И это еще не все. Не мог Культя заставить себя раскаяться во всем и до конца. В одной из статей, посвященных перерождению бывшего криминального «авторитета», некий журналист, укрывшийся под псевдонимом «Я. Честин», приводил такой факт: да, церковь построил, посты соблюдает, филантропом заделался, но… Миха как же?
В 1994 году по приказу Культи была уничтожена группировка Михи Косого, пытавшаяся подвести под свою «крышу» ряд лесопилок на «подведомственной» Кульчицкому территории. С Михой хотели по-людски порешать, по понятиям то есть, но тот совсем оборзел, беспредельщик: война, говорит, ну, пусть будет война. И тогда его с подельниками в одну ночь под корень извели. С особой жестокостью. Это Культя, отдавая «расстрельный» приказ, наказал не миндальничать, пускай другим отморозкам урок будет. Так вот, заключал автор статьи, Игорь Давидович и после своего «возрождения» считал, что в данном случае был прав, хотя и поступил не по-христиански, отказавшись подставить вторую щеку. А раз так, если есть исключение при общем правиле, то и всему раскаянию грош цена.
Листая интернет-страницы, я не нашел информации, проливающей свет на последующую судьбу и профессиональную карьеру журналиста, осмелившегося на такую эскападу. Больше в информационном поле «Я. Честин» не появлялся. Тем не менее я был далек от мысли, что Кульчицкий разобрался с ним «без церемоний». Скорее, журналист испугался собственной смелости и решил более к этому псевдониму не прибегать. А еще вероятнее, статья была проплачена конкурентами Кульчицкого и задумывалась как разовая публикация. Она была призвана не разоблачить, но лишь слегка замарать человека. Обычно этого бывает достаточно, чтобы публика усомнилась в чистоте образа, но мало для судебного разбирательства или бандитских разборок. Именно такие статьи, с таким компроматом подписываются, что называется, с потолка, чтобы ни автора, ни заказчика днем с огнем не найти.
И тут Кульчицкого шандарахнуло второй раз. Не так сильно, без коридора и реанимации, но ощутимо. После этого Игорь Давидович рассудил так: если опять не прибрал Господь, значит, он на верном пути и шансы на полное и окончательное искупление у него все-таки есть.
Он решил уйти из дела. И ушел. Возможно, была бы у него семья, ушел бы и из семьи, но не случилось, не обзавелся. Больше того, не просто ушел Игорь Давидович – улетел. Из страны. На Азоры. Там, по заверению врачей-пульмонологов, озабоченных состоянием его легких, был самый подходящий для него климат. Кульчицкий купил дом в столице архипелага и превратился в старичка в смешной панаме, подчеркнуто вежливого с португальскими слугами.
Никто, писали уже азорианские журналисты, никто в Орте, уточняли они, не мог сказать дурного слова об этом респектабельном пожилом господине. Преступник? Абсурд! И между тем, он мертв, и труп его найден в комнате c безжизненным LED-экраном на стене, с россыпью керамических черепков и осколков стекла, в комнате, залитой кровью так, словно это декорации к фильму о вампирах. «О, эти двуличные русские! – восклицал обозреватель самой популярной на Фаяле газеты. – О, эти коварные варвары!»
Все это были эмоции, кружева, пена, которые меня, нуждающегося в сухих фактах, интересовали лишь постольку-поскольку. И конечно же, это не могло ввергнуть меня в паническое состояние. Это сделал человек – одно его имя! – которого Кульчицкий, покидая родину, оставил своим полномочным представителем, первым заместителем, главным управляющим, называйте как хотите. Ведь, уйдя из дела, Культя не продал его, он всего лишь отстранился от руководства. В остальном Игорь Давидович как был хозяином, так и оставался до самых недавних пор, когда все же предстал перед Небесным Престолом. Теперь, в связи с безвременной кончиной Кульчицкого и отсутствием у него родственников, не только руководство, но и сам бизнес оказывался в руках его доверенного лица и партнера Николая Миронова.
– Сволочь!
Это первое, что упало на язык, когда фамилия Кольки всплыла в аналитической заметке популярного российского экономиста. В дальнейшем буквосочетание НИКОЛАЙ МИРОНОВ, и даже NIKOLAY MIRONOFF, уже не исчезало с поверхности, наглядно подтверждая плавучесть того, чему хорошо бы утонуть, а оно не тонет. В конце концов Миронова стали упоминать столько же, сколько поминали почившего Кульчицкого. Шерочка с машерочкой!
– Сволочь! – сказал я, предложив дяде Пете ознакомиться с результатами моих изысканий.
Кривушину потребовалось полчаса, чтобы разобраться со ссылками и закладками. Все это время я терпеливо ждал, хотя меня так и подмывало поторопить капитана «Великого океана».
– Ничего не понятно, – наконец проговорил дядя Петя, откладывая планшет.
– Что непонятно? – с раздражением откликнулся я.
– Все.
– Так «ничего» или «все»?
Кривушин ответил не сразу, а лишь после того, как взглянул на меня с осуждением.
– Все ты, Сережа, дергаешься, психуешь. А это мешает.
– Чему?
– Прикидывать. Вот, говоришь, сволочь Колька. Он мне хоть и родня какая-никакая, но спорить не буду: да, сволочь. Но так это и раньше ясно было. А сейчас что изменилось? Что ты… что мы нового узнали?
– То есть как это? Он партнером Кульчицкого был.
– И что?
– Кульчицкий ему мешал.
– С чего ты взял?
– Дело его хотел захапать.
– С чего ты взял?
– Как с чего? Ты про бандюганов его забыл? Они же к Культе не для того пришли, чтобы разговоры разговаривать.
– А портсигар?
– Что портсигар?
– Вот ты, Сережа, стал бы подарки делать человеку, которого извести хочешь?
– Я не Колька. Мало ли что у него на уме было.
– И что, например?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Чужая голова – потемки.
– Душа.
– Все едино. Слишком много всего непонятного. Значит…
– Значит?.. – насторожился я.
– …не нужно об этом думать. Придет время, все разъяснится. Само собой. Такова природы суть.
– Да ты философ, дядя Петя.
– Не философ я – практик. Это покруче будет. Армия к этому очень располагает.
– Я не служил, мне не понять. Ладно, что ты предлагаешь? Конкретно!
– Предлагаю разобраться с тем, что вопросов не вызывает.
– Ну, попробуй.
Кривушин одернул майку – серую, с маленьким белым корабликом под левой ключицей, была у него и такая, без вызывающих надписей. И только приведя себя в порядок, заговорил:
– Картина вырисовывается такая. Есть труп. Но ран на трупе нет. Вариант с ядом отбрасываем как малореальный. Получаем вывод: смерть наступила в силу естественных причин. Возраст это или болезнь – не так важно. Однако есть подозрения, что кто-то подтолкнул старика к последней черте, потому что в доме полно кровищи. Кто-то чужой. Даже чужие. И теперь их ищут, а первые кандидаты на роль чужих – ты и Мари.
– Почему это мы первые? – хмуро спросил я. – А бычара с бугаями?
– Даже если и так, – покладисто кивнул Кривушин. – Виноваты они, а выйдут на вас.
– И как же на нас выйдут?
– Как? Прикинут хрен к носу и решат, что тут без «русского следа» не обошлось. Я так полагаю, что уже и прикинули, и решили. Пройдутся по спискам русских, живущих на острове, их совсем немного, и наверняка уже прошлись. Потом переберут яхтсменов в порту, а среди них русских вообще единицы. Потом затребуют списки авиапассажиров. Посмотрят, кто приехал, кто и когда убыл. Глядь, а среди этих прибывших и неубывших ты, Сережа. Был – и нет тебя. Пропал. То есть как пропал? Подозрительно… И начнут они тебя искать уже персонально. И найдут, конечно, дай срок. А заодно и Мари прихватят. Идем дальше. Допустим, нашли они тебя, арестовали – и на допрос.
– Не хочу, – мотнул головой я.
– Хочу, не хочу… Это ничего не меняет. Тут другое важно. Что они могут тебе предъявить? «Пальчики»? Ты их на блюде оставил, на ручках дверных. А больше ничего у них на тебя нет. И мотив не просматривается. И на наемного киллера не похож. Но с происшедшим как-то связан. И примутся они тебя мурыжить: что в доме делал, зачем пришел, кого видел и – самое главное – чья кровь? Допустим, выложишь ты им всю правду про Миронова, про подарок его, про бандитов. Так вот, не поверят тебе! Потому что, ну, ей-Богу, если со стороны взглянуть, то белыми нитками история шита. И нам с Мари не поверят, даже если мы твои слова подтвердим: я – под присягой, она – на Библии поклянется.
– «Даже если», – с горечью повторил я.
– Ты дурного не думай, я готов. Только я в доме не был, что и как произошло своими глазами не видел. А захочу соврать, так меня перекрестным допросом прищучат. А в остальном – готов. Да и Мари, уверен, не откажет, она-то как раз все видела. Ну, финал по крайней мере.
– А вдруг поверят?
– Ага, и отпустят на все четыре стороны. Пусть так. Только произойдет это не сразу, не быстро. Посидеть тебе придется по-любому. И долго, пока они все точки не расставят. Но! – Кривушин многозначительно выгнул бровь. – Они ведь могут и без ареста обойтись. Есть варианты: залог, подписка о невыезде, наверняка у них что-то в этом роде имеется.
– Я лучше посижу.
Мой мудрый собеседник покровительственно улыбнулся:
– Сечешь, значит, чем это грозит.
– Секу. Программа защиты свидетелей мне вряд ли светит. В отличие от встречи с Колькиными подручными.
– Именно. А ведь я тебе еще не все сказал.
Я поежился, а Мари вздрогнула, я это ясно почувствовал, хотя сидела она на другом конце топчана, а между нами был товарищ майор.
Вместо того, чтобы сразу огорошить неприятностью, Кривушин решил подвести меня к ней как бы исподволь.
– Вы здесь, на плоту, шестой день кукуете, так? Света белого не видите…
– Не тяни, дядь Петь. Выкладывай. Вали в яму ко всему прочему.
– Я к тому – хорошо это, что не высовывались. Я ведь его вчера видел.
– Кого?
– Да бандита. Не того, которого Мари стулом по башке, а второго, блондина. И признал-то не сразу, я же его только сверху, из окна видел, когда они по переулку за «Спортом» метались. Но признал все же. Сидит на парапете, ногами болтает. И смотрит.