Мари и внешне преобразилась. Безусловно, тому способствовала одежда: ее бриджики и топик были убраны до лучших времен. Не имея иного выбора, девушка облачилась в то, что пожертвовали в ее пользу я и Кривушин. От меня достались шорты, а дядя Петя с широкого плеча одарил футболками, выбрав те, которые не имели двусмысленных надписей – с корабликами у ключицы, их у него была целая стопка. Оптовик, понимаешь.
Выглядела в таком прикиде Мари довольно комично, балахонисто, но в то же время мило, отчего-то все это ей ужасно шло. А еще ее очень красили волосы, разлетающиеся по плечам. Все эти растаманские штучки, косички-бусинки, остались в прошлом. Просто волосы, и ничего более. А больше и не надо.
– Курс?
В дверях рубки появился дядя Петя.
– Держим, капитан!
Кривушин взглянул на паруса:
– Добери немного.
На мой взгляд, этого не требовалось, но, памятуя о главном морском правиле, я крутанул лебедку, подтягивая гика-шкот.
– Так, а что у нас на обед?
– Bouillabaisse, monsieur, – отчеканила Мари.
Капитан зарделся от удовольствия и снисходительно молвил:
– Попробуем, попробуем. Исходный материал свежайший, с гарантией, а вот что ты за шеф-повар…
Сегодня утром Кривушин наконец-то доказал, что умеет не только забрасывать спиннинг и разглагольствовать о тонкостях океанской рыбалки, но и ловить. Сначала он вытащил небольшого тунца, а потом золотистую макрель. Улов был вручен Мари, вызвавшийся приготовить настоящий марсельский рыбный суп. Ох, лиса! Между прочим, я бы тоже мог сварганить ушицу, но я ведь не лезу… Потому что во многом грешен, но в подхалимаже не замечен.
Кстати, о грехах. И в частности, о гордыне. Наверное, это нескромно, но я ведь действительно много угадал из прошлого Мари. Вычислил ее русские корни, например. Дедукция – лучший ключ к чужой судьбе. И это не Шерлок Холмс сказал, не доктор Уотсон, это мой перл. Дарю.
Хотя, стоп! «Вычислил» и даже «угадал» – не те слова. Это если честно. Подозрение было: слишком часто она понимала, о чем мы с Кривушиным по-русски говорим. А превратить подозрение в догадку – дело плевое. Для меня, по крайней мере. Да и кому не хотелось бы себя приподнять?
К дегустации я приступил в твердой решимости быть принципиальным и не предвзятым. Увы, отведав супчика, я вынужден был признать, что буйабес получился отменным. Что ж… Я похвалил Мари сдержанно, как и приличествует мужчине. Зато Кривушин рассыпался в комплиментах, каждый из которых я посчитал чрезмерно пышным. Старый шаркун!
Пребывая в благодушнейшим из настроений, дядя Петя от щедрот своих предложил мне завершить трапезу банкой пива.
Да, это таки был поступок. Это была последняя банка пива. Но…
– Спасибо, не стоит.
Вот такой я человек. Опять кто-то скажет: гордец? Пускай! Я клевету приемлю равнодушно. И хулу тоже.
– А чего так? – искренне удивился кэп.
– Не жили хорошо, не хрен и привыкать.
– Ну, тогда до суши сбережем. Немного осталось. Там, конечно, своего пенного довольно, но… красиво своим пивом отметиться! Все-таки океан одолели, это вам не у Пронькиных.
– Кто такие? – живо заинтересовалась Мари.
– Не важно. У нас так говорят. То есть не по-простому все. Значит, с пивом решили. Так?
– Я согласна, – сказала Мари.
Опять она поперек батьки лезет!
– Тогда чайку, – потер руки майор, ставший капитаном.
Чаевничали на плоту часто и с удовольствием. Запасы воды и заварки позволяли. Даже свой ритуал выработался со всякими традициями и заморочками, ничем не напоминающий китайский. Как, впрочем, и японский.
Пока Мари на правах кока занималась подготовкой к торжественной церемонии, я взялся за посуду. Такое у нас было распределение обязанностей: кто готовит, тот не моет, третий – отдыхай. Очень демократично.
Доведя тарелки и столовые приборы до блеска и скрипа, я сложил посуду и прочую кухонную утварь в ящик, заменяющий нам буфет. К этому моменту Мари уже с поклоном вручила кружку с чаем шкиперу. Потом протянула кружку мне, но лишь с намеком на поклон, что являлось грубейшим нарушением освященных временем и плаванием традиций. Но я стерпел. Я сегодня терпеливый. Такой, что сам поражаюсь.
Первый «глоток» чая достался госпоже Атлантике. Так у нас повелось: наклони кружку, пролей чуть-чуть в волны, окропи, потом и сам можешь, приступай.
Чай был хорош. Хотя испортить его трудно: тут главное, как говаривал один старый еврей, не жалеть заварки. И все же чай был хорош. Оспаривать это было глупо. Я даже попытки не сделал и на лице ничего эдакого не изобразил – в богатой гамме от сомнения до неприятия.
– Отнюдь, – наверняка загадочно для Мари оценил Кривушин. – Я тут вот о чем подумал…
Я взглянул на него с подозрением: неужто капитан решил преступить границы закрытых тем? С другой стороны, сам запрет ввел, ему и запоры ломать.
Должен согласиться, это было мудрое решение. Первые недели плавания мы без устали мусолили события, предшествующие старту «Великого Океана». Вопросы были одни и те же. Мы крутили их так и эдак в надежде, что это каким-то образом даст на них более-менее приемлемые ответы. К сожалению, ответы не находились, и тогда мы принимались прикидывать, что будет дальше. При этом подразумевалось, что не о трудностях трансатлантического перехода речь, уж океан-то мы переплывем с Божьей помощью, а о том, что ждет нас на островах. И опять же, как мы ни пыжились, все сводилось к выбору между большой пакостью и гадостью поменьше. Наконец, видя, что такой «гнилой базар» откровенно деморализует экипаж и даже пагубно влияет на его главу, дядя Петя повелел скользкие темы прихлопнуть и до берега не открывать.
– Хватит нам, как воронам, дерьмо клевать, – отрубил он.
Я понял и принял к сведению и исполнению. Что касается Мари, то вряд ли она совладала со столь сложным идиоматическим оборотом, не настолько она владела языком предков, про ворон и дерьмо во французских университетах не учат, но тоже не посмела ослушаться. Потому что слово капитана на судне… Что? Правильно, закон.
Разумеется, каждый из нас был волен размышлять о чем угодно, в том числе и об этом. Уверен, это и происходило. Однако ничего толкового из молчаливого обсасывания набивших оскомину вопросов вызреть явно не могло. Во всяком случае, у меня ничего не получалось. И тогда я поднатужился – и не забыл, но забил. Смог!
– И о чем же ты подумал? – поторопил я Кривушина.
Кэп взглянул на меня несколько рассеянно, хлебнул чайку, посмаковал и лишь после этого соизволил вымолвить:
– О многом. О разном.
– Не томи!
– Да я не чванюсь, Сережа. Не сходится у меня. Что-то я проглядел. Что-то мы упустили. Помнишь тот разговор… ну, с этим, с бритой головой… в марине?
– С твоих слов.
– С моих, конечно. И вот думаю я: почему он, лысый этот, в марине прописался? Будто медом там было намазано.
Я тоже отставил кружку – мешает руки развести:
– Ну, ты даешь. Сам же все расписал, как они нас с Мари ловить будут.
– Нет, я про другое. Почему именно он и почему именно в марине.
– Он же не постоянно там торчал, – напомнил я. – В очередь с бугаем. Который блондинистый. И вообще, почему – нет?
– А ты сам рассуди. Вот, предположим, тебе надо перехватить человека, который спит и видит, как бы побыстрее свалить с острова. Ты прикидываешь, как беглец попытается это сделать. Выбор невелик: или по морю, или по воздуху. Предположим также, что у тебя достаточно людей, чтобы перекрыть все «ворота» – и небесные, и водные. Но куда направишься ты? Ведь ты главный, ты отвечаешь за успех операции. Наверное, к тем «воротам», через которые беглец попытается смыться с наибольшей вероятностью. Но ты не отправляешься в аэропорт, ты не едешь к паромам в порт, ты сидишь на парапете у входа в марину и ждешь.
– Ты хочешь сказать…
– Я хочу сказать, что не было никаких осведомителей на других островах, не было дозорных в Орте. И не было никакого «десанта» из Москвы, потому что надобность в таком подкреплении отсутствовала. Они как были втроем, бандиты эти, так втроем и оставались. Минус один, которого ты без кадыка оставил. Итого двое. Бритый и блондин. Они тебя и выглядывали по очереди.
– Получается, они знали, что я в марине?
– Получается, что так. В разговоре том, у парапета, бритый прямо сказал: «Где-то здесь!» – и рукой повел. Меня этот жест с панталыку своротил. Широко так повел, вольно. Вот я и подумал, что он и марину имеет в виду, и порт, а может, и весь город, весь остров.
– Допустим, ты прав. – Я собрал лоб в морщины. – Но как они узнали? И если знали, то чего ждали?
– А что им было делать? С обыском по судам идти? Марина огромная, в ней четыре сотни яхт с лишком. На все по-тихому не проникнешь. А с шумом тем более, это же заграница, тут нахрапом не получится. Вот они и ждали, когда ты сам появишься. Или сдаст кто. Вроде меня.
Плот подхватила шальная волна, он наклонился, и обе наши кружки опрокинулись. Дядю Петю брызги пожалели, а меня хлестнули огненным по голым ногам. Я выругался непечатно и, спохватившись, взглянул на Мари. Свою кружку наша спутница держала при себе, поэтому смогла сохранить остатки чая. Хотя это ее в данный момент волновало мало. Взгляд ее был отстраненным, как обычно бывает, когда человек о чем-то напряженно размышляет.
– Маяк, – сказала она. – Сигнал.
– Ну-ка, ну-ка, – подался к ней капитан. Но Мари повернулась ко мне:
– Что ты должен был сделать после того, как передашь портсигар?
– Я тысячу раз рассказывал.
– А ты тысячу первый.
– Отдаю, звоню Кольке Миронову, докладываюсь – и все, свободен.
– Ты же телефон в отеле забыл, – напомнила Мари. – Как бы ты позвонил, если бы в доме старика все по-другому пошло?
– Ха, телефон! Для меня это было делом третьим. Главное – отдать, а за остальное Колька простит.
– За что простит?
– Что не сразу позвонил.
– Это специально оговаривалось? – спросил дядя Петя. – Что сразу позвонишь?