—Перестань, Джек,— вмешалась Дэ.— Ты прав, но все равно перестань. Вот,— она указала на табличку, где сообщалось о плате за вход,— если пойти только в парк, билет стоит дешевле. Нам ведь не обязательно осматривать сам дом. Чад заплатит за тебя, а потом ты угостишь его пивом.
Джолион положил Джеку руку на плечо и медленно повел его к воротам.
—Джек, это неплохой компромисс,— заметил он.— Кстати, когда сделаем дело, можем нассать в их пруд.
По пути ко входу они снова разделились. Эмилия шла впереди, Чад держался рядом с ней. Остальные опять отстали. Издали они напоминали задумчивых младотурков, сигаретный дым клубился вокруг них, как пыль.
Чад заплатил за два билета на осмотр парка и стал ждать Джека. Ему-то хотелось и дом осмотреть. Чад еще ни разу в жизни не бывал во дворце.
XLVI(ii).Эмилия и Чад перешли выгнутый каменный мостик над прудом, дальше Джек не собирался идти. Они с Джолионом и Дэ расположились на одеяле у кромки воды и откупорили вино.
По пути Эмилия рассказывала Чаду кое-что из истории этого места, звук ее голоса опережал возможную неловкость. Стремительная череда повторений. Герцоги и скандалы, скандалы и герои, герои и герцоги.
Дворец стоял на вершине невысокого холма. Вычурное сооружение как будто само не понимало, что оно такое — замок, дворец или католический храм. Позолота, колонны, башенки и балюстрады.
Эмилия довела рассказ до начала двадцатого века: брак без любви, состояние вернулось к обанкротившейся семье. Именно в этот момент она заплакала. Чад поспешно посмотрел на нее. Она шмыгнула носом, вытерла слезы и извинилась.
—Тебе не за что извиняться,— сказал Чад.
—Я просто хотела, чтобы мы вместе здесь развлекались,— сказала Эмилия.— Ведь раньше у нас это получалось так хорошо!
—И сейчас тоже.
—Чад, ты, может быть, в восторге от Игры, а я — нет. Я ее ненавижу!
—Тогда почему не бросаешь ее?
—Если брошу, как я буду видеться с вами? Мы уже потеряли Марка. Вы будете постоянно секретничать и не допускать в свой круг никого извне.
—Хочешь сказать, ты не сможешь видеться с Джолионом,— уточнил Чад.
—Нет, Чад, я имею в виду не только Джолиона, а вас всех. Даже Джека. Хотя сегодня я с радостью врезала бы ему по мерзкой физиономии!
Они уже видели Среднего, он сидел на скамье у входа и рассеянно смотрел на них. Эмилия помахала рукой, но Средний не ответил.
—Не говори, что я плакала,— попросила Эмилия.— Особенно Джеку.
—Конечно, я никому не скажу,— пообещал Чад.
Дальше шли молча. Средний как будто не замечал их, пока они не подошли близко. Он перестал смотреть в пространство и испуганно вздрогнул.
—А, вот и вы,— сказал он.— Знаете, я пришел сюда только потому, что хочу сообщить вам очень важную новость.— Он встал, разгладил куртку, как будто ему предстояло произнести речь перед большой толпой, а не просто сообщить что-то Эмилии и Чаду.— Вот… я выхожу, поэтому… ну да, я прямо сейчас все бросаю и ухожу.— Средний закрыл глаза, словно представлял себе пальмы и чистейшее голубое небо.— Им, Длинному и Коротышке, я все скажу сам, не волнуйтесь. Позвоню по междугородке.— Он улыбнулся.— Они смогут сделать со мной что угодно. Но я так решил, и все.
—Ладно,— ответил Чад и неуверенно покосился на Эмилию.
—Я хотел сообщить вам об этом лично,— сказал Средний и фыркнул.— А знаете, мне давно уже хотелось попасть сюда на экскурсию… У этого дома богатая история.
—Эмилия как раз то же самое говорила мне,— ответил Чад.
Средний благосклонно улыбнулся Эмилии.
—Что ж, тогда прощайте,— произнес он и направился было к дому, но вдруг опять повернулся к ним: — Да, вот еще что…— Он с подозрением огляделся по сторонам.— Вы все время гадаете, кто мы такие — я имею в виду «Общество Игры». Но вы не о том думаете. Самое главное, что по-настоящему имеет значение,— знать, кого мы представляем. Но этого я вам сказать не могу.
—Очень познавательно,— съязвил Чад,— спасибо за загадку.
Голова Среднего дернулась, как у хищной птицы.
—Ну что ж,— сказал он,— возможно, вам кое-что потом расскажут. Я имею в виду не «Общество Игры», но более высокий уровень. Гораздо более высокий. И я пока сам не знаю — то ли это просто страшилки, то ли нет… И что прикажете делать? Возможно, все рассчитано на то, чтобы запугать меня и не отпускать…— Средний сглотнул слюну и отвернулся.— По-моему, все происходящее напоминает пари Паскаля. Блез Паскаль говорил: «Когда речь заходит о существовании Бога, единственно рациональный способ поведения заключается в том, чтобы верить в Его существование». По мнению Паскаля, все мы играем в игру, бросаем монету, а она может упасть орлом или решкой. То есть Бог есть или Бога нет, и у нас нет другого выхода, помимо участия в игре. Мы должны заключить пари и участвовать в игре, хотим мы того или нет. И самым разумным выбором становится вера. Если вы выиграете, то получите все — рай, вечную жизнь, бесконечное счастье. А если вы проиграете, то ничего не потеряете, вы умрете точно так же, как если бы были атеистом.— Лицо у Среднего сделалось усталое, будто он писал свою речь всю ночь.— И самое главное, вы можете точно так же аргументировать свои доводы для веры в ад.— Средний сунул руки в карманы и прижал локти к бокам.— Если кто-нибудь из них придет к вам и что-нибудь скажет, вы должны знать: разумнее всего им верить. А если вести себя по-другому — значит, очень сильно рисковать.— Средний слегка оживился.— И еще о пари Паскаля. Пари — игра. Но с пари дело обстоит так: истинно азартный игрок, чистейший сторонник игры, играет не для того, чтобы выиграть. Истинный игрок играет ради волнения, чистого экстаза от участия. А чистейший экстаз рождается не от желания победить, но от страха поражения, ведь на карту поставлено что-то настоящее и ценное. Если терять нечего, то зачем волноваться? Истинный игрок поступает наоборот.— Средний растопырил пальцы и пошевелил ими.— Да, чистейший любитель Игры делает ставки наоборот, он идет против шерсти. Не так ли, Чад?
Чад смущенно покосился на Эмилию.
—Н-ну… да, Средний, это было здорово.— Он отвернулся.— Теперь я чувствую себя высокообразованным. Кстати, мы оба очень рады, что пришли именно вы.— Он хотел произнести последние слова язвительно, но ему показалось, будто его вдруг застали врасплох.
Средний взволновался еще больше и сказал:
—Чад, ты прекрасно понял мои слова. А Эмилия… ах, Эмилия, ты слишком хороша для этой Игры. Слушайте, сейчас в самом безопасном положении находится Марк, потому что он вышел. Вышел чистым, вышел рано. Чем дольше вы остаетесь в Игре, тем опаснее она становится. Если, разумеется, вы не истинный игрок и если вам не хочется попасть на настоящее суровое испытание.
—Ну а вы-то?— спросил Чад.— Вы тоже выходите на ранней стадии?
—Не знаю,— ответил Средний.— Повторяю, все зависит от того, в чем заключается истина. Может, и нет. Мне просто не хватает духу, чтобы продолжать… Желаю удачи!— Средний развернулся и зашагал к дому. Со спины он казался совсем стариком, в толстых шерстяных брюках и пиджаке, сутулый, на него будто давила тяжесть прожитых лет.
Чад покосился на Эмилию, заметил на ее красивом лице легкое замешательство вместе с долей страха. Именно тогда Чад понял: Средний прав — Эмилии не место в их Игре. И ему, Чаду, пора сделать доброе дело.
XLVI(iii).— Чад, ты что-нибудь понял? О чем он вообще говорил?
—Эмилия, по-моему, он двинутый. Честно говоря, я ничегошеньки не понял.
—Как, по-твоему, нам надо передать его слова остальным?
—Что передавать-то? Загадку сфинкса? По-моему, лучше вообще о нем забыть.
Чад развернулся, и Эмилия тоже. Они зашагали назад, к мостику.
—Давай поговорим о чем-нибудь другом,— предложил Чад.
—О чем, например?— спросила Эмилия.
—Например, о загадках. Объясни мне что-нибудь такое, чего американцы просто не понимают… не могут понять.
—Тогда давай пойдем помедленнее. До пруда идти всего пару минут, я ничего не успею рассказать.
—Ну и насмешила ты меня, Эмилия! Нет, честно, ты очень веселая.
—Господи, Чад, ты у Джека научился язвить! Это начало конца. Ну, говори, чего ты не понимаешь. Хотя почему ты спрашиваешь меня, а не Джолиона…— Чад засунул руки в карманы и сжался, как испуганный подросток, который собирается впервые в жизни пригласить девушку на свидание. Но Эмилия ничего не замечала, беззаботно шагала с ним рядом.
—Если честно, Эмилия, мне кое-что непонятно как раз насчет тебя,— начал он.— Точнее, насчет твоего отца. Почему ты так заводишься, если кто-то вспоминает шахтерскую забастовку? Я совершенно ничего не понимаю.
—Куда уж тебе, Чад! Вряд ли наша шахтерская забастовка считалась у вас в Штатах важной новостью. Да и у нас о ней уже почти забыли.
—Так расскажи, что тогда произошло.
Эмилия поджала губы:
—Вряд ли мой рассказ будет спокойным и взвешенным.
—А зачем мне спокойный и взвешенный рассказ?— возразил Чад.— Мне интересно твое мнение, Эм.
—Тогда слушай…— Эмилия вдруг посуровела, а сердце Чада учащенно забилось.— Итак, во-первых, тебе нужно знать: в нашей стране добывающая промышленность национализирована. И находится на дотации как неприбыльная отрасль. Многие понимали: надо что-то менять. Возможно, они даже были правы. Но до сих пор внутри у меня все кипит из-за того, как они принялись за дело. Тэтчер и ее тори жаждали крови. Они с самого начала задумали переломить хребет профсоюзам. Из-за них все так получилось…
Шахтерская забастовка началась в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году. За десять лет до нее, в семьдесят четвертом, предыдущая забастовка явилась причиной отставки правительства Хита — он тоже был тори. Они сразу же стали готовить ответный удар, собрались в следующий раз отомстить горнякам… Так и вышло. Консерваторы пытались держать свой план в тайне, но кое-что все же просочилось наружу. Если подумать, нетрудно прийти к выводу — они довольно четко начали воплощать свой замысел…