Двое офицеров СД, переодевшись в форму югославской титовской армии, установили контакт с Миклошем. Была достигнута договоренность о тайной встрече 13 октября, но у Ники возникло подозрение, и он прервал переговоры. Однако, поддавшись уговорам, все же согласился на новую встречу 15 октября в кабинете друга их семьи, директора венгерской части «Дунайского судоходства» Феликса Борнемишца на площади Эскиз в Будапеште. Тем не менее молодой Хорти принял меры предосторожности, взяв с собой пятерых гонведских офицеров, установивших наблюдение за входом в здание, а на некотором удалении он расположил роту гонведской гвардии.
Но и немцы подготовились к встрече. Этажом выше помещений компании судоходства была заранее размещена команда СД, а на боковой улице на грузовиках сосредоточилась одна из эсэсовских рот.
Акция похищения была запланирована на 10:10. За несколько минут до ее начала Скорцени в гражданской одежде припарковался около здания на легковой автомашине, сразу же после того, как в него вошел сын Хорти. Таким образом, у входа стояла его машина, а за ней ковшовый экскаватор, в котором сидели, замаскировавшись, три венгерских офицера.
В этот момент к зданию подошли двое сотрудников СД. Но как только они собрались войти вовнутрь, гонведские офицеры, почувствовав опасность, открыли по ним огонь. Один из них был сразу же убит. Из окон дома, находившегося напротив, высунулись стволы винтовок и автоматов венгерских солдат, начавших стрелять по автомашине Скорцени. Штурмбанфюрер СС вызвал свою роту, которая загнала в дома попытавшихся было выскочить на площадь венгров. Находившаяся в засаде гонведская рота не успела выдвинуться к площади, как из здания выскочила группа сотрудников СД со связанными Миклошем и его другом Борнемишцем. Их бросили в грузовик, который сразу же помчался на аэродром. Буквально через несколько минут оба пленника находились уже в самолете, взявшем курс на концлагерь Маутхаузен.
В завершение операции «Панцерфауст» в 12 часов дня немецкий посланник доктор Везенмайер, также имевший эсэсовский чин, появился у Хорти, чтобы получить от того вразумительный ответ, с рейхом он или против. Примечательно, что бригадефюрер СС Везенмайер, критически относившийся к методам Винкельмана, не захотел или не смог исполнить роль шантажиста и «не ввел в действие „тяжелую артиллерию“ – не сообщил адмиралу, что в случае неповиновения его сын будет поставлен к стенке». В результате вся операция пошла насмарку: в 14 часов будапештское радио объявило, что Венгрия подписала с Советским Союзом соглашение о перемирии.
Однако Винкельман тут же захватил город. Под грохот гусениц 40 немецких танков унтерштурмфюрера СС Кернмайра заняли здание радиостанции. Было зачитано обращение нового пронацистского режима. Все важнейшие пункты Будапешта заняли немецкие солдаты. В дело вступил и Скорцени, поднявший по тревоге 22-ю кавалерийскую дивизию СС, которая тут же перекрыла подходы к резиденции Хорти – Бургбергу. Десантники Скорцени должны были утром 16 октября начать штурм резиденции, что и было успешно осуществлено в 6 часов, лишь только стало светать. Скорцени доложил: «Бургберг взят без единого выстрела. Вся операция длилась не более получаса».
Собственно говоря, можно было обойтись и без доклада, так как около 4 часов утра Везенмайер сообщил Винкельману о готовности Хорти передать власть Салаши. Так что Венгрия была вынуждена и дальше проливать кровь за Гитлера.
СС вновь продемонстрировала, что в состоянии своими пирровыми победами поддерживать бредовую идею Гитлера стоять до конца. И, как при дворе какого-нибудь арабского султана, в ставке фюрера все ярче разгоралась звезда Генриха Гиммлера.
Октябрь 1944 года можно рассматривать как пик власти Гиммлера. Успехи гвардии в Польше, Словакии и Венгрии не остались без внимания. Шеф СС получил привилегию выступить вместо Адольфа Гитлера с традиционной речью 8 ноября 1944 года в память «пивного путча» в Мюнхене. Гиммлер наслаждался своей властью и гордился тем, что он первый и, казалось, незаменимый помощник своего фюрера. С глубокой иронией британский историк Тревор-Ропер замечает: «Крушение рейха сделало Гиммлера богом». Человек, который еще несколько месяцев назад взвешивал возможность устранения Гитлера в интересах достижения мира, теперь не останавливался ни перед какими кровавыми жертвами для принесения их своему божеству.
«В течение последнего года, – сказал он доверительно министру финансов графу Шверину фон Крозику, – я научился вновь верить в чудо. Спасение фюрера 20 июля – самое настоящее чудо».
Он убивал в себе любое сомнение в диктаторе, сказав как-то скептику Феликсу Керстену: «Все расчеты Гитлера оказываются правильными. Он по-прежнему – великий гений всех времен. Он знает с точностью до одного дня, когда и где нас ожидают победы. Поэтому 26 января будущего года мы опять окажемся на побережье Атлантики».
Однажды Гудериан пожаловался, что не знает, где взять войска для отражения очередного удара Советов. В ответ Гиммлер только улыбнулся, усматривая в этом лишь необоснованную озабоченность, и произнес: «Видите ли, дорогой генерал, я не думаю, что русские смогут продолжить наступательные действия. Все это лишь блеф».
Однако мысль о том, что Гиммлер на какое-то время поднялся до уровня самого Гитлера, представляется обманчивой. Так, Тревор-Ропер утверждает: «Несмотря на кажущийся рост власти Гиммлера, на самом деле она значительно ослабла».
Теоретики двух личностей забыли о человеке, который с ревностью следил за каждым шагом Гиммлера, – шефе партийной канцелярии Мартине Бормане, имевшем большое влияние на диктатора и внимательно следившем за его ближайшим окружением. Он-то и затормозил дальнейшее продвижение наверх «дядюшки Генриха», как его обычно называл.
Спор между Гиммлером и Борманом о правомочиях СД показал, кто есть кто. Чем более сужалась территория рейха под мощными ударами противника, тем большую активность проявлял Борман, не позволяя Гиммлеру и руководству СС замахиваться на властные полномочия партии. Когда в дела какого-нибудь гауляйтера пытались вмешиваться высшие чины СС, за него тут же вступался Борман, докладывая о случившемся Гитлеру, который разделял его взгляды на место и роль партии. На любые высвобождавшиеся командные посты Борман проталкивал своих аппаратчиков.
Эрих Кох, гауляйтер Украины, выдворенный оттуда советскими войсками, возвратился в родную Восточную Пруссию, где в качестве имперского комиссара чувствовал себя полновластным хозяином, ни во что не ставя ни вермахт, ни СС, которых презирал. Не посоветовавшись даже с командующим войсковой группой генерал-полковником Райнхардтом, он стал создавать собственную армию, назвав ее «фольксштурмом». В нее Кох загонял инвалидов, стариков и зеленую молодежь и конфисковал продукцию военных заводов для нужд своей армии. Защитник Восточной Пруссии взял на себя обязанности по контролю за офицерами и солдатами восточно-прусской группировки и розыску дезертиров, отказав в этих правах Гиммлеру и его пособникам.
Пример Коха побудил Гитлера и Бормана распространить власть партии на оставшуюся территорию Германии и создать имперский фольксштурм, подчиняющийся не вермахту, а партии, во главе которого был поставлен Борман. 26 сентября Борман отдал распоряжение гауляйтерам о подготовке к повсеместному созданию фольксштурма.
А через три недели, в годовщину Битвы народов под Лейпцигом (18 октября 1813 года), Гитлер уже отдал распоряжение о создании фольксштурма, что значительно сократило власть Гиммлера, так как за командующим резервной армией закреплялись вопросы организации, обучения и оснащения фольксштурма, тогда как за Борманом – вопросы его рекрутирования и политического руководства.
К тому же Борману удалось задействовать против Гиммлера еще и Иосифа Геббельса. Если министр пропаганды ранее заявлял: «Гиммлер занимается военными, я же – гражданскими аспектами ведения войны. В этой связке ходу войны будет придан решающий импульс», то после попытки покушения на Гитлера рейхсминистр усмотрел в Бормане более сильного партнера и перешел на его сторону. Борман не преминул тут же подписать у фюрера указ о назначении Геббельса имперским уполномоченным по вопросам ведения тотальной войны. В декабре Геббельс получил задание проверить численный состав подразделений вермахта и доложить в ставку фюрера свои предложения по их передислокации, что являлось явным вторжением в сферу деятельности командующего резервной армией.
Пока Гиммлер довольно часто появлялся в ставке фюрера, Борману приходилось опасаться, что шеф СС сможет противостоять его нашептываниям Гитлеру. Поэтому он поставил своей задачей оттеснить Гиммлера из ближайшего окружения фюрера.
Будучи еще гимназистом в Ландсхуте в период Первой мировой войны, Гиммлер на фронт не попал, но втайне мечтал о славе полководца, желая встать во главе частей, непосредственно ведущих боевые действия. И Мартин Борман «помог» ему осуществить эту мечту.
В конце ноября англо-американские войска вторглись в Эльзас, оттеснив части немецкой 19-й армии к Рейну. Для обеспечения дальнейшего отхода армии необходимо было создать на левом берегу Рейна плацдарм и остановить продвижение противника. В штаб-квартире фюрера было решено образовать новую группировку войск в районе между Карлсруэ и швейцарской границей. Вот тут-то Борман и предложил послать Гиммлера, назначив его командующим этой группировкой. Он обосновывал свое предложение тем, что тот командовал резервной армией, откуда и могли быть взяты необходимые силы для этой группировки. К тому же в том районе необходимо было провести санирующие мероприятия, что являлось как раз прерогативой шефа полиции Гиммлера.
В начале декабря Гиммлер получил новое назначение. Сияющий от счастья, командующий группировкой войск «Верхний Рейн» не разглядел ловушки, подставленной ему Борманом, считая, что сможет кардинально изменить ход Второй мировой войны. Благодаря своим стараниям и организаторским способностям ему действительно удалось создать фронт обороны, перебросив туда мобильные подразделения резервной армии. Правда, его группировка представляла собой пеструю смесь из пожилых солдат, ополченцев, пограничников, таможенников, зенитчиков и мобилизованных в армию представителей восточных народов. Свой командный пункт в Шварцвальде он почти не покидал. Готовился к решающим боям с противником, удовлетворяясь пока малыми победами над внутренним врагом. Он сместил командующих армиями и командиров корпусов, якобы из-за их непригодности, и отказался подчиняться командующему Западным фронтом.