– Мужа ищет, – сказал он о девушке Свете. – Прынца. С белым конем и белой яхтой.
– Будут помидоры кушать и сливовицей запивать, – сказал Костя о супружеской паре с недвижимостью около Варны. – А яхту на прикол поставят, чтобы перед заезжими родственниками хвастаться.
Что-то говорил Чистый и обо мне, наверняка говорил. Может, посыпал щебнем мой идеализм, а может, вполне допускаю, оттоптался по моей «Витаре». Сам-то он ездил на «Туареге».
Зато Федька катался на навороченном «Патроле» длиной с полквартала! И было Чистому до Полуярова-младшего, как до Луны.
Однако, повторюсь, о том, кто из них что, я узнал много позже. А тогда, в школе, на занятиях и перекурах, на мелкие камешки в чужие огороды я решил внимания не обращать. Ну его, Чистого этого! Я и потом поступал так же – игнорировал, когда под руководством все того же Сергея Арнольдовича мы в едином порыве проходили практику в Черногории, в городе Бар, на борту яхты «Бавария 45».
После практики – с получением дипломов, что было отмечено обильными возлияниями, – наши дороги могли разойтись. Честно говоря, именно этого я и ожидал. Однако параллель с пляжными романами, день кончины которых всегда совпадает с датой отъезда, в данном случае оказалась несостоятельной. Общение наше продолжилось, и пусть встречи были нечастыми, но они были. Правда, всегда в разном составе. Чаще всего в посиделках в маленьком кафе на Покровке не участвовали муж с женой, которые таки съехали из Москвы в Болгарию, и в Россию теперь наведывались лишь изредка. Кстати, яхту они действительно купили и, против ожиданий Чистого, регулярно бороздили на ней Черное море. Потом компания наша «похудела» еще на одного человека. Девушка Света встретила свою судьбу. Не «прынца», но солидного и состоятельного бизнесмена. Вместе они участвовали в любительской регате по маршруту Родос-Крит-Родос, ну, и сладилось. Избранник Светы занимался торговлей оливковым маслом. Недалеко от Ираклиона, столицы Крита, у него был дом, куда Света и отбыла из наших палестин с твердым намерением надолго обосноваться в Греции. Девушка она была не глупая, так что все у нее обещало получиться. Я ей так и сказал на свадьбе, на которую был приглашен в качестве «морского друга»: не тушуйся, Светка, семь тебе футов под килем. Федька Полуяров выразился в том же смысле, подарив молодым по паре роскошных яхтенных перчаток. А вот Костя Чистый остался «за бортом», не позвала его Света. Видимо, не забыла ни его снисходительных усмешек, ни высокомерия. Вот и отомстила, дав понять, кто он таков есть. Да никто! Другой человек плюнул бы и растер, но Чистого такое пренебрежение зацепило. И еще как! В этом я убедился во время следующего нашего кофепития на Покровке. Когда речь зашла о Свете и ее свадьбе, он позволил себе в ее адрес такие непристойности, что мы с Сергеем Арнольдовичем, тоже заглянувшим «на огонек», чуть ли не в один голос велели ему заткнуться. Даже Федька высказался в том смысле, что ты, Костян, того, палку-то не перегибай. Для Полуярова-младшего, относившегося к жизни легко и всячески избегавшего каких бы то ни было конфликтов, это был почти подвиг. И Чистый заткнулся, побагровев и набычившись. А я пожелал себе пореже с ним видеться – не тот он человек, не моего круга, ну и пусть остается за окружностью. К сожалению, редко все выходит так, как тебе желается. Кофепития наши продолжались, и Чистый на них исправно являлся. Думаю, он боялся выпустить Полуярова из своего поля зрения. А что, если взбрыкнет Федюша, набедокурит? И если взбрыкнет, как сильно это скажется на его, Кости Чистого, судьбе? Не перестанет ли известный магнат Полуяров-старший благоволить к генеральному директору одной из своих многочисленных компаний? Нет, рисковать Чистый не хотел. Потому и приходил, и кофе пил, и улыбался даже. Но меня на мякине было не провести: раскусил я Чистого и все о нем понял. Гниль, а не человек. Подпустишь к себе – и так запачкаешься, что хрен отмоешься. А уж в экипаже такой тип – сущее проклятие. Я это понимал, и потому, как ни звал меня Федор разделить компанию, в чарты с ними никогда не ходил.
– Федь, – говорил я. – Ты прости, но я с Чистым на одном поле не присяду.
А теперь о том, как я капитулировал.
– Надо увидеться, – сказал Федька, позвонивший мне на мобильный.
– Не телефонный разговор? – поинтересовался я.
– Вроде того.
– Ладно, увидимся. Где?
– В нашем кафе. Через час будешь?
Прикинув, успею ли, я сказал:
– Буду.
Я был немало заинтригован, что же такого срочного и важного могло случиться в безоблачной жизни наследника магната Полуярова, поэтому постарался и успел.
Федька меня уже ждал.
– Здорово, – приветствовал его я.
– Здоровей видали, – откликнулся Полуяров, озаряясь улыбкой. Из этого я заключил, что у него все замечательно, а если брать в расчет ширину улыбки, так просто великолепно.
Я не ошибся, Федька и впрямь был на верху блаженства. Он затараторил, и вот, что я узнал.
Отец дозрел. Полуяров-старший наконец-то уверился в том, что паруса и море для сына – не прихоть, а серьезное увлечение, из тех, что на годы, а может, на всю жизнь. А, уверившись, отстегнул кругленькую сумму, чтобы сын не чартами пробавлялся, а купил себе собственную яхту.
Такая щедрость со стороны заслуженного российского магната была делом неслыханным. Потому что по натуре Полуяров-старший был скупердяем. И будь его воля, держал бы он своего сынулю в черном теле. Но, увы, положение обязывает. Сын олигарха – зеркало олигарха, заглянуть в которое может каждый. Таковы правила. Как о человеке поначалу судят по одежке, так о состоянии человека – по поведению его отпрысков. Посему приходилось Полуярову-старшему сына своего Полуярова-младшего баловать. Хорошая машина, синекура вместо работы, плюс вояжи заграничные, рестораны самые лучшие, это уж само собой. Но когда сын заговорил яхте, отец встал на дыбы: блажь! Потом, впрочем, смилостивился и поставил условие: отучись сначала, походи в регатах, а уж потом… потом поговорим. И на днях свершилось: длившийся без малого три года испытательный срок закончился.
– Отец в своем репертуаре, – откровенничал Федор. – Денег на лодку дает, но и пределы ставит. Я даже опешил сначала, откуда ему известно что, где и сколько? Потом сообразил: это его Костян просветил. Короче, отец сказал, чтобы я шибко варежку не разевал. Все отследит, за каждый доллар спросит. По всей строгости! А то я не знаю, как он спрашивать умеет.
– Ты не об отце, ты о лодке скажи, – перебил я Полуярова. – Нашел? Выбрал?
Федор даже руки потер от удовольствия:
– А то! И знаешь, где? В Доминикане! Отдают не задарма, но о европейской цене за такую красавицу явно не в курсе. А знаешь, кто мне ее подыскал?
– Чистый, – даже не делая вид, что гадаю, сказал я.
– Он самый! – хохотнул Федька. – Ой, только не морщись. Знаю, как ты к нему относишься. Но, Андрюх, согласись, парень он оборотистый. Не без недостатков, признаю, но кто из нас ангел? Нет таких! Это бесов хватает, а с ангелами всегда дефицит.
– Оборотистый, значит, – повторил я, чувствуя, что Полуярова сейчас унесет куда-то в сторону.
– Еще какой! Вот ты не знаешь, и я не знал, а Костян за три года, что мы к парусу прибились, уже пять яхт из Америки пригнал.
– Сам? – поразился я.
– Не сам, конечно, команду нанимал перегонщиков. Такая у него халтурка на стороне. А что, зарегистрировал фирму честь по чести и гоняет лодки потихоньку.
– А отец твой не против? Ну, что его клеврет на стороне подъедается?
– Не против. Вообще, есть у меня подозрения, что в «пироговскую» школу Костян за мной не просто так увязался, не из любопытства или солидарности. Думаю, его отец об этом попросил, ну, проследить, что со мной и как. Воспользовался тем, что мы с Чистым давно знакомство водим, ну, и попросил. А Костя не посмел отказаться, хотя ему тогда яхты были, как дураку гармошка. Но я его не осуждаю: как откажешься? Батя мой его пригрел, в люди вывел, к деньгам подпустил, теперь время по счетам платить, а то ведь могут и перекрыть ручеек, у отца с этим запросто. Официант!
Пока Полуяров заказывал кофе: «По чашке двойного», я думал о том, что, вероятнее всего, кругом Федор прав, а в чем чуть-чуть ошибается, так это в сроках. Не три года назад, а давным-давно к нему Чистый приставлен. Соглядатай, едреныть!
– Поздравляю, – сказал я. – Ты – хотел, ты – получил. Я-то здесь каким боком?
– Понимаешь, Андрюх, я хоть под отца и прогибаюсь, а все же обидно, когда за тебя решают, условия ставят, рамки. Так порой бурнуть хочется, страсть прямо! Ну, я и бурнул. Сначала поблагодарил благодетеля, а потом сказал, что совсем даже и не против, чтобы мне Чистый помог на Карибах лодку найти. Отец на этом настаивал, а то, говорит, тебя, недотепу, всякий на бабло разведет. Хорошо, киваю, по всем пунктам согласен, но яхту в Европу поведу я. Сам! Я – капитан! Ждал, что отец заартачится, а он слова не сказал и вдруг посмотрел на меня… уважительно, что ли. Я и не припомню, когда такого взгляда удостаивался. Последний раз, пожалуй, когда отказался жениться на дочке министра, та еще уродина, а у отца с министром этим тесные завязки были. Получается, он на меня, как на козырь, ставку делал, а я его кинул. Вот тогда он на меня так же посмотрел – с уважением. Как на равного. Почти.
– Ближе к телу, отец Онуфрий, – осадил я Федора, по обыкновению взявшегося растекаться мыслью по древу. – Ты, как я догадываюсь, хочешь, чтобы я с тобой через Атлантику пошел, так?
– В точку! На полном моем финансировании. Пошли, а? У меня же опыта таких дальних переходов нет.
– И у меня нет, – напомнил я.
– Так будет!
Официант поставил на столик чашки. Я придвинул к себе кофе, но пить не стал.
– А теперь, Федор, честно и прямо. Зачем я тебе на борту нужен?
Полуяров глаза не отвел:
– Честно? Мне человек надежный нужен. Опытный будет, американского шкипера подрядим, есть на примете, а нужен надежный. Я облажаться боюсь. А Костя потом все отцу доложит.