Как именно был обнаружен чернявый бугай, в пресс-релизах полиции не сообщалось, но указывалось место, где он был задержан: аэропорт. Поэтому лично мне было ясно, как обстояло дело. Когда бугаю стало лучше, решено было переправить его в отеческие пределы, ну, или просто убрать с острова. Вполне допускаю, что, получив соответствующий приказ, он появился у стойки регистрации в цветастом легчайшем кашне, прикрывающем бинты. Смотрелось это дико – стильный изыск плохо сочетался с простецкой физией, но регистрацию бугай наверняка прошел: процедура формальная, там не на лица – в бумаги смотрят. Таможенный контроль – тоже. Тормознули его на контроле пограничном. Сначала церберов португальских рубежей насторожила несообразность между шарфиком и мордой, потом вспомнилась давняя – уж сколько недель прошло! – ориентировка на человека с распоротым горлом. Тут его и скрутили.
Впрочем, может, и не было всех этих сложностей – засекли его еще на подходе и заломали. А он и не сопротивлялся, что особо отмечалось полицией.
В тот же день был арестован хирург, который оперировал чернявого и который ранее, когда опрашивали ортинских докторов, заявлял: мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю. Нет, и знал, и ведал, и делал! Врача-вредителя помурыжили основательно и отпустили под залог до судебного разбирательства. Чем оно для него закончится, то вилами на воде писано, одно несомненно: с карьерой эскулапа ему можно попрощаться. И правильно: не надо так деньги любить! И не надо нарушать закон, себе дороже выйдет.
Вернемся, однако, к располосованному и прихваченному. Бугая привезли в полицейское управление на допрос. К сожалению, тот не смог состояться по причине вызванной ранением немоты задержанного. Ко всему прочему он не понимал по-португальски, по-испански, по– немецки и даже по-английски – только глаза таращил. Для полицейских это не стало такой уж неожиданностью, поскольку при себе «немой» имел паспорт, где черным по белому с водяными знаками была указана его гражданская принадлежность. Русский из России, страны медведей и матрешек.
Что отрадно, при невозможности произнести ни слова русский явно изъявлял готовность к сотрудничеству. Так, например, он радостно закурлыкал, когда ему предъявили его лечащего врача. Кстати, на хирурга-нарушителя полицию вывел таксист, отвозивший безгласного клиента в аэропорт, – он сказал, что заказ поступил из частной клиники доктора N. Ну, а определить, кто резал, шил и укрывал, труда не составило.
На этом первая порция бравурных полицейских реляций заканчивалась. Вторую следовало ожидать не ранее появления в комнате для допросов представителя российского дипломатического корпуса.
Пауза была довольно продолжительной. А когда «второе блюдо» подали, оно оказалось довольно пресным. И вовсе не потому, что полиция вдруг раздумала откровенничать, просто… Одно из двух: или задержанный был рядовым исполнителем, коих не посвящают в детали из-за общей умственной ограниченности, или его стремление к сотрудничеству было фикцией, началом длинной цепочки уверток и умолчаний, тем более что молчать ему было совсем не сложно.
– Тупица! – вынес я свой вердикт, когда мы с Мари (я заглядывал ей через плечо) добрались до этого момента.
– Stupide! – согласилась она по-французски. Тут ее прононс выдал, потому что по-английски это звучит схоже, но все же чуть иначе.
Суммируя то немного, что на этот раз сумели накопать журналисты с оглядкой на официальные релизы и «собственные источники в правоохранительных органах», следовало признать, что пресловутое лукошко Мари от этого почти не потяжелело.
Задержанный не отрицал, что прилетел на Фаял в составе группы из трех человек.
Отрицать это было бессмысленно, поскольку полиции было известно, что раненого в клинику доставили двое: высокий мускулистый мужчина с властным голосом, отличительная черта – голый череп, и… тоже мужчина, который был еще выше, еще мускулистей, имел скуластое славянское лицо и светлые волосы. Что касается расстановки сил, то первый распоряжался, второй – исполнял.
Далее. О задаче. Согласно показаниям, которые задержанный давал в письменной форме в присутствии адвоката и российского дипработника, на Азоры они прибыли исключительно для расширения кругозора.
– Как редкая птица долетит до середины Днепра, так редкий русский – до Орты, – заметил я.
Против ожидания реакции со стороны Мари на мою сентенцию не последовало. Она вся была там, в тексте. Она меня не слышала. А я уж приготовился рассказать ей про Гоголя…
На резонный вопрос следователя, какого, собственно, рожна они поперлись в дом господина Кульчицкого, прозвучало следующее: заглянули из большого уважения, потому как хотели передать привет от московских друзей. Зашли, а он мертвый. Только дернулись в полицию звонить, а тут является какой-то тип и давай стеклянными подносами кидаться.
«Куда он потом делся, этот тип?»
«Смылся».
«Он был один?»
«Вроде один. Мне не до того было, чтобы людей в комнате по головам считать».
«Та-а-ак. А почему вы бежали?»
«Подумали, что нас в смерти старика обвинят».
«А прежде вы говорили, что хотели вызвать полицию».
«Это сгоряча. Страх потом появился. Он часто опаздывает. Что, скажете, не бывает так?»
«Но вы были тяжело ранены. Скрываясь, вы ставили под угрозу свою жизнь».
«Так я бы сразу к вам, я ж чуть не окочурился, только не я решал – за меня решали. И не бежал я – тащили меня».
«Значит, ваши товарищи, воспользовавшись вашей беспомощностью… А где они?»
«Не товарищи они мне! Бросили одного, а сами с острова свалили».
«Когда это произошло?»
«Давно, я толком и на поправку не пошел».
«Тэ-э-кс. И такой вопрос: видеокамера у ворот не зафиксировала вашего прихода…»
«Дверью ошиблись».
«…и вашего ухода».
«Задворками ушли».
«Неубедительно».
«А по хрену. Вы докажите, что по-другому было. И вообще, в камеру хочу. Устал я».
Такой вот диалог. Разумеется, он не был именно таким. Понятно, что беседы под протокол были долгими, перетекали из одного дня в другой, но я позволили себе сжать их до пунктира, оставив только самое существенное. Так проще, когда ничего лишнего.
– Нет, не тупой он, – изменил я свое первоначальное мнение. – Битый.
– Хитрый? – оторвала глаза от дисплея моя верная спутница.
– Потому и хитрый, что битый.
– Oui, – кивнула умная девушка Мари.
– А ты заметила, что нигде не написано, назвал он имена-фамилии своих подельников или нет. Думаю, назвал. Все равно по авиабилетам они элементарно вычисляются: где он, там и они. Так что назвал, не стал рогом в землю упираться.
Мари и с этим согласилась. Уже в третий раз за последний час! Был бы у меня карманный календарик, была бы ручка, я бы обвел этот день и заштриховал кружок, потому как праздник сегодня на моей улице. Уточнить бы только, с чем она согласна: что глупо это, когда рогом в землю, или с моими умозаключениями насчет имен-фамилий?
– Возможно, их будут искать в России, – сказала она. – Но там их нет.
Тут пришла моя очередь соглашаться с очевидным:
– Одного просто нет, а другого нет совсем.
И вновь, как с Гоголем и птицей, Мари не отдала должное бойкости моего языка. Вместо этого спросила:
– Ты обратил внимание на даты?
– Даты чего?
– Арест произошел три недели назад. Последней газетной заметке – всего три дня.
– Не пойму, ты о бритом, что ли? Что он всего этого мог не знать? Мог. А мог и знать. Только мы его не спрашивали. Когда проверить невозможно, как на вранье поймаешь? Он и без того навалил залепух с три короба.
– Залепух… Что такое «залепуха»? Хотя с этим после. Я о том, что даже если португальцы пошлют запрос в Россию, а они это сделают, можешь мне верить…
– С чего бы мне тебе верить?
Мари смутилась:
– Ну, не верь, но я так считаю. Это же долгая история! Такие запросы идут по линии Интерпола, как мне кажется, а там чиновники, правила, свой порядок, сплошная бюрократия.
– Да нам-то что с того?
– А то, что с такими темпами на Миронова еще не скоро выйдут.
Я задумался. А ведь верно глаголет. Чернявый бугай на Миронова не укажет: вот он, заказчик, ату его! Ему от такой откровенности никакого гешефта. Посему положение мое покамест не меняется: как было поганым, так плохим и остается. И Мари по-прежнему то ли свидетель, то ли соучастник. Вот если бы Миронов…
– Дай-ка! – я решительно отобрал у Мари смартфон. – В российских пределах я лучше ориентируюсь. Поглядим, как там у Колюни нашего дела обстоят.
Мари прекословить не стала, хотя курдуляку свою отдала с видимым сожалением.
Ну-с, начнем. И Яндекс мне в помощь.
То, как писали о Миронове газеты, что показывал «ящик», что говорило радио, можно охарактеризовать так: то густо, то пусто. Сначала, сразу после смерти Кульчицкого, было «густо». Затем последовало охлаждение к теме. Потом, когда Игорь Давидович обернулся заслуженным уголовником с погонялом Культя, новый виток. И снова «пустота», и снова всплеск… Так и шло.
Любопытно и то, кто отводил место на своих страницах и время в эфире этой истории. Это были СМИ из разных, во многом полярных лагерей. На одном полюсе – наверное, все же «положительном», – находились те, кто декларировал серьезный подход и непредвзятость. Знак «–» доставался изданиям, которые ни в грош не ставили аналитику, превознося «жареную» подачу, превращавшую подчас здоровую сенсацию в нездоровый скандал.
Первую волну информации обеспечили издания «положительные», вторую – «желто-отрицательные».
Газета «КоммерсантЪ» и радио «Бизнес FM» всесторонне рассмотрели, как изменится экономическое пространство в связи обретением Мироновым полновластных полномочий, Внешне – вроде бы никак. Кульчицкий и без того давно удалился от дел. Миронов и так был во главе их бизнеса. Изменения коснулись лишь его статуса: прежде он был лидером формальным, теперь же освобождался от всяких условностей. Отсутствие у Игоря Давидовича родственников исключало судебные тяжбы, когда каждому истцу хочется отхватить свой кусок от пирога – и побольше. Однако имелись нюансы. В бизнесе Кульчицкого с самого начала были задействованы сторонние деньги, происхождение которых терялось в мутных 90-х, когда редкий рубль мог похвастаться «чистотой». Но кто-то же их Кульчицкому дал под его честное воровское слово и в надежде на солидный барыш, и этот «кто-то» сейчас вполне мог предъявить Миронову претензии по принципу: «Где деньги, Зин?» – и забрать все до копейки и распоследнего процента. Хотя мог обойтись и без этого, довольствуясь сложившимся положением. И тут много зависело от того, как поведет себя Миронов: если оставит все, «как при матушке Екатерине», то вероятность его безоблачного существования будет практически гарантирована; если же начнет свою игру, не захочет уважить и уважать тех, кого уважать положено, то тут либо пан, либо пропал, либо на коне, либо под его копытами. Некоторые штрихи и оттенки позволяли предположить, что Миронов, как человек алчный и с апломбом, может попытаться дернуться, чтобы освободиться от всяческих обязательств, и тогда возможно всякое – результат инициированного им противостояния между прошлым и настоящим непредсказуем. «Будем посмотреть», – итожил автор «Коммерсанта», оставляя вопрос открытым. «Время покажет», – вторил ему экономический обозреватель «Бизнес FM».