Черный парус беды — страница 21 из 73

– Постойте!

Я остановился.

– Вы завтра приходите, – сочувственно проговорил брюнет-спасатель. – Может, найдется все же. До вечера еще далеко, да и ночью тут люди гуляют.

Я хмыкнул. Насчет полуночников не мне ему объяснять. Давеча сам отвалил отсюда только к утру – на часы не смотрел, но уж светало.

Как добрался до отеля, помнилось смутно, как лег – вообще не отложилось. Зенки я продрал лишь к полудню. Голова туманилась. С тоской подумав о рассоле, я заменил его апельсиновым соком из мини-бара в номере. А когда полегчало, тогда и хватился портсигара.

Я обыскал карманы и замер… Пусто!

Кинулся к портье… Ответ отрицательный.

В такси? Я не помнил ни номера, ни даже марки машины.

Нет, скорее все же, на пляже обронил. Куролесил там долго и с удовольствием, ну и…

Я подорвался, выскочил на улицу, поймал тачку и помчался на место ночного разгула. По дороге вспомнил, что забыл мобильник на тумбочке, но не возвращаться же!

Очутившись на пляже, я огляделся. Эх, если бы помнить, где шатался, сидел и падал, задача была бы проще, по крайней мере было бы ясно, где искать. Но память мою будто корова языком вылизала. Лысым – голову, а мне – память.

О, кажется, здесь я выронил пакет. Меня это очень расстроило, потому что в пакете была бутылка. Здесь иначе не положено. Когда я поднял пакет и бутылку в нем, то огорчился еще больше: выплеснулось! Или не здесь это было?

Я бродил по пляжу и прикидывал, как поступить: выругаться гласно или безмолвно погрузиться в пучину отчаяния?

И тут появился лучик. Имя его было Мари.

Мы познакомились вчера. Я уже был тепленький, мне хотелось поговорить, нужна была компания, тут она и подвернулась. Бусины в волосах. Бриджи. И вся такая спокойная, расслабленная, ни складочки мысли на лице. И при этом симпатичная. Может, потому и симпатичная. Короче, хиппи. Или растаманка. Один черт.

Я проявил себя джентльменом и предложил Мари выпить. Мне не жалко, ну, и за знакомство. Она не стала жеманиться, отхлебнула из бутылки. И не заперхала, что примечательно, а ведь виски, не портвейн какой-нибудь. Потом мы с Мари стали разговаривать. И хорошо так поговорили, хотя и ни о чем, так, трындели. Правда, кажется, говорил только я, периодически сбиваясь с английского на русский, но она все равно кивала.

Потом я увязался за какой-то фифой, но та меня бортанула. Хорошо хоть, от виски отказалась, а то один перевод продукта был бы, и никакого толку. Затем рядом опять оказалась Мари. Так и продолжалось до самого утра: то есть она, то нет ее. Когда я садился в такси, а точнее сказать, вносил себя в такси, я махнул ей на прощание рукой. Хорошая девушка Мари, свой человек.

Итак, шансы найти портсигар стремительно приближались к нулю, когда беспросветную тьму пронзил солнечный луч. Мари сидела на лежаке и смотрела на меня из-под неровно подстриженной челки. Наверное, так сейчас модно, не знаю.

Я ухватился за нее (не за челку – за девушку, и образно, разумеется), как утопающий хватается за обломок своей лодки (соломинка – это слишком образно). И меня тут же опустили, опять же образно:

– Не видела.

При Мари была бутылка пива, и она протянула ее мне, демонстрируя чудеса щедрости и высоты сострадания.

Потом мы сообща утюжили пляж, и даже когда я опустился на песок, чтобы предаться безрадостным размышлениям и заглотить остаток пива, сердобольная девушка Мари продолжала бродить между лежаками и людьми.

Я был тронут. Не была бы Мари француженкой – а она была француженкой, при этом с отменным знанием английского языка, на котором мы изъяснялись, – она в легкую сошла бы за русскую. На ту, что в горящую избу, коня на скаку и за мужем в Сибирь. Хотя, может, и отметился какой из моих соотечественников в ее генотипе. Русские всегда любили Францию и француженок.

Губы мои смялись, но усмешка, толком не оформившись, сползла на подбородок и там растворилась в пивных потеках. Потому что настроение мое дешевыми шуточками было не подправить и не поднять. Дайте, дайте мне пистолет!

Потом я решил подойти к спасателю…

– Не расстраивайтесь так, – сказал мачо в труселях, фасоном и рисунком в цветочек точь-в-точь как у Волка в «Ну, погоди!». – Не жизнь ведь – портсигар. Бог дал, Бог взял.

Я разозлился: интересно, когда у него тут народ тонет, он тоже этим утешается? И вообще, не Господь Вседержитель мне в руки этот портсигар вложил, но человек из плоти и крови, а потерял я презент чисто из-за собственного раздолбайства. Так что не надо поминать имя Всевышнего всуе. И черта тоже не надо.

Я разозлился, но заставил себя смириться, ибо смирение красит человека, даже если человек этот вчера нажрался, как свинья, и сегодня поправляется теплым пивасиком.

– Так вы приходите завтра, – повторил черноволосый труселеносец. – Обязательно.

– Спасибо. Может, и зайду. Как сложится.

Вяло махнув рукой, я взял курс на шоссе и стоянку такси при нем.

Ноги вязли в песке. Меня покачивало – не от пива, разумеется, а от общего расстройства.

– Ты куда?

Мари не было места рядом со мной. Беда – та еще зараза. Передается воздушно-капельным путем и любым другим, вплоть до почкования. Хотя с другой стороны… Это ее выбор, мне не отвечать. А если положить руку на сердце, то человек за плечом мне сейчас очень кстати. Чтобы решимость по дороге не растерять. Вроде как и не знает она ничего, не поймет и не осудит, а труса праздновать в ее присутствии все же неловко. Ей бы меня только до кафе «Спорт» сопроводить, там уж я сам как-нибудь, без девчонок с бусинами. Пусть катится! И живет долго и счастливо в своей растаманской нирване. Но это потом, а пока идущие на смерть приветствуют тебя!

– Пошли, – сказал я.

До Орты мы долетели быстрыми пташечками. Шустрые на острове таксисты. Парадокс, однако. На улицах, в магазинах, тем паче в кафе местные жители такие неторопливые, разморенные, но стоит сесть за руль – огонь, а не люди. Педаль в пол, иначе неприлично.

Я попросил высадить нас у порта. До кафе «Спорт» отсюда было метров двести. Расплатившись с таксистом, мы направились к искомому объекту: я шел, Мари невесомой тенью плыла рядом.

Сто пятьдесят метров…

Мимо цветочных клумб, слепленных из бетона. Мимо домов – ухоженных и прилизанных, со стульями у дверей, на которых сидели старушки в черном и старики в кепках. Мимо вывесок, реклам и афиш.

Сто…

– Ну, лапочка, – я улыбнулся, стараясь, чтобы улыбка вышла не очень жалкой. – Пора прощаться. Иди отдыхай, а мне – работать.

– Я здесь подожду, – заявила непокорная девушка Мари. – Вот здесь.

Она опустилась на край клумбы с гортензиями. Кстати, гортензии здесь везде – на полях, склонах гор, в садах и парках, в горшках и вазонах, как-никак национальный цветок Азор.

Мари поелозила, устраиваясь поудобнее, закинула ногу на ногу и все внимание – облезшему лаку на ногтях. Да, педикюр бы тут не помешал.

– Как знаешь, – буркнул я.

Согласно полученным инструкциям, в означенный час меня должны были ждать на третьей лавочке от кафе; направление – приблизительно на север.

Я шел, опустив голову, с трудом переставляя ставшие ватными ноги. Не скажу, что голова моя была заполнена туманом – он уже рассеялся, тут другое: мне отчего-то казалось, что это не я иду, что камни мостовой сами ползут навстречу, а дома своевольно скользят мимо с неспешной грацией. И даже им, этим камням, этим домам было совершенно наплевать на меня! Это безразличие как-то особенно задевало. Нет, положительно, поспешил я с тем, что муть рассеялась, туман в моей голове имел место быть. Хорошо еще, что не сгущался.

Проплыла дверь кафе «Спорт». По обе стороны от двери окна с белыми ставнями.

Вчера я приезжал сюда для рекогносцировки – готовился, чтобы не искать нужную скамейку в последнюю минуту. А ну как опоздаю? Мало ли что…

Когда «привязался» к местности, зашел в кафе. Забавное местечко, что и говорить. На стенах ряды флагов – судя по их количеству, едва ли не всех стран мира. Наверняка где-то был и российский триколор, но с ходу я не разглядел, а потом, как кинул в себя стаканчик-другой вискаря, и высматривать не стал. Еще на стенах было бессчетно вымпелов с названием яхт-клубов и кепок с названиями яхт. Плюс к этому тряпичному буйству картины маринистов разного уровня таланта. Плюс фотографии парусников. А еще портреты каких-то дядек, наверняка тоже яхтсменов. И наконец, крещендо: вырезанный из дерева орел, некогда гнездившийся под бушпритом корабля.

Это было вчера. Сегодня мне было не до кафе. Хотя выпить хотелось. Пивасик только раззадорил. Но я сдержал себя. Делом надо заниматься, делом! Потом… может быть… даже не может быть, а обязательно!

Вот и искомая лавочка. А на ней, прелесть какая, старичок с ноготок. Впрочем, совсем он даже не старый, просто с палочкой и благообразный. Тютелька в тютельку с описанием. Ему я должен вручить портсигар. И не вручу.

Дома остановились, брусчатка застыла, но сделали они это не сами по себе, это я будто споткнулся. Замешательство мое длилось секунду-другую, и со стороны, наверное, это выглядело так: вот шел человек, шел и вдруг понял, что промочить горло все-таки надо. По-нашенски, по-ерофеевски, немедленно! Потому и крутанулся на месте, потому и шмыгнул за дверь кафе «Спорт».

Все было не так, ну, разве что отчасти. Но желание срочно нарезаться точно не было довлеющим. Просто кое-что произошло – неожиданное и пугающее.

«Старичок» в светлых брюках и соломенной шляпе дожидался меня на третьей скамейке. А на второй – той, что поближе, развалился совсем другой типаж. Джинсы, замшевые туфли, покатый лоб, бритый череп, бычачья морда. Руки у бычары были короткопалые и щетинистые.

Я не Зоркий Сокол, не Гойко Митич какой-нибудь, но я точно знал, что пальцы эти толстые, как сардельки, и волоски на них рыжеватые. Потому что был случай – видел этого громилу вблизи. В Москве. И совсем недавно – после того, как побывал в кабинете, где получил указания, что и как должен сделать в городе Орта на острове Фаял.