– Я сказки люблю. Там картинок больше…
– Так это тоже сказка.
Потом приехала Вероника, мы сидели на диване, обнявшись, и сильно-сильно горевали…
Утром я поплелся в сберкассу, заплатить налог на дороги. Платить пришлось и за мустанга, и за «Виктора Степановича». Для него уже прилетела весточка из налоговой. И никого не волнует, что я больше не буду на нем эксплуатировать наши хайвэи. Владеешь – плати!..
Ночью я не сомкнул глаз. Сон пришел уже под утро. Я тут же увидел целого и невредимого «Виктора Степановича», стоящего возле подъезда, сразу проснулся и больше не смог заснуть.
Утром Вероника приготовила завтрак, и мы разбежались, поклявшись вечером увидеться опять. Я бы не выдержал одиночества и рисковал впасть в тяжелую депрессию. (Если ты полюбишь деньги – не разлюбишь никогда!) Обязанности курьера с меня никто не снимал, особенно сейчас, в разгар сезона отпусков, поэтому я должен был быть в хорошей спортивной форме. Как сказал какой-то великий: даже в отчаянии надо работать.
В сберкассе была очередь из пенсионеров. Я опаздывал и попросился меня пропустить. Но на меня зашипели, словно я пришел отбирать их пенсию. Какой-то старик, тряся тросточкой, предложил мне дожить до его лет, а потом лезть без очереди. Я не обиделся. Они злятся не потому, что тоже куда-то спешат. А потому что им, в отличие от меня, уже некуда спешить…
Анюта оказалась благородным начальником. Она выписала мне материальную помощь на целую сотню евро. И даже Мышкин не просто дал мне очередное поручение, а рассказал, как у него когда-то угнали машину, а потом в милиции вернули за полцены. Скорее всего, сами менты и угнали. Либо с их подачи…
Это было приятно слышать, но кардинально настроения не улучшило. Мне сейчас не помогла бы даже победа «Зенита» над «Челси» со счетом двенадцать – ноль.
Из деревни позвонила мать. Спросила, все ли в порядке? Разумеется, я не стал портить родителям отпуск. «Все в порядке, мама! Лучше не бывает!»
Немного взбодрил звонок Глазунова. Егорка доложил, что связался с приятелем из Интерпола, он сегодня же отправит запрос в Германию. А еще он попросил знакомых ребят из угонного отдела Главка взять розыск «Виктора Степановича» на особый контроль. Но в чем это будет выражаться, он не знал и сам. Но все равно, спасибо, Егорушка. Ты настоящий друг.
Я вновь сидел за рулем старого мустанга, мне вновь показывали средний палец, вновь обзывали уродом… Мне было обидно… Правда, гаишники больше не приставали с автогражданкой, не спрашивали, где и кем я работаю, и не заставляли пристегиваться ремнем. Наверно, увидев мое лицо, им самим хотелось предложить мне денег…
По пути я вглядывался в каждый проезжающий черный джип в надежде увидеть «Виктора Степановича». Один раз мне даже показалось, что я его увидел. Погнался по трамвайным путям, догнал и понял, что обознался. Очень похож, но не он… Мой бедный друг сейчас стоит в каком-нибудь грязном отстойнике, и какие-нибудь кавказские умельцы грязным зубилом перебивают на нем номера. А может, и перекрашивают…
Жаль, я не ясновидящий. Вероника, кстати, предлагала обратиться к какой-то даме, умеющей по фотографии отыскивать вещи. Но я не верил в подобные фокусы. Особенно, когда вперед спрашивают деньги.
Неделя длилась мучительно долго. Каждые десять минут я проверял мобильник, не пропустил ли звонка. У моего телефона тихий сигнал, вибрация сломана, и я не всегда его слышу, особенно на улице. Но ни Егор, ни тот молодой опер из отдела милиции не звонили.
Каждый вечер я заходил к Глазунову, просто для того, чтобы найти поддержку. Егорка лечил меня своими ментовскими байками словно психотерапевт. Причем, байками на автомобильную тему. И на седьмой день моя боль стала притупляться, но пока не настолько, чтобы я мог окончательно выздороветь. «Виктор Степанович» по-прежнему снился мне каждую ночь. А иногда и днем, если в перерывах между поездками удавалось покемарить.
– Ловил я тут одну даму,– начал очередной рассказ Глазунов, когда я по обыкновению заявился к нему после работы,– наводки она давала на богатые хаты. Команду мы повязали, а она, сучка, смыться успела. Джип у нее вроде твоего, тоже «мерин». Я соседку ее и «зарядил»: мол, ежели появится эта зараза дома, не сочтите за труд мне позвонить. Соседка пообещала – у нее с мадам были натянутые отношения. И действительно, на прошлой неделе позвонила. Так и так, пришла, коза. Я у шефа машину отобрал и – в адрес. Приезжаю – действительно, джипарь ее под окном. Значит, дома. Звоню в дверь – тишина. Ногами побарабанил – опять никакой обратной связи. Дверь металлическая, пока за инструментом пойду, улизнет, крыса… И тут я вспоминаю про джип… Выхожу во двор, достаю ножичек и внаглую, на глазах у всего дома, прокалываю ему колесо. Тишина. Прокалываю второе. Опять тишина. Когда принялся за третье, дама не выдержала. Открыла окно и как заорет!.. Но суть не в том, как она орала. Суть в том ч т о она орала: «Отойди, сволочь поганая, от машины!!! Но имей в виду, сволочь, что меня дома нет!!!» Супер! Наверно, это был клон…
– Но ты ее поймал?
– А куда она денется? Когда колеса кончились, я приступил к стеклам. Нет, ты только представь, до чего доводит человеческая жадность! Променять кучу железа с колесами на пяток-другой лет тюряги! Я бы на ее месте ни за что не вышел… Поэтому и тебе советую – не переживай так. Будут у тебя еще машины и покруче этого джипа.
Звонок телефона прервал наш психотерапевтический сеанс. Егорка снял трубку и отозвался. По его ожившей физиономии я понял, что речь идет о «Викторе Степановиче». Сердце заплясало лезгинку. Я вскочил с дивана.
– Так… Так… Понял. Диктуй, записываю.
Глазунов потянулся за ручкой, я быстро поднес свою. Но мой друг вдруг ничего не стал писать. Он выпрямился и уставился на меня.
– Точно? Хорошо, понял… Спасибо, Кирюха, если что, я перезвоню…
Он положил трубку.
– Ну что, что там?!
– Короче, интерполовцы прислали ответку. За неделю до угона на завод притащился некий хрен. Предъявил загранпаспорт и все документы на твою машину. Заявил, что потерял ключ и попросил выдать запасной. Что немцы и сделали… У них, козлов, правило: клиент всегда прав. Естественно, сделали с тем же электронным кодом…
– Но они хоть записали данные этого хрена?..
– Конечно. Люди педантичные, подстраховались. Этим хреном был некто А. Г. Григорьев, гражданин России…
Я рухнул обратно на диван, словно по моим ногам дали очередь из немецкого крупнокалиберного пулемета. И вы сейчас поймете почему, только немного приду в себя… Извините, кстати, что до сих пор полностью не представился. Меня зовут Григорьев Артем Григорьевич. Но я не хрен. Гарантирую. Получается, я сам заказал третий ключ… Не гарантирую. Значит, это был клон.
– И что теперь делать, Егорка?
– Как лицо государственное и официальное, отвечаю конкретно и доходчиво – а черт его знает!..
Утром я все-таки поехал к Игорю Борисовичу в салон. Ни на что особо не рассчитывая и не надеясь. Машину он мне не вернет, от угона открестится. Но посмотреть в его поросячьи глазки я обязан. Хотя бы для частичного самоуспокоения. По дороге заскочил в «Рай», забрал документы.
Президента в салоне не оказалось. Место моего «Виктора Степановича» уже занимал новый темно-синий «брабус». Секретарша кофе и пирожных мне больше не предлагала. Но, вспомнив мою физиономию, сообщила, что Игорь Борисович, скорее всего, на своем новом участке… То есть на старом моем.
Что ж, нет ничего приятнее, чем наблюдать, как сносят твою родную недвижимость. Я не смог отказать себе в этом удовольствии, и, несмотря на дефицит времени, направил мустанга к Суздальским озерам. По пути я готовил обличительную речь и бросал взгляды на кочергу.
Примет моего двойника немецкий Интерпол не сообщил. Потому что его об этом и не спрашивали. А загранпаспорт сейчас слепит любой второклассник при наличии соответствующего полиграфического оборудования. Стало быть, искать в этом направлении бесполезно. А в каком? Хороший вопрос.
На перекрестке молодые бизнесмены – хозяева двух столкнувшихся иномарок – довольно умело, даже виртуозно, фехтовали на бейсбольных битах. Может, заехать в спортивный магазин и тоже купить биту?.. Нет, не стоит. Игоря Борисовича битой не удивить. Да и фехтую я пока не очень. Потому что не бизнесмен.
Сцена разрушения домика милой крестной заставила сжаться от боли мое бедное сердце. Я стоял возле забора, скрываемый кустом смородины, и по моим впалым щекам вновь непроизвольно струились слезы, от которых пахло сивушными маслами. Когда огромный бетонный шар с одного раза обрушил стену, я готов был завыть, как волк-подранок. Я рассчитывал хотя бы на два удара! Бедная тетушка, хорошо, что ты не видишь этого беспредела!..
Помнишь, крестная, как ты гоняла домового с чердака? Помнишь, как боялась ночевать, когда каждое утро на столе появлялось красное пятно?.. Пришлось приглашать батюшку из церкви, чтобы он окропил чердак святой водой. Пятно исчезло. Просто у меня кончилась краска. Прости, крестная, что признаюсь в этом только сейчас…
А помнишь, как у тебя загорелся сарай? Ты тушила его своей шубой, а я помогал. Мы победили огонь, ты была такая счастливая, что мне не хотелось признаваться в поджоге. Прости, крестная, я просто играл в революционера-карбонария.
От сарая осталась груда мусора. Его разбомбили первым. Игорь Борисович, стоя возле тетушкиного, еще не снесенного парника, размахивал своими толстыми ручками, руководя процессом. Когда последняя стена дома рухнула, поднимая столб пыли, на руины с ломиками и топорами наперевес бросились злобные наемники. Из несчастной недвижимости даже не потрудились вынести мебель и нехитрую утварь. У калитки ждали два «КамАЗа», чтобы вывезти остатки тетушкиного имущества на свалку.
Я присмотрелся к наемникам и узнал старшего… Папаяну… Жаль, я тогда тебя пожалел… Надо было крюком головушку причесать, как ты сейчас ломиком несчастный шкаф. Ничего, еще встретимся…