– Не желаешь, значит, откровенничать, – прищурился дознаватель. – Похвально. Это по-мужски. Но глупо! Все равно скажешь, так чего тянуть, страдать?
Я молчал. Вот такой я герой. Аплодисменты, пожалуйста! Приз в студию!
– Не убедил? – бычара улыбнулся. – Ну, так оно даже и лучше. Безболезненная кончина такого идиота, как ты, меня не очень устраивает. Потому что, парень, не по нутру ты мне. Я человек серьезный, ответственный, и на этом основании требую того же от окружающих. А ты? Такое простое задание было – умудриться надо запороть. Приехать, встретиться, передать – и все. А ты? – повторил бычара, повышая голос. Видимо, была у него такая манера – срываться на крещендо, чтобы через мгновение вернуться к угрожающему пиано. – Наворотил дел. И потому, дружище, не взыщи. И больше, чем предлагал: быстро или медленно, но с одинаковым исходом – предложить мне тебе нечего. И знаешь, почему? Потому что у тебя какой-никакой выбор есть, а у меня – нет.
Бычара перевел взгляд на блондинистого бугая, двинул бровью, и тот ухватился за кресло, повернутое ко мне спинкой. Еще один начальственный взгляд – и чернявый кинулся на помощь напарнику, пистолет при этом он сунул за пояс брюк.
Взявшись за подлокотники, бугаи приподняли кресло и развернули так, чтобы я мог видеть его содержимое.
Старик мог быть жив, но он был мертв.
Обошлось без истязаний – ни клейкой ленты через рот, ни синяков, ни кровоподтеков, ни следов вкрученных в руки окурков. Ничего этого не было. Одежда в порядке. На лице даже какое-то умиротворение. Глаза смотрят перед собой, не прикрытые веками.
– Возраст, – пояснил бычара. – И удивляться нечему. Он за свою жизнь столько кровушки людской попил, столько людей в гроб уложил, что не сосчитать, вот и надорвался. Законники баяли, что у него нервы из стали, сердце из железа, а оказалось – просто старый пердун. Увидел нас, охнул и окочурился. – Дознователь вздохнул: – Всю жизнь на бегу, в бегах, и тут поторопился. Понятно, не ожидал, что мы вдруг как черти из коробчонки. Только у нас другого пути не было. Светиться мы не хотели, а у черного хода видеокамеры нет, и замки там на двери – пшик, а не замки. Так что пришли незваными, явились внезапными, но так пугаться, чтобы дуба дать, это чересчур.
Слова бычары большей частью были жалостливыми, а глаза – ледяными, и в том, как он смотрел на покойника, не было и отблеска чего-то человеческого.
– Ну, – снова вздохнул он, – тут уж не мы, тут Господь распорядился. Значит, зажился, пора и честь знать. Да мы и не против, нам лишняя мокруха ни к чему. Портсигар где?
Вопрос прозвучал как выстрел. Но слово – не пуля, уворачиваться не надо, а к вопросу я был готов. И благодарить за это я должен был его, бычару.
Такой вот парадокс, который он сам и сотворил. Бандит упивался своей властью, заливался соловьем, точно пытался разубедить меня, доказать, что он не тупой громила, а в меру образованный человек с изрядным лексическим запасом. ну, а что людей гнобит одной левой, так этому ученость и сладкие речи никогда не мешали. Нет, чтобы обыскать меня да и забрать искомое просто и без затей, он разговоры разговаривать вздумал. Покуражиться захотелось, лясы поточить.
– Потерял я портсигар, – сказал я, ни на йоту не погрешив против истины.
– Врешь!
– Не вру. Хотел признаться, а тут вы на лавочке. С ножом. Я испугался. А там уж закрутилось.
– Врешь!
– Не вру!
– А чего сюда явился?
– Каяться пришел.
– Думал, старик простит?
– Думал.
– А что я не прощу?
– Старался не думать.
– Врешь! Где портсигар?
Так я ему и сказал, что потерял да нашел, что он у меня в кармане. Так я его и выложил! Да портсигар этот, почитай, последний крючок, который меня на этом свете держит.
В этом я ошибся.
– Ну, и ладно, – внезапно дал задний ход бычара, или лже-бычара, с этим я еще не определился. – И без того все по полочкам встало. Нам, вообще-то, не столько портсигар, сколько ты был нужен. Все думали: где тебя искать? Дело срочное, а страна незнакомая. Остров этот… А тут ты сам нарисовался. Спасибо тебе.
– Не за что.
– Шутишь? Опять же – хвалю. А то некоторые просить начинают, плакать, под себя ходить. Стыдно это – в мокрых штанах помирать. Не находишь?
Я пожал плечами и оттого немного сполз по стене вправо.
– Молчание – знак согласия, – в свою очередь пожал плечами бычара. – Пусть даже оно никого не интересует и ни на что не влияет. Ты скажи лучше, зачем старика так напугал, что он отсюда прямиком к Богу в рай отбыл?
Не вопрос это был – издевка. Ответа не требовалось, его и не ждали.
– Или в ад… А вот с тобой за компанию он туда отправится или без тебя, это архангел Михаил рассудит, – продолжал уже не дознаватель – прокурор. – Ему решать, кого куда. А тут, на земле, я решаю. И вот, что я решил. Гореть тебе, паря, синим пламенем. Самым натуральным образом. Дело обычное: короткое замыкание – и.. пф-ф-ф, все пожирающее пламя, все поглощающий огонь.
Меня передернуло: эта гнида еще и стихами балуется.
– А потом, как пожарные костерок потушат, пускай местные полицейские разбираются, какого рожна ты здесь оказался, ты старика грохнул или не ты, и грохнул ли, а может, перепились вы на пару и так же за компанию угорели, после чего вас пламенем потрепало и сажей с копотью присыпало. Но чего они в конце концов надумают, нас уже касаться не будет. Здесь, что и говорить, места приятные, но средняя полоса России нам как-то ближе, туда мы завтра с утречка и отправимся. А ты…
Еще недавно я советовал себе заткнуть фонтан. Что касается бычары… все-таки бычары, без всяких «лже»… то я бы предпочел, чтобы его фонтан работал без устали. Но все уже было сказано, и тщеславие потешили, сейчас инерция иссякнет и… будем кончать, товарищи, пора. С кем кончать, тоже было понятно. Со мной.
Я сполз по стене еще немного. Моя правая рука легла на разбитое блюдо. Ни черта, конечно, из этого не выйдет, но безропотно подставлять горло под нож или лоб под пулю тоже не по мне. Хотя не будет ни ножа, ни пули. Им неповрежденный труп нужен. Удавят, наверное.
Бычара взглянул на чернявого. Очевидно, этот бугай исполнял не только роль кувалды, но и партию удавки. Тот осклабился, расстегнул ремень и широким махом выдернул его из штрипок. Так и есть, удавят.
Опережая события, я будто наяву почувствовал, как мою шею захлестывает ременная петля, она затягивается, меня душат, душат, и вот уже в глазах темно…
– Ой!
Батюшки, Мари в проеме двери.
А все камушек! Маленький камушек, которым я заклинил калитку. О своем отходе заботился, а получилось вон как. Вошла без спроса, без звука…
Бычара с подручными были удивлены не меньше, чем я, что ставило под сомнение мою прежде высокую оценку их криминальной квалификации.
И только усопший старик ничему не удивлялся – смотрел, как и прежде, на мир остекленевшими глазами, и восстань он на минуту – посмеялся бы над нашими проблемами, судорогами и страхами. У него это все уже позади.
Эх, прикрыть бы надо глаза покойничку, а то негоже, не милосердно это, через мертвые глаза в душу сам дьявол заглядывает.
Немая сцена обещала продлиться несколько секунд, может быть, целых пять или даже шесть, и я обязан был этим воспользоваться. Иначе пожарные обнаружат на пепелище три трупа. Свидетелей такие упыри не оставляют.
Я схватил блюдо и швырнул… метнул его.
Спасибо! Низкий поклон тем собачникам, кому я служил верой и правдой. Дайте колбаски всем тем собакам – шавкам, кобелям и сучкам, с хвостами и без, лохматым и стриженным, которых я развлекал тарелкой-фрисби. И прежде всего тебе благодарствую, доберман Пауль! Тебе я обязан верностью глаза, гибкостью кисти, силой броска.
Блюдо блеснуло в воздухе, сверкнуло в электрическом свете, и его иззубренный край располосовал горло чернявому бугаю. Кровь рванула фонтаном. Бугай схватился за шею, но на бычару уж брызнуло. А блондинистый даже присел от испуга.
И это еще не все! На излете блюдо врезалось в полку с творениями народных промыслов и произвело «эффект домино». Упала одна тарелка, за ней другая, потом посыпалась вся керамическая коллекция. Тарелки бились о мраморный пол и разлетались шрапнелью, осыпая моих врагов.
Меня не зацепило, я был далеко. И низко… На карачках, по-тараканьи, я метнулся к Мари. Она так и не пришла в себя от удивления, которое своим летающим блюдом и последующим кровопусканием я лишь усугубил. У самой двери я сменил четыре точки опоры на две, облапил девушку и вытолкнул ее в коридор.
Счет шел на мгновения. Сейчас бычара выпростает тело из кресла… Но еще до того блондинистый бугай достанет пистолет и всадит мне пулю в спину…
Микрокоридор, ведущий в прихожую, мы одолели за одно мгновение, оставив себе еще парочку про запас. В прихожей я толкнул Мари в сторону выхода, захлопнул дверь, схватил «ложку» для обуви и накрутил ее на дверные ручки. Конечно, металл плохонький, но все равно: и откуда взялось столько силы в руках?
В этот момент двери затряслись, но «ложка» выдержала. Этой форой надо было воспользоваться, и я рванул следом за Мари – по прихожей, по ступенькам крыльца, по дорожке.
У чугунных ворот мы оказались почти одновременно. Мари опережала меня всего на пару метров.
Камушек! Была ли Мари также предусмотрительна, как я?
Да, была. Калитка распахнулась, выпуская нас на улицу.
Глава 9
На стуле у магазина дяди Пети не было. Боец-молодец, он быстро сориентировался, что промедление, как говаривал вождь мирового пролетариата, смерти подобно, и дал деру.
Мы помчались за Кривушиным.
Я выкладывался как спринтер в финальном забеге. Я рвал воздух ртом и потому не чувствовал, есть в нем что-то от гортензий или этот липкий аромат вдруг исчез неизвестно куда. Я бежал так, как и не вспомню, когда бегал, а может, и вспоминать нечего, нет прецедентов. Я обогнал Мари, и готов был обогнать Кривушина, но с этим не вышло. Дядя Петя пару раз обернулся, после чего резко сбавил темп, а потом и вовсе перешел на шаг. Поравнявшись с ним, я тоже ударил по тормозам. И очень вовремя, а то легкие мои уже готовы были разлететься лохмотьями, что в дополнение к травмированной челюсти и потревоженному затылку было бы чересчур.