Они начали с коктейлей «Манхэттен», в честь Чада, и решили: более сладкий вариант лучше. Потом они смешали «Ржавый гвоздь» из ликера «Драмбуйе» и виски — напиток отдавал вереском и медом. До конца семестра Чад и Джолион экспериментировали с джином, смешивая «Розовый джин» и «Гибсон». Затем они стали выбирать коктейли по названиям, какие понравятся: «Обезьяньи глотки», «Не горюй», «Оживляющий мертвецов».
На письменном столе Джолиона громоздилась внушительная коллекция спиртных напитков. Он потратил не одну сотню фунтов из своей студенческой стипендии на то, что в книге называлось «основами». Брать деньги у Чада он отказался наотрез со словами:
—Что посеешь, то и пожнешь.
На кофейном столе стояла нераскупоренная бутылка ликера «Фрамбуаз».
—А вот, кстати!— воскликнул Джолион.— Я специально купил, сегодня можно попробовать сделать «Флорадору».
Чад улыбнулся:
—Ну если ты настаиваешь…
VI(iii).Сильное впечатление комната Джолиона производила ночью при искусственном освещении: мерцали голые стены, потолочные балки отбрасывали театральные тени. Правда, свет из других окон мешал любоваться оксфордскими башнями и куполами, но хорошенько разглядеть башни и купола можно было и днем.
С бокалами «Флорадоры» в руках они довольно долго обсуждали свою любимую тему — игру нового типа, о ней они мечтали последние несколько дней. Потом, допив коктейль, Чад устроился боком в кресле, положил ноги на подлокотник и блаженно вздохнул. Счастье клубилось вокруг него как дым.
Ему казалось, что Джолион уже заснул, но друг неожиданно открыл глаза:
—Чад, по-моему, ты тем девчонкам понравился, Хамсин и Элизабет. Это сразу видно.
Чад покраснел, надеясь, что Джолион ничего не заметил. Он не знал, каков он на самом деле и надежно ли спрятан за его застенчивой, еще подростковой маской мужчина, на которого стоит посмотреть.
—Разве я им понравился?— удивился Чад.— Да ведь болтали они весь вечер с тобой.
—Болтать легко. Можно и компьютер запрограммировать, он будет говорить очень здорово, и его собеседник отнесется к нему как к особенному существу. Завидую твоей внешности, Чад, твоей мягкости… Вот это настоящее обаяние!
Чад готов был лелеять в душе такой комплимент до конца своей жизни. Его приключение закончилось успешно… а теперь еще и это! Голова закружилась от комплимента сильнее, чем от коктейля.
—Умираю с голоду,— сказал Джолион.— Давай закажем пиццу!
—Нет, давай лучше куда-нибудь пойдем. Знаешь, можно опять купить мясо гриль в лотке, как в прошлый раз… Тебе же понравилось? Возьмем шаурму с сыром и всем полагающимся и побольше соуса чили. Пальчики оближешь!
Джолион лежал на кровати с раскинутыми руками и ногами, выпятив живот, и рассеянно смотрел на штукатурку и балки.
—У меня сейчас как будто бы нет ног,— сказал он.— Правда, там ничего нет — ни костей, ни кожи, ничего. Полная пустота.— Джолион упивался сознанием полной неподвижности.— Если хочешь,— продолжал он,— попросим, чтобы курьер доставил пиццу прямо сюда. Я расплачусь, а ты ее возьмешь.
—Я пиццу не люблю,— сказал Чад.
Джолион поднял голову и озадаченно посмотрел на друга.
—Кто же не любит пиццу?— спросил он.— Ее все любят.
—А я не люблю. Не люблю, и все.
—Из-за помидоров?
—Какая разница, почему я не люблю пиццу?
Джолион снова уронил голову на подушку, и Чад немного успокоился; услышав ненавистное слово в первый раз, он невольно вцепился пальцами в подлокотник кресла. И вдруг, когда ему тема показалась исчерпанной, Джолион снова заговорил:
—Я же видел, как ты ел томатный соус! И сыр. И хлеб. С логической точки зрения непонятно, почему ты не любишь пиццу.— Он приподнялся на локтях и с любопытством посмотрел на Чада.
Чад снова извернулся в кресле, подтянул колени к животу, обхватил их руками и сказал:
—Дело не в моих вкусовых пристрастиях.
Он не находил места своим рукам и ногам, передвинулся на край кресла, закинул ногу на ногу.
—А в чем?— спросил Джолион.
Чад почувствовал: голова стала легкой, словно ее наполнили воздухом. После коктейля ему вдруг захотелось поделиться.
—Ну ладно.— Он опустил ноги на пол.— Видишь вот это все?— Он постучал себя пальцем по лбу и переносице.
—Что?
—Шрамы! Кратеры и ямы.
—Я не замечал,— солгал Джолион. Он прищурился и притворился, будто разглядывает лицо друга в первый раз.
—У меня первого в классе появились прыщи,— продолжал Чад.— В тринадцать лет огромный желтый прыщ выскочил между глаз. Согласись, трудно не обращать внимания, если вся школа пялится на тебя.
—Прыщи бывают у всех подростков. И у меня какое-то время их было довольно много.
—Нет, Джолион…— в голосе Чада послышалась глубокая решимость,— у тебя не было того, что было у меня, иначе ты не остался бы собой. Поверь мне, это просто невозможно. В общем, за неделю меня обсыпало. Прыщи набухали и желтели, а когда созревали, то краснели. Целое море красных точек, здесь, здесь и здесь.— Чад тыкал себя в подбородок, щеки, лоб.— И сразу же появлялись новые, ярко-желтые, которые созревали на поверхности красного моря…— Он помолчал, вздохнул.— Сейчас-то все уже не так. Мне кажется, тогда моя физиономия сильно напоминала пиццу. Очень меткое прозвище!
Джолион вздохнул и покачал головой:
—Дети бывают такими скотами!
—Точно,— кивнул Чад.— И кличкой Пицца дело не ограничилось. Меня дразнили еще так: «доставщик пиццы», «сыр и помидоры». Когда я входил в комнату, кто-нибудь обязательно спрашивал: «Кто заказывал доставку?» Я не мог слышать самого этого слова… пицца. Даже сейчас меня всего передергивает. И если по телевизору идет реклама, я сгораю от стыда. Как тебе известно, в Америке часто показывают рекламу… ты знаешь чего.
Чад рассмеялся, и Джолион тоже рассмеялся.
—И долго это продолжалось?— спросил он.
—У меня до сих пор время от времени выскакивают прыщи,— ответил Чад,— но в старших классах была прямо беда. Меня изводили до самого выпуска. Только в последние два года лицо более-менее очистилось. По сравнению с тем, что было, сейчас я выгляжу не так плохо.
—А ты ничем не пользовался? По-моему, сейчас куча всяких средств от угрей и прыщей.
—Ну да,— кивнул Чад.— Только у меня были не угри, а настоящая бубонная чума.— Он опустил глаза.— Помню, врач выписал мне какую-то жидкую дрянь, от нее лицо воняло и зеленело. Я горстями глотал разные таблетки. Пробовал мазаться тональным кремом, но кто-то в школе пустил слух, что я крашусь. А один прокричал в коридоре, и все сбежались посмотреть. В общем, ничего не помогало. Разве что с тональным кремом я выглядел лучше, но мне хватило одного дня, и я перестал им мазаться.
—Значит, в самом деле не любишь пиццу?
—Да нет, лет до тринадцати любил… хотя точно не помню. Потом я убедил себя, что даже запаха ее не выношу.
—Тогда давай ее закажем,— сказал Джолион.— Нет лучшего способа изгнать демона, чем разорвать его собственными зубами! Обещаю, тебе понравится. А если нет, я лично спущусь к лотку и куплю тебе шаурму и все, что ты захочешь. И море острого соуса чили.
VI(iv).Они подсели к кофейному столику и ели пиццу прямо из коробки.
Ни один не произнес ни слова, пока не был съеден последний кусок. Тогда Чад откинулся на спинку кресла и похлопал себя по животу.
—Замечательно. Я отлично себя чувствую,— признался он.— Спасибо, Джолион!
VII(i).Новый день. Я стою перед окном и смотрю вниз, на Седьмую улицу, беспокойный, как лошадь, которая скучает по своему стойлу. Я будто бы пристально рассматриваю страницы атласа. Солнце врывается в комнату и сильно соблазняет меня покинуть сырую пещеру отшельника.
Через пять недель мы снова сыграем, закончится четырнадцатилетний перерыв. Неужели мне действительно казалось, будто я способен бежать? А если я не могу бежать, если вынужден играть, тогда должен основательно подготовиться. Если я не могу даже взглянуть в лицо внешнему миру, какие у меня шансы противостоять Игре?
Да, я выйду на улицу средь бела дня. Целых три года я покидал свою квартиру только в предрассветные часы, рано утром. Каждые две-три недели трусил на помойку, выбрасывал мусор и заходил в магазинчик на углу. Этого было достаточно, чтобы удовлетворить мои потребности. Их не так много — потребностей. Они скромные. Молоко, кофе, хлеб, чай. «Липтон» в ярко-желтой коробке напоминает мне об Англии. Одного пакетика на кружку недостаточно для крепкого чая, нужно заваривать два пакетика, но жалко тратиться. Арахисовое масло «Джиф». Банки с чили, пакеты риса. Сахарная пудра, ее я ем ложками, чтобы восполнить недостаток энергии,— такое случается время от времени. Если все сделать как надо, во рту пудра превращается в тягучую сахарную помадку. И еще виски, моя причуда — хотя виски, конечно, не купишь в магазинчике на углу. В шесть утра виски не купишь нигде. Но в двадцать первом веке все стало проще, даже жизнь отшельника. Все или почти все можно заказать по Интернету. Однако время от времени я отваживаюсь выходить в свет — иду в магазинчик на углу. Если я когда-нибудь отважусь выйти из своей кельи, я должен быть готов ко встрече с реальным миром.
Я смотрю вниз на улицу, где едут машины, половина из них такси, они скользят и останавливаются перед светофорами. Светофоры переключаются, лениво мигая. Стайка голубей пролетает мимо окна — фр-р-р… Они взмывают влево и рассаживаются на краю крыши.
Да, так всегда выглядел мир. Мокрый, сухой. Светлый, темный. Голубой, серый.
Меня это очень утешает. Да, пожалуй, я отважусь. Отшельник выходит наружу.
VII(ii).Я выхожу из квартиры в состоянии близком к трансу. Целых три года я общался только с курьерами, не переступавшими порога моей квартиры, или с продавцами за прилавком магазина. При мысли о более тесных контактах мне делается не по себе, поэтому я напеваю себе под нос довольно бодрую песенку. Боксер идет на тренировку. Я представляю, как от зажатого в кулаке зуба исходят сила и тепло. Вот я спускаюсь вниз и поворачиваю не направо, к магазину, а налево, в неизведанное, в забытое.