоро выйдет продолжение. Чад закрыл глаза. Собственные мысли казались ему странно искаженными, как будто он видел их в хрустальном шаре Джека, свет преломлялся, и все изображения то растягивались, то сжимались.
Он открыл глаза и увидел, что в телевизоре над барной стойкой, включенном без звука, поменялась картинка. Суровые лица генералов, камера ловит яркие вспышки в ночи. Авиаудары в Персидском заливе, коалиция бомбит Багдад. И вдруг Чада как будто осенило. Пора меняться! Игра должна стать не такой случайной, а задания следует выбирать не наугад. Они должны отвечать характеру каждого игрока. Если точно прицелиться и попасть в самое слабое место противника, зная о самых сокровенных его страхах, то Игра поднимется на совершенно новый уровень, выйдет в другое измерение!
Он уже собирался взволнованно поделиться с друзьями идеей, она казалась ему очень важной, но Джолион велел всем замолчать. Он показывал на телевизор без звука. Все увидели внизу бегущую строку. Соединенные Штаты предъявили Ираку ультиматум. В течение двадцати четырех часов Ирак должен вывести войска из Кувейта. Если ультиматум не будет выполнен, начнется наземная военная операция.
Под Джолионом скрипнул стул, он оттолкнулся от стола.
—Когда пала Берлинская стена?— спросил он, прищурившись и производя подсчеты в голове.— Ну вот, у нас больше года был почти мир.— Он отпил большой глоток.
После его слов Чад решил: сейчас не время говорить об Игре. И потом, может, даже лучше пока держать свою мысль при себе, подумал он. И вообще, сначала надо посоветоваться с Джолионом. Джолион придумает, как уговорить остальных.
А перед следующим раундом они устроят голосование. Волнующая перемена! Интересная новая глава.
XXXI(i).Ее голова медленно просовывается в мое убежище отшельника. Через миг появляется и тело. Она поворачивается спиной к окну. Я подношу бинокль к глазам и нахожу верхнюю раму окна, тогда медленно опускаю бинокль. Вот она — блондинка!Светлые прямые волосы, стрижка боб до шеи. Осматриваю внимательно гостью с головы до ног. На ней невыразительная блузка, белая, без узоров, с короткими рукавами. И длинные бежевые шорты. Вижу ямочки под коленями. Из-за оконной рамы я вижу ее только до икр.
Руки у меня дрожат, я с удивлением понимаю — трудно сохранять четкость изображения.
Я опускаю бинокль, он остается болтаться на ремешке на груди. Повернись сюда, шепчу я, как будто гостья может меня слышать. Она не слушается.
Она нагибается и почти сразу же выпрямляется. Я вижу у нее в руке сандалии. Держа их за тонкие ремешки, она босиком пробирается через кухню в спальню.
Я нарочно оставил ноутбук на прикроватной тумбочке, чтобы его было видно отсюда. Блондинка берет компьютер и переходит в гостиную, где поворачивает налево и скрывается из виду.
XXXI(ii).Судя по происходящему дальше, я предполагаю: моя гостья читает записку, которую я ей оставил. Она подходит к окну через пятнадцать минут после того, как вошла.
Недолго стоит в дверях между гостиной и спальней. А потом движется вперед, как модель по подиуму, словно по тонкой линии, начерченной на полу, по-кошачьи покачивая бедрами. На ней темные очки такого фасона, который, как я успел заметить после возвращения в мир, сейчас в большой моде. Огромные стекла похожи на детские ладошки. Из-за них ее носик кажется маленьким. Темные очки и красная помада. Губы сжаты — не знаю, от нерешительности или обиды.
Она подходит к кухонному окну, опускает левую руку на левое бедро, подбоченивается и стоит, перенеся вес тела вправо. Через несколько мгновений дерзко вскидывает подбородок и смотрит в мою сторону.
Вдруг машет мне рукой!
Я машу ей в ответ. Моя гостья тянется к веревке, которая висит сбоку от окна. И опускает жалюзи.
XXXII(i).— Если мы должны вести себя так, как будто их здесь нет,— сказал Джек,— я могу не скрывать своего мнения. Сегодняшний кажется мне не таким говнюком, как двое других.
В тот день наблюдателем был Средний, он с бесстрастным видом сидел у стены.
—Я согласна с Джеком,— поддержала Дэ.— Кстати, он из них и самый симпатичный.
Чад перетасовал карты и спросил:
—А вы заметили, что у них все по росту?
—Вот именно,— кивнула Дэ.— Длинный, Средний и Коротышка. Так я их называю.
—Где называешь?— оживился Джек.— Только не говори, что написала о них стихи!
—Ну-ну, Джекки, не ревнуй. Ведь знаешь, ты — единственное живое существо, которому я посвящаю оды. А о них я просто иногда думаю.
—Главарь у них явно Длинный,— сказал Джолион.— Коротышка — Геббельс. А вот какую роль играет этот, я еще не понял.
—По-моему, вид у него какой-то потерянный и испуганный,— отметила Эмилия.— Бедный ягненочек, угодивший в терновник.
Средний скрестил руки на груди. Волосы у него на руках были густые, темные и похожие на наклеенные, будто их извлекли из нескольких душевых сливов.
—Я прекрасно понимаю, чем вы сейчас занимаетесь,— заметил он.— И уверяю вас, со мной ваши глупые мелкие игры разума не пройдут.
—Может, он — их мозговой центр? Эйнштейн?— предположил Марк.
Средний потер лицо.
—Когда сдадите карты?— спросил он.— Чем скорее сдадите, тем скорее снова начнете портить друг другу жизнь. По-моему, никто из вас еще не понял, именно к этому все идет. Уверяю вас, так оно и будет. Кстати, не для протокола, когда вы поймете мою правоту, учтите: я от этого никакой радости не получу.
Джек засмеялся было, но осекся от осуждающего взгляда Эмилии.
—А что такого?— спросил он.— Над правдой и посмеяться можно…
—Давайте начинать!— велела Эмилия.
—Секундочку,— остановил Чад.— У Джолиона есть объявление… Да, Джолион?
—Совершенно верно,— кивнул Джолион.— Слушайте.
XXXII(ii).Эмилия высказалась первой, она резко возражала против нововведения. Марк поспешил присоединиться к ней.
—Марк, ты-то, конечно, против,— заметил Джолион,— ты ведь проигрываешь чаще всех остальных!
—Да пошел ты, Джолион!— огрызнулся Марк.— Это ведь самая обыкновенная азартная игра!
—Слушай, Марк,— сказал Джолион,— нельзя быть лучшим во всем. Вероятно, тебе не везет только в нашей конкретной Игре.
—А вот теперь и в самом деле иди куда подальше.— Марк посмотрел на Джолиона исподлобья.
Дэ поспешила вмешаться:
—А я за. Мне, в общем, и до сих пор было неплохо, но нам нужно что-то новенькое.
—Дэ права,— поддержал Чад.— Ну а я… не забывайте, я пробуду здесь только год. У нас остался семестр с половиной. Надо в чем-то ограничиться.
—Пока выходит трое против двоих,— сказал Джолион, отворачиваясь от Марка.— Ну, Джек, теперь все зависит от тебя. Если ты против, значит, ничья — и сохранение статус-кво. Если ты за, тогда меняем правила.