тапо.
Обе эти службы занимались, по сути дела, одним и тем же делом, что зачастую приводило к столкновениям между ними. Возникала даже своеобразная конкуренция. Так, отдел II А (марксизм) гестапо охотился за теми же самыми коммунистами-подпольщиками, что и отдел II 2 (левые партии и организации) СД.
Чтобы положить конец конкуренции между ними, Гейдрих издал 1 июля 1937 года распоряжение о разграничении их полномочий.
«Ни конкуренция, ни попытки подчинения одна другой, но ликвидация параллелизма в работе и взаимодействие служб — вот каково требование времени», — призывал Гейдрих. Гестапо должно заниматься марксизмом, фактами измены родине и эмиграцией, СД же — наукой, народным творчеством и народным духом, искусством, образованием, партиями, вопросами государственного управления, конституцией, связями с заграницей, масонством, а также имеющимися объединениями и союзами.
И все же оставалось довольно обширное поле деятельности, где еще могли сталкиваться обе службы: церкви, секты, религиозные и мировоззренческие организации, пацифизм, еврейство, правозащитники, антигосударственные группировки («черный фронт» союзная молодежь и тому подобное), экономика, пресса. Поэтому и здесь было произведено разделение «труда»: СД должна была заниматься «всеми общими и основополагающими вопросами», гестапо же — «отдельными случаями, требующими вмешательства государственной полиции».
Длинный перечень поставленных перед СД задач не исключал опасений, что гестапо окажется в состоянии оттеснить ее в мировоззренческую область. В управлении службы безопасности в связи с этим стала проводиться экспертиза, доказывавшая правомерность руководящего положений СД. Гестапо же, мол, возникло по причине юридически-административной необходимости. Третий рейх нуждается «в мощном гаранте государственной безопасности, что соответствует целям и задачам политического движения». А это может обеспечить именно СД.
Фраза эта взята из меморандума, составитель которого неизвестен. В нем же говорилось, что задача гестапо — борьба с «антигосударственными явлениями», тогда как СД должна заниматься устранением «антинародных устремлений».
Этим посылкам давалась нижеследующая трактовка:
«Антигосударственная деятельность — это юридический феномен и она может быть доказана в тех случаях, когда какая-то личность своими действиями нарушает законы, защищаемые государством. Что же касается антинародных проявлений, то они, как правило, не преследуются законом, но таят в себе гораздо большую опасность для народа, а следовательно, и для государства, чем непосредственные антигосударственные проступки».
Вместе с тем СД старалась найти для себя новые сферы деятельности, которыми оказались зарубежный шпионаж и вопросы, связанные с расширением жизненного пространства.
Как уже было сказано, в вопросы шпионажа электролизовали умы молодых сотрудников. Вообще же создание службы внешней разведки было, по сути дела, случайным явлением, поскольку проистекало из того, что СД преследовала противников государства и за границами рейха. Одним из таких врагов оказался в свое время лидер «черного фронта» Отто Штрассер, который из Праги попытался начать донкихотовский крестовый поход против бывшего своего партийного шефа Гитлера.
Особую опасность для руководства СД представлял его нелегальный радиопередатчик, нарушавший тоталитарный контроль за мыслями граждан в третьем рейхе. СД удалось установить, что передатчик этот обслуживал инженер Рудольф Формис, бывший ранее техническим руководителем радио Штутгарта. И Гейдрих принял решение: «Формиса следует устранить». 10 января 1935 года он вызвал к себе бывшего механика, унтерштурмфюрера СС Альфреда Науйокса[114] и отдал ему приказ: «Доставьте Формиса в Берлин!»
СД выяснило, что радиопередатчик Штрассера находился в 20-30 километрах юго-восточнее Праги. Науйокс получил документы на имя коммерсанта Ханса Мюллера и выехал вместе со своей приятельницей, берлинской преподавательницей гимнастики Эдит Кесбах, на «мерседесе» за номером ИП 48259. И он нашел то, что искал: передатчик находился в деревушке Добрис, в одной из комнат местной гостиницы «Цахори». Тогда он поселился в этой же гостинице в номере 4, расположенном почти рядом с номером Формиса. Изготовив слепок от его ключа, Науйокс телеграфировал в свое управление: «Нашел». Получив через несколько дней инструкции, он начал действовать.
В 21.30 23 января Науйокс подал сигнал карманным фонарем из окна своего номера, делая круговые движения. Через несколько минут к нему в окно влез присланный на помощь сотрудник СД Вернер Гетч. Оба сразу же вышли в коридор и направились к комнате Формиса. Полагая, что его в номере нет, они попытались открыть дверь своим ключом. Но тот оказался дома. Тогда Науйокс постучал в дверь и на вопрос: «Что вам угодно?» — ответил, что ему позабыли положить кусочек мыла.
Формис открыл дверь, и в тот же миг эсэсовцы ворвались в его номер. Он попытался достать пистолет, но один из них выстрелил. Рудольф Формис был убит. Прежде чем на шум появилась прислуга, Науйокс и Гетч успели подложить под передатчик фосфор и поджечь его.
Гейдрих пришел в ярость от действий своих эсэсовцев, явно смахивавших на эпизоды из гангстерских фильмов. Однако и в следующие годы СД оставалась сборищем детективов-любителей, хотя и стала проникать в секретные службы. Начался систематический сбор иностранной информации, а некоторые сотрудники приступили к налаживанию сети информаторов через своих живших за рубежом знакомых.
Шпионскую деятельность возглавил оберфюрер СС Хайнц Йост, не имевший никакого опыта работы в этой области, но назначенный начальником отдела III 2 (борьба с разведками противника). Постепенно к шпионской деятельности стали привлекаться и другие отделы. «Еврейский» отдел имел, например, собственный аппарат на Ближнем Востоке, который собирал материалы по еврейско-арабскому конфликту в Палестине. Центральным пунктом сбора информации стало там информационное бюро в Тель-Авиве, шефом которого был журналист Райхерт, имевший своих осведомителей в обеих лагерях. Основными его источниками были: у арабов — лидер националистов Ибрагим Ханти, издатель газеты «Аль Дифа», а у евреев — лидер сионистов Файвель Полкес, бывший одним из командиров нелегальной еврейской армии «Хагана».
«Доктор Райхерт взял на себя обязательство, — было отмечено в управлении СД, — сотрудничать только с СД, рассчитывая на ее поддержку в необходимых случаях, и передавать полученные важные в разведывательном отношении материалы через господина фон Ритгена (информационное бюро) о пометкой X или по указанным ему Хагеном адресам».
Действия Райхерта были довольно успешными. В 1937 году он добыл письмо британского экс-премьера Стенли Болдуина, в котором шла речь о секретном англо-турецком договоре, за текст которого итальянская разведка предлагала 150 000 фунтов стерлингов.
Но чем интенсивнее СД пыталась внедряться в секретные службы, тем сильнее становилось противодействие ей военного абвера, возглавлявшегося адмиралом Канарисом, который ранее старался поддерживать добрые, но осторожные отношения со своим бывшим курсантом Гейдрихом.
После первых столкновений между абвером и гестапо в период, когда шефом абвера был Патциг (1932-1934), военное руководство посчитало, что Канарис будет, пожалуй, более подходящей фигурой, чтобы противостоять Гейдриху. Капитан 1-го ранга, ставший вскоре адмиралом, бывший в свое время командиром подводной лодки, Канарис считался противником Веймарской республики и слыл человеком, имевшим тесные контакты с Гейдрихом. При встречах оба они с удовольствием вспоминали время, проведенное на борту учебного крейсера «Берлин». Жене Канариса, Эрике, так не хватало игры на скрипке чуть ли не домашнего музыканта Гейдриха!
Рассказывали, что однажды Канарис с женою, проходя по Дёллерштрассе в южном пригороде Берлина, заметил высокого эсэсовца, прогуливавшегося с блондинкой, везущей детскую коляску. Канарис воскликнул: «Да это же Гейдрих!» Когда того окликнули, он, щелкнув каблуками, отдал гитлеровское приветствие и проговорил тоном бывшего лейтенанта: «Господин каперанг изволит проживать в Берлине?»
На что Канарис ответил: «Совсем недавно».
«А мы вот уже несколько дней живем на Дёллерштрассе», — отреагировал Гейдрих.
«Что вы говорите?! Какое совпадение!»
Они стали встречаться. По воскресеньям после обеда чета Канарисов отправлялась играть в крокет в саду дома Гейдрихов, а вечером те приходили к Канарисам на ужин, приготовленный самим адмиралом, с последующим домашним концертом. Позже обе семьи сблизились еще больше. В августе 1936 года Канарис приобрел дом на Дианаштрассе в берлинском районе Шлахтензее, а через полгода на близлежащей Аугусташтрассе в новом доме поселился шеф СД.
И в служебных отношениях Канарис и Гейдрих сначала находили общий язык. 21 декабря 1936 года Канарис и Бест подписали соглашение (получившее название «Десять заповедей»), определявшее компетенции абвера и гестапо. По нему абвер стал заниматься зарубежной разведкой и контрразведкой, тогда как гестапо взяло на себя вопросы, подпадающие под параграф 163 (государственная измена) с ведением соответствующего расследования. Поскольку абвер в мирное время не располагал военной полицией, то получил право привлечения гестапо в случае необходимости. Соглашение вместе с тем отдавало предпочтение военной разведке и контрразведке. В одном из его пунктов было записано:
«При рассмотрении отдельных случаев прерогатива отдается военной разведке и контрразведке».
Гестапо соглашалось не вмешиваться в расследование тех или иных вопросов, если абвер высказывал такое пожелание.
В последующем в ходе расширения экспансии СД такое преимущество абвера подверглось корректировке. На собственный страх и риск СД стала проникать в разведывательные сети абвера за рубежом, но только путалась под его ногами. Да и в вопросах изучения промышленного потенциала и состояния военной промышленности зарубежных государств они стали сталкиваться. Разрыв между Канарисом и Гейдрихом ускорила афера, выявившая полный дилетантизм службы безопасности.