Так, отставить ностальгию! Надо поговорить с девочкой. Хотя поговорить с девочкой парню моего возраста в наше время — это, опять-таки, статья и срок. Если ещё повезёт, и на месте не линчуют. В тюрьму меня, конечно, посадить несколько проблематично: я оттуда тупо уйду сквозь стены, мне ж работать надо, а не фигнёй страдать. Н-дя, ситуация…
Впрочем, есть лазейка.
Я остановился возле лифта, достал телефон. Ответила Ева после второго гудка.
— Соскучился?
— Угу, ночью во сне тебя видел. Ты танцевала на крыше поезда «Минск-Москва», пока он пролетал мимо Смоленска.
— Ой, да иди ты!
— Как на работе?
— Прикольно. Осваиваюсь. Тут, кстати, реально практика по мейк-апу и всякое…
— Ну, радостно, чё. Как с загрузкой у тебя?
— Такое… А чего хотел?
— Дело есть. На одну бусину.
Я коротенечко изложил суть вопроса. Ева внимательно выслушала и спросила:
— А почему я?
— Слушай, ну ты прикинь, как будет выглядеть, если я подойду поговорить с двенадцатилетней девчонкой.
Ева гыгыкнула, мол, шутку оценила.
— Ну ты же там не один работаешь.
— Есть такое. Но Денис — это ничем не лучше меня. В плане статьи. Ван — вообще кошмар. У него мозг креативный, он ещё эту девчонку подмышку сунет и принесёт в отель, как того петуха. Этак мы до русско-китайской войны докатимся. Мстислава разве. Но она сама в завале, да и начальство. Неудобно дёргать. В смысле, ежу понятно, что она-то справится со всем, но ей нужно, чтобы я сам разбирался.
— Я, вообще-то, Изольду имела в виду.
— А Изольда временно вышла из чата.
— Чё так?
— Всякое. В общем, я сразу подумал о тебе. Ты к ней и по возрасту ближе.
— Тимур, ты офигел?
— Ну, у вас с ней разница в возрасте меньше, чем у нас с тобой. Со мной ты как-то поладила, значит, с ней будет ещё проще.
Ева несколько секунд посопела в трубку, потом сказала:
— Ладно. Просто потому, что не хочу, чтобы к ребёнку лез такой болван, как ты.
— Это всё, что мне было нужно услышать. Через час?
— Через два, — отрезала Ева. — Мне, вообще-то, с Заднепровья добираться.
Прикинув, что у меня при таких раскладах есть как минимум час, я вызвал лифт и через пару минут уже вошёл в номер последней на сегодня клиентки. Лишь только перешагнул порог, понял, что судьба бросила мне ещё один вызов.
— Олеся меня зовут, — низким прокуренным голосом представилась тощая женщина неопределённого возраста.
По специфически изменившимся чертам лица я поставил диагноз буквально с порога. Алкоголизм.
— Тимур, — вежливо представился я и, не дожидаясь приглашения, сел на стул.
— А эта где? — Лицо Олеси презрительно исказилось. — Кукла?
— В кукольной мастерской.
— К венерологу, что ли, пошла? — Олеся некрасиво каркнула, изображая смех. — А по ней сразу видно было.
Несколько секунд я задумчиво смотрел на клиентку. Разумеется, подобных типажей видеть довелось немало. Обычно, правда, они жили плюс-минус вечно, посрамляя минздрав. Но юмор состоял в том, что я бы никогда не подумал, что из таких типажей получаются наши клиенты. Тут уж одно из двух: либо пустышка, либо пожиратель, такое моё мнение. А она тут, значит. Сидит.
— Чё вылупился? — Получилось сипло, Олеся закашлялась. — Чё ты меня, тоже лечить собрался?
— Мысль, вообще, хорошая, — заметил я. — Только не я. У меня квалификации нет. А вот в Заднепровье есть один ценный специалист, может… прокапать, и всё как рукой снимет.
Блин, фигня какая-то. Шикарный из меня работник, конечно, уже второго клиента за десять минут спихиваю. А я точно нужен в этой индустрии? Может, имеет смысл всё переосмыслить, переструктурировать? Сделать какой-нибудь сортировочный пункт, куда сначала души привозят, а там я уж решаю, кого куда распределить? И в этом, значит, моё призвание…
— Слышь, пацан, — растопырила пальцы Олеся. — Ты мне тут на мозги не капай. Не на ту напал.
— Окей. — Я закинул ногу на ногу. — Расскажите, чего бы вам сейчас хотелось больше всего?
— Папашу твоего поиметь, — огрызнулась Олеся.
— Увы, он не интересуется ни некрофилией, ни зоофилией. А смешивать два этих ремесла есть тьма охотников, он не из их числа. Ещё что-нибудь?
— Ты… Как ты меня назвал⁈ — подскочила Олеся.
— Сидеть, — сказал я, задействовав те же ментальные мышцы, что напрягались во время управления пустышками.
Олесе как будто косой по коленям чиркнули. Как стояла — так и упала обратно на кровать.
— Умница, доченька, — похвалил я. — А теперь слушай и мотай на ус. Изольда, наверное, была с тобой чересчур обходительна и планировала игру вдолгую, поэтому ты не совсем вдупляешь, что происходит. Объясню предельно коротко и доступно: жизнь свою ты уничтожила. Так, как было, уже не будет. Но ты здесь. А это значит, что в жизни ты сделала какое-то, может быть, одно, но правильное действие. Не знаю, что это было. Копеечку подала голодающему. Библию на подтирку рвать отказалась. Не дала мужу порубить ребёнка на холодец. Не знаю и знать не хочу. Важен факт: ты здесь. И здесь ты либо прекращаешь строить из себя принцессу и открываешься к диалогу, что помогает тебе вознестись и обрести вечное счастье, либо сидишь на жопе ровно, пока не растворишься в пространстве естественным путём. Можешь орать, кидаться на стены, требовать позвать администратора, выбрасываться из окна. Мне плевать. Для себя реши, чего тебе хочется. Хочешь наверх — говоришь со мной так, чтобы мне не хотелось оторвать тебе голову. Это называется вежливость. В цивилизованном мире широко практикуется, попробуй. Напрягаться в любом случае осталось недолго. Итак, я могу быть уверенным в том, что ты, Олеся, поняла наши с тобой расклады?
Олеся съёжилась, втянув голову в плечи, ещё где-то на середине моей речи. А когда я закончил, она всхлипнула.
— Дошло, — кивнул я. — Это хорошо. Будем считать, что первичный контакт установлен. Сегодня я уйду, вернусь завтра, и мы начнём всё с чистого листа.
Глава 7
Я встал и подошёл к двери. Уже положил руку на ручку, когда меня настиг голос Олеси:
— Вот и все ко мне так. Всю жизнь!
— А тебе мама в детстве не объяснила, что жизнь — это суровая штука, где никто ни с кем не цацкается? — спросил я, обернувшись.
— Нет! — с вызовом крикнула Олеся. — Потому что она меня любила! Она меня до седьмого класса в школу собирала и провожала, пока не… Пока не…
Тут Олеся уже категорически разрыдалась. Я вздохнул и, оставив дверь, вернулся к ней. Опустился на корточки.
— Извини, — сказал, коснувшись олесиной руки. — Против тебя лично я ничего не имею. И все, кто с тобой так себя вёл — тоже.
— Че… чего? — сквозь слёзы посмотрела на меня Олеся.
— Людям свойственно видеть внешнюю оболочку, а не душу. Никто тебе зла не хотел. Просто тебе было страшно, ты шипела и пряталась. А люди, видя это, считали тебя опасной, потому сторонились.
Она меня слушала. Как будто даже не собираясь обложить матом.
— Дерьмово всё сложилось, — продолжал я. — Но ведь были у тебя в жизни какие-то светлые моменты?
— Не было. Никогда…
— Да не верю. Люди даже в концлагерях умудрялись что-то светлое находить. Иначе человек просто не живёт.
— Да может, в концлагере мне и лучше было бы. Там хоть… со всеми вместе…
— Так ты скоро будешь со всеми вместе, — вдруг сказал я.
— Ч-чего?
— Там, — показал я наверх, — все. Их гораздо больше, чем здесь. И они тебя ждут. Зовут. И ты к ним рвёшься. Надо-то всего шаг сделать.
Олеся вдруг встала и сделала шаг. Я тоже поднялся, повернулся, и у меня язык к нёбу присох.
Подойдя к зеркалу, Олеся неуловимо изменилась. Я увидел девчонку лет пятнадцати. Симпатичную, с задумчивым взглядом и короткой мальчишеской стрижкой. А позади неё в зеркале появилась женщина, которой тут вообще быть не могло. Улыбаясь, она обнимала Олесю, прижимала к себе.
— Мам… — шёпотом, в котором не было ни хрипоты, ни грубости, сказала Олеся.
Она подняла руку, чтобы коснуться руки матери, которую видела в зеркале. Но просто положила себе на грудь ладонь. От места соприкосновения разлился свет. А потом истинный Свет ударил сверху, сквозь потолок.
Я посмотрел на чётки, на которых образовалась седьмая бусина.
— А всё почему? — спросил я у пустой комнаты. И сам себе ответил: — Потому что я, чёрт побери, профессионал! Лучший в своей теме. И не надо вставать у меня на пути!
С Евой мы встретились на остановке и пошли к дому Михаила Ивановича.
— Ты чего так сияешь? — спросила Ева.
— Душу вознёс.
— Круто. Я сегодня тоже с одной начала… Только пока нифига не получается.
— Получится. Главное не зацикливайся на одном, смотри шире. Когда именно получится, ты всё равно не угадаешь. У меня вот три клиента… было. Так я был уверен, что первый легко вознесётся, со вторым придётся немного поковыряться, а с третьей, может, вообще ничего не выйдет. По итогу дня третья уже вознеслась, а к первому я завтра опять пойду. Парень контактный, адекватный, но чего-то пока на взлёт не торопится… О. А вот это нам повезло.
Я остановился, Ева тоже замерла.
Во дворе нужного дома трое девчонок прыгали через скакалку по очереди, что-то выкрикивая. Одна из них была — наша клиентка.
— Вон она, — показал я Еве. — Которая сейчас прыгает.
— Угу. А как её зовут?
Я пожал плечами.
— Всё, что могу сказать — не Верочка. Хотя дедушка думает, что так, но совершенно точно нет. Мы с Изольдой, когда выясняли, кто помогает Маэстро, в квартиру к ним вломились через призрачный мир. В дверь звонили — тишина. Решили, естественно, что нет никого, и вошли. А девчонка дома, ей просто не велели дверь чужим открывать. Увидела нас, и как завопит! Соседка прибежала, начала девочку звать из-за двери. И вот имя я не помню, блин! Но не Вера, точно. У меня бабушку Верой зовут, я бы запомнил.
— Угу, — повторила Ева. — Ну вы с Изольдой красавцы, конечно. И что ж вы делали?