— Страшно? — удивилась Изольда.
— Угу. От того, что я в упор не вижу проблемы там, где ты видишь трагедию. От того, что в двадцать семь мне уже плевать на гораздо большее количество вещей, чем тебе. И что со мной будет через сто лет?..
Изольда молча смотрела на меня. Я встал, протянул ей руку.
— Я был бы счастлив, если бы эти сто лет ты была рядом со мной. Тогда я не забывал бы о по-настоящему важных вещах. Но было бы также неплохо, если бы и ты научилась хоть в чём-то на меня опираться. Я не мальчишка, которого зарезали за то, что он пошёл в школу. Я, чёрт побери, взрослый мужик, который принял сознательное решение изменить свою судьбу. И если бы тогда, с Маэстро, я не выжил — таков мой путь. Такова моя судьба. И никто, кроме меня, не был бы виноват.
Глаза Изольды наполнились слезами.
— Мы сами выбираем судьбу. Все мы. И, совершая выбор, понимаем риски.
— Тот мальчик не понимал рисков, — прошептала Изольда. — Он был ребёнком.
— Было бы лучше, вырасти он в матёрого уголовника? В пустышку или пожирателя? Он погиб, пытаясь стать лучше. И ведь вознёсся. Я прав?
— Как ты можешь так говорить⁈
— Да вот в том и дело, что я — могу. А ты — нет. Понимаю, это, наверное, самая дебильная сцена с объяснением в любви за всю историю человечества, но давай хотя бы просто попытаемся? Мне кажется, нам есть, что дать друг другу.
Изольда колебалась. Я вздохнул:
— Просто для информации. Я скоро буду пытаться вознести пожирателя. Голимого, прожжённого пожирателя, того, что возле «Дома у лавки» отработал у меня тело. Он этого хочет, а мне хочется верить, что шанс есть всегда.
Изольда коснулась моей ладони. Потом сжала более решительно. Встала.
— Вообще, я тебе цветок нёс, — вспомнил я. — Но так вышло… Мне же никто не объяснил, что ты живёшь с братом. Короче: представь себе цветок.
Изольда молча обняла меня.
Изольда вернулась в отель на следующий день. Мне хотелось думать, что перед этим она не смотрела на брата тем самым взглядом, о котором он говорил. Взглядом, означающим, что, попсиховав всласть, вернётся к тому, от чего ушла. Мне хотелось думать, что Изольда впервые за десятилетия набралась отваги сделать шаг вперёд. Конечно, она вернётся к брату, но уже совсем иначе.
С её приходом все в отеле вздохнули с облегчением. Не будем врать: в первую очередь не потому, что соскучились, а потому, что Изольда взяла на себя изрядную часть работы, которую перед этим приходилось раскидывать на всех.
— Тимур, номер сто двадцать, — распределяла утром работу Мстислава. — Старушка, как ты любишь.
— С чего это я их люблю⁈ — возмутился я. — Феликсовну Ева вознесла. У меня с ними не клеится.
— Вот и тренируйся, — отрезала Мстислава.
— Слушайте, ну это несправедливо. И нерационально. У вас, уж простите, общий язык всяко лучше найдётся…
— Тимур, а как ты думаешь, просто статистически, большая часть наших клиентов — кто? — спросила Изольда.
— Ну-у-у…
— Смоленск — город старый. И стареющий. Население убывает. Молодые рвутся в Москву. Пожилые люди — наш основной контингент. Ты хочешь их всех свалить на Мстиславу Мстиславовну? Думаешь, так будет справедливо и рационально?
— Ладно-ладно, уела, — вздохнул я и допил кофе. — Есть, работать со старушкой.
Изольда улыбнулась. Я машинально ответил тем же.
— Кажется, кому-то пора снять номер, — заметил Денис.
Изольда запустила в него скомканной салфеткой. Ван, сложив руки на груди, смотрел на всё это, как китайское божество. Отстранённый и величественный.
— Ты, гусар, я смотрю, шибко бодрый с утра пораньше, — заметила Мстислава. — Возьмёшь девяносто четвёртый и восемьдесят пятый. По восемьдесят пятому результат нужен быстрее, ну, там сам разберёшься.
— Опять в цейтноте работать⁈ — возмутился Денис.
— Не опять, а снова. Ван — семьдесят семь, и других двоих тяни. Я вчера ещё ждала, расстраиваешь. Так, ну и с тобой, красавица. Пятьдесят третий.
— Я могу взять больше! — встрепенулась Изольда.
— Могущественная какая… Ну, бери ещё шестьдесят второй. Всё, разбежались! Сидят, понимаешь, чаи гоняют. Не в санатории!
Я встал, и тут же ко мне подошёл Даниил Петрович.
— Тимур, — сказал он, кивком поприветствовав остальных, — долг зовёт.
— Аквариум грязный? — догадался я.
— Ну а сам как думаешь. Договор-то читал?
— Нет, конечно. Я творческая личность, ещё мне всякие договоры читать не хватало.
— Там русским языком написано, что ты, не дожидаясь пинков, должен вести плановое системное обслуживание. А я уже рыбок сквозь зелень не вижу.
— Понял, после обеда заскочу.
— Добро, жду.
Глава 17
Старушка, к которой отправила меня Мстислава, оказалась совершеннейшим божьим одуванчиком. Встретила ласково, про мои дреды сказала: «Ах, какая прелесть эта молодежная мода!» и предложила выпить чаю. Я усилием воли подавил тяжёлый вздох. Было ясно, что тут придётся повозиться.
Невероятно, но факт: те клиенты, которые при встрече с нами источали недовольство, ругались и огрызались, в итоге возносились быстрее, чем вот такие — на первый взгляд кажущиеся беспроблемными. Этим наблюдением я уже делился с Денисом, и он подтвердил, что я прав.
— Тут видишь ли, какая штука. Отрицательные эмоции — по определению более яркие и разнообразные. Гнев, усталость, раздражение, ненависть, зависть — продолжать можно бесконечно, оттенков много. А положительные эмоции схожи между собой, да к тому же гораздо более недолговечны. Счастье, радость — это единственный миг. Вспыхивают и исчезают, как не было. Злишься ты, как правило, гораздо дольше. Как писал в своё время граф Толстой: все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастная семья несчастлива по-своему. С негативом работать проще хотя бы потому, что видишь, с чем работаешь. А вот с теми клиентами, которые на первый взгляд кажутся счастливыми, но, тем не менее, оказываются у нас, возни не оберёшься.
Старушка оказалась из этих, с кем не оберёшься. В связи с чем к Даниилу Петровичу, чистить аквариум, я пришёл погружённым в уныние. Проведя в номере у бабки без малого три часа, понятия не имел, с какой стороны к ней подступиться.
Даниил Петрович, приветствуя меня, вышел из-за стола, да так за него и не вернулся. Следил за тем, как я вылавливаю из аквариума рыб.
Ну, известный факт: бесконечно наблюдать можно за тем, как течёт вода, горит огонь и люди работают. Хотя, справедливости ради, вода и впрямь зазеленела, по-хорошему надо было заскочить ещё неделю назад.
— Не клеится? — спросил вдруг Даниил Петрович.
— Почему? Всё нормально. Сейчас я воду солью. Потом…
— Да я не про рыб. — Даниил Петрович присел на край стола. — Это понятно, что воду ты сольёшь и аквариум почистишь. Я про другое.
— Не клеится, — вдруг, неожиданно для себя, признался я.
— Бывает. Дело житейское. Ты, главное, руки не опускай — тогда выгребешь.
«Спасибо, Кэп», — буркнул про себя я.
— В нашем деле такое — сплошь и рядом, — продолжил говорить Даниил Петрович. — Ты думаешь, у нас самые сильные выживают?
— А что, нет?
— Конечно, нет. Не самые сильные. И не самые умные. А те, кто приспосабливаться умеют. В дверь их не пускают — они в окно. Из окна выталкивают — подкоп роют. Подземный ход завалит — в трубу лезут. И так до тех пор, пока своего не добьются.
— А если потом окажется, что зря добивались? Что жизнь положили на то, что им и не нужно было?
Даниил Петрович развёл руками.
— Да кто ж тебя знать-то может, что тебе на самом деле нужно? Моё такое мнение, что главное — сложа руки не сидеть. Тогда, даже если не выйдет ничего, самому себе сказать можешь: я делал всё, что мог. Простить себя и жить дальше, другие цели ставить. А не терзаться до гроба, что всё по звезде пошло.
Я невольно улыбнулся.
Интересно, что будет, если познакомить Даниила Петровича и Леопольда Генриховича? Это настолько разные люди, что я как-то даже и не знаю. Живые воплощения деятельности и бездеятельности Я б посмотрел. Хотя велика вероятность, что смотреть буду недолго. Плюс столкнется с минусом, и они просто аннигилируются.
Хотя может, и не просто. Может, с шумовыми эффектами… Мысль меня неожиданно захватила, и думал я её до самого окончания очистных работ.
Провозился долго, аквариум всё-таки немаленький. Поужинать решил в городе, развеяться немного. Сменить обстановку иногда полезно.
Выйдя из номера и дойдя до лифта, понял, что не взял телефон. Чертыхнулся и пошёл обратно.
У меня, в отличие от подавляющего большинства видящих, есть вполне себе живые, осязаемые родственники. Родители, например. И мама мне однажды уже не дозвонилась — пытаясь это сделать на протяжении почти суток.
Ну… Если вам когда-нибудь целые сутки не могла дозвониться мама, живущая в другом городе, то вы и без меня знаете, что это такое. Спецслужбы и иностранные разведки по сравнению с волнующимися мамами — дети малые.
За те сутки, что я не отвечал, мама успела поднять на ноги всех моих знакомых. После этого батя сообразил, что можно позвонить в отель. Где они меня, слава богу, выцепили. Если бы не выцепили, матушка дозвонилась бы и до Кремля, в этом я не сомневался. Телефон с тех пор старался не забывать.
Машинально глянув на экран, увидел пропущенные вызовы от Евы. Четыре штуки, последний из которых — пять минут назад. И сообщения во все мессенджеры: «Перезвони!». А вот звонить по городскому в отель Еве, видимо, в голову не пришло, иначе меня бы уже разыскали. Слишком молода, чтобы знать о существовании стационарных телефонов. Хотя, справедливости ради, такие телефоны и для меня — эпоха мамонтов, не факт, что сам бы сообразил.
Я занёс палец над экраном, чтобы перезвонить Еве, и в туже секунду она прорезалась сама.
— Что? — спросил я.
— Ну где ты ходишь⁈ — раздался вместе приветствия возмущённый вопль. — Почему трубку не берёшь⁈