Доходили до меня слухи – пару раз Колька обмолвился, что Кривушин таки отправился в плавание по водным артериям страны с перспективой выхода на мировые акватории. Один пошел, не нашел дурака-товарища. Но чем все закончилось, я не знал. Потому что опять изменились обстоятельства.
В 1993 году, после памятных событий, когда из пушек да по Белому дому (причем по своему!) палили, началась, как стали выражаться позднее, смена элит. Вторые возмечтали стать первыми. Колька Миронов «вторым» не был, скорее уж двадцать вторым, но и ему захотелось на следующую ступеньку, а то и через две.
С турецкими вояжами Миронов завязал, скинул малиновый пиджак, убрал под рубашку золотую цепуху в палец толщиной и подался в «нефтянку». Там я ему был не помощник, поскольку тут одного доверия мало, тут знать надо, кого и как больно за яйца хватать, а у меня с этим всегда плохо было, никаких способностей. И «голды» на шее у меня никогда не было, тоже аргумент.
В общем, раскатились мы каждый в свой угол, и век бы нам не встретиться, если бы не понадобились много лет спустя господину Миронову услуги курьера. Курьера особенного, надежного, которому он мог бы вручить дорогой презент для передачи своему компаньону, проживающему на острове Фаял.
Такие вот у судьбы коленца! То вприсядку, то танец с саблями… и стульями. Занятный танец получается, ну, когда стулом по голове.
Глава 4
– Сережа, ты?
Все-таки поразительная штука жизнь. Хотя «все-таки» здесь ни при чем. Просто удивительная! И даже без «просто».
Где я, где Кривушин и где остров Фаял! Нет, остров сей находится в Атлантическом океане, с этим все ясно, но чтобы встретились здесь два одиночества? О, черт, о чем думаю. Мне же бежать надо!
Дядя Петя раскинул руки, готовый принять меня в объятия, и не сумел, не успел.
– Ты… – зачастил я. – Здоровотолькопотоматоонменяпомордеаонастуломнамбыотсюда…
Как Кривушину удалось вычленить главное из этой белиберды, мне неведомо. Но сумел отставник, справился.
– За мной! – приказал он с интонациями, которые ясно говорили о том, что бывших майоров не бывает.
Мы выскочили из кафе и уже хотели рвануть вдоль да по улице, но тут выяснилось, что «за мной» Кривушина имело вполне конкретное наполнение.
– Сюда!
Буквально в пяти метрах от входа в кафе «Спорт» была неприметная дверь. Дядя Петя распахнул ее и первым исчез в притаившемся за ней сумраке. Следом метнулась героическая девушка Мари. Я тоже не заставил себя ждать.
Скрипнул доводчик, отрезая нас деревянной преградой от утопающего в солнце мира. Сумрак стал тьмой, и в этой темноте вновь прозвучало властное:
– За мной!
И уже мягче:
– Осторожнее. Тут лестница.
Сначала я натолкнулся на Мари, потом уже на ступеньку. Впереди и выше уверенно топал Кривушин.
Мы поднялись по лестнице, которая, ясное дело, тоже заканчивалась дверью. Что-то их слишком много, дверей этих, прямо на каждом шагу.
Дверь открылась, одарив нас светом. Мы оказались в узком коридоре. Солнечные лучи с трудом пробивались сквозь жалюзи, собранные из узких деревянных реек. По краям окна свисали еще и занавески.
Направо, по коридору, налево. Снова дверь.
– Прошу.
Кривушин замер на пороге, гостеприимно приподняв руку и вроде как изогнувшись в талии, тот еще швейцар.
– Мои хоромы.
Говорил он по-русски, но сообразительная девушка Мари, похоже, все понимала. Хотя мудрено было не понять: такой жест, такой изгиб! Мари вошла в комнату и даже не оглянулась, чтобы взглядом пригласить меня за собой. Ну, чисто королева, а я ее оруженосец. Как же, размечталась!
– Здесь безопасно, – сказал дядя Петя. – Ну что, Сережа, обнимемся или сразу о делах ваших скорбных потолкуем?
Мы обнялись. Кривушин, то ли выказывая истинное отеческое расположение, то ли от общего избытка сложносочиненных чувств, хлопал меня по спине:
– Изменился ты. Возмужал. Это ж сколько лет прошло, как виделись? Почитай, двадцать с гаком. Вот кого не ожидал здесь увидеть, так это тебя. Вообще не ожидал.
Почему-то это уточнение царапнуло, хотя я и сам ни о чем подобном помыслить не мог.
– И я не ожидал. Ты-то как тут очутился, дядя Петя?
Майор чуть отстранился и обшарил меня глазами:
– Обо мне потом. Давай о себе коротко. Мать как, жива?
– Нет, дядя Петя, давно уж.
Кривушин помрачнел:
– Ну, что тут скажешь… Сам как?
– По разному.
– Это понятно. Ладно, выкладывай, с чего драпали как ошпаренные? – И не дожидаясь ответа, понизив голос, поинтересовался: – Ты познакомил бы. Она тебе кто – жена?
– Кто? – растерялся я, а секунду спустя уразумел, что Кривушин имеет в виду Мари. И то верно, она же еще ни слова не сказала. А замолотила бы по-английски или по-французски защебетала, тогда… Хотя, я что, не могу позволить себе супругу француженку? Или англичанку? Мне только американки не нравятся, развязные они какие-то и смеются громко. Да-с, могу позволить. Я, между прочим, еще очень ничего. И в этом смысле тоже, в том самом. Только с деньгами хреново. Временные трудности.
– Окстись, дядя Петя, не жена она мне, на пляже приблудилась, то есть прибилась.
– Зовут-то как?
– Мари.
– Так заваруха из-за нее или из-за тебя?
– Из-за меня. Но била она.
– Стулом?
– Им.
– А зачем?
– Тогда меня бы стали бить. Или того хуже. А так только разок вмазали, – я осторожно коснулся скулы, смотри-ка, уже не горит, мозжит только.
– Хуже – это как, на сколько? – потребовал уточнения Кривушин.
– Намного.
Сумбурный этот диалог-пунктир прервало тихое:
– Эй!
Понятно, к чему призывает этот интернациональный возглас. Мы одновременно повернулись к Мари. Она стояла у окна и явно хотела познакомить нас с чем-то, происходящем в заоконном пространстве. Что настораживало, так это как она стояла: немного отступив, прикрываясь занавеской.
Так же дружно, чуть ли не нога в ногу (Кривушину к этому было не привыкать, такое не забывается, а меня от армии высшее техническое уберегло), мы подошли к Мари и встали у нее за спиной.
Я приподнял на цыпочки, глянул… Опаньки!
Окно выходило в переулок. Тот самый. А на наших глазах разворачивался второй акт марлезонского балета под названием «вынос тела».
Бычий мир во всей красе. Два бугая держали под руки бычару. А тот все норовил осесть на мостовую, не в силах удержать сколоченное из мускулов тело на подгибающихся ногах. Эка его приложила славная девушка Мари!
Здоровье бычары, впрочем, меня не очень занимало. Гораздо интереснее было присутствие на сцене бугаев. Причем сразу было видно, кто тут главный. Не они. Об этом свидетельствовало множество деталей, но более всего габариты. Пожиже были ребята и помельче. Кстати, по природе так и положено: бугай – бык не холощенный, у него сила не только на стать, но и на корову расходуется; бычара, он же вол, после кастрации всю силушку при себе держит, на мощь пускает. Разумеется, я не знал, оскопили моего недруга, что вряд ли, или все было при нем, однако факт на лицо – бугаи до моего вола-бычары не дотягивали. Как и положено подчиненным или даже близким, но «младшим» родственникам. Потому что общего тоже было много: те же рельефные бицепсы-трицепсы, к примеру, и ногти они тоже чистят ножичками, это уж век воли не видать.
– Это кто? – негромко спросил дядя Петя.
– Не знаю, – не слишком покривил я душой, потому что действительно не знал имя-фамилию бычары, не знал в точности и его род занятий. Предполагал только. А о его качках-клевретах знал и того меньше, то есть вообще ничего.
– Стулом, говоришь? – пробормотал с уважением Кривушин.
Бычара, между тем, приходил в себя. Кое-как утвердившись в вертикальном положении, он потряс головой, как обожравшийся бабуин перед корзиной с бананами. Потом ощупал свой бритый череп. Результат тактильных исследований явно оказался обескураживающим: такой удар, ноги не держат, а крови нет.
Ее действительно не было, крови. Мне это отлично было видно. Вот же какие стулья у старушек на Фаяле, и как они под бабками этими в прах не рассыпаются?
Бычара поморщился то ли досадуя, то ли от боли. Потом начал что-то выговаривать бугаям, при этом мудрым наставником он не выглядел, а вот разъяренным командиром-держимордой – очень даже.
Один из бугаев кивнул и исчез из поля нашего зрения. Надо полагать, кинулся по нашим с Мари следам. Второй бугай рванул вниз по переулку.
Мы ждали. Ждал и бычара, проявляя все признаки нетерпения: переминался, сплевывал.
Бугаи появились минуты через три. Выскочили, как двое из ларца. Доложились. И так услышанное не понравилось их начальству, что оно взъярилось еще больше, сжало кулаки и качнулось к принесшим плохие вести гонцам. Бугаи отпрянули, чтобы не попасть под раздачу. Вот вам наглядный пример развития общества и смягчения нравов: максимум – кулаком по уху, а в прежние времена плаха или петля на выбор.
Потом они ушли. Впереди бычара, за ним бугаи. Стадные животные.
Я выдохнул, установив пускай не мировой, но личный рекорд по задержке дыхания. Все, можно перекурить и оправиться. Девочки налево, мальчики направо. Объявляется перерыв до следующих неприятностей.
Бесстрашная девушка Мари отошла от окна и плюхнулась в кресло, оставив нам с дядей Петей кровать на случай, если нам захочется присесть. Другой мебели в комнате не было. Нет, вру, еще шкаф был.
– Рассказывай! – потребовал Кривушин.
– Ну… – затянул я волынку, пытаясь сообразить, насколько полным должно быть мое повествование. Вроде и ни к чему таиться, а по инерции так и хочется что-то да приберечь.
– Колись! – поторопил дядя Петя.
Я начал «от Адама» и выложил все про Кольку, про портсигар, про вчерашнюю потерю, про напрасные поиски, про старичка в соломенной панаме и бычару с ножиком, про наше неудачное бегство и про то, как стулом по голове.
– Да-а, – протянул Кривушин, когда мой рассказ подошел к концу. – Хреново. А самое плохое, Сережа, что ты, похоже, кругом прав. Вляпался ты по самые помидоры. Если бы он один был, контролер твой, это еще туда-сюда. Ну, отвел бы тебя куда-нибудь в укромное место, отметелил за милую душу, чтобы не терял впредь, чего терять не нужно, да и все, наверное. Но он был с ножом и не один, а с компанией. Один плюс два…