После этого дядя Петя тоже скрылся в знакомой мне до последней щелочки, до последнего гвоздика «хижине».
Все, можно уходить. И это всяко лучше, чем лежать в «гробу» под палубой и чиновными ботинками на ней, не имея возможности ни пошевелиться толком, ни даже чихнуть. Значит, правильно мы поступили, не зря я веслами махал.
По прикидкам оформление необходимых документов должно было занять около часа. Плюсуем к этому полчаса для российского журналиста. Плюс еще час на его барбадосских собратьев, наверняка они где-то здесь. Накидываем еще час на непредвиденные обстоятельства и получаем, что раньше, чем через три с половиной, а то и четыре часа дядя Петя на набережной не появится и в обход местных баров не отправится. А уговор у нас был именно такой: мы сидим и ждем, он нас сам найдет. И есть у меня предчувствие, что долго нас ему искать не придется. Глянет зорким глазом вдоль променада, увидит кафе «Ра» и сообразит, что там мы, где ж еще? Самое место для безумно смелых путешественников.
Мы выбрались из начавшей редеть толпы и медленно пошли по набережной.
Солнце было в зените. На придорожной тумбе сидел, вытирая пот с лысеющей головы, давешний бегун – тот самый, от которого едва увернулась Мари; наушники лежали у него на коленях. Между клумбами маленького сквера доберман не-Пауль играл с мячиком; его дородная хозяйка взирала на своего любимца умильными глазами. Ветер шевелил козырьки-маркизы. Говорливые туристы поубавили пыл; отдуваясь после каждого глотка, они жадно пили пиво, утопая в креслах ресторанов и сминая спинки стульев заведений попроще. Все казалось мне знакомым и бесконечно милым, почти родным. И если бы рядом со спящим бродяжкой, что почивал на скамейке у кафе «Ра», на земле многозначительно стоял картонный стакан, я обязательно ссыпал бы в него пригоршню мелочи. Всю, что есть. Мне не жалко. Пусть всем будет хорошо, не только мне и ценителям пива без пены.
Официант встретил нас как старых друзей. Даже руки развел, словно норовил обнять, но спохватился и не осмелился. И тем более не посмел спросить, чего это мы вернулись, ведь и часа не прошло, как ушли, и вот нате вам, опять явились. Неужто так приглянулось кафе «Ра»? А вдруг оценили качество его обслуживания?
Мы сели за тот же столик, и через секунды перед нами стояли стаканы и кувшин со льдом, желтоватой жидкостью и мелко нарубленными листочками какого-то растения. Я плеснул себе, попробовал. А что? Очень даже.
Официант помаячил рядом с нами в ожидании заказа, но, услышав «We will order a little later», ретировался. Позже так позже.
Мари уткнулась в свой смартфон.
Я с этим не спешил. С момента, когда я узнал, что дни Миронова, можно сказать, сочтены, в смысле, свободные денечки, мне дышалось легко и свободно. И мне было по вкусу это состояние. Оно освежало так же, как… как вот этот напиток с ароматом мяты, и даже лучше. Много, много, много лучше. Ведь кончились мои мытарства! Что-то там, конечно, еще последует, без этого не обойтись, но по сравнению с тем, что было, это сущие крохи – лизнуть и проглотить. Отныне никаких приключений в стиле Джеймса Бонда и майора Пронина. Меня ждут замечательные серые будни. Потому что это счастье, когда в твоей жизни нет приключений, просто люди в обыденности этого не понимают. Я этого сам раньше не понимал.
Не знаю, сколько времени я просидел, одаривая мир вокруг счастливой и бессмысленной улыбкой. Наверное, минут двадцать, а то и полчаса. Потом острота ощущений пошла на убыль, и небесный зефир вновь стал соленым ветром, треплющим майку-«алкоголичку» спящего бродяги. Вот тогда я вспомнил про свой смартфон и принялся «затачивать» его под себя.
Всякий знакомый с «наладонниками» знает, что они легко забирают у человека часть жизни, причем обставляют это столь искусно, что тот и не замечает ничего, оставаясь в уверенности, что он всецело распоряжается собой и в любую секунду может покинуть виртуальное пространство. Ага, как же!
Опять же не знаю, сколько я манипулировал кнопками, разбирался с интерфейсом, а разобравшись, блуждал по пространствам Сети. Я снова побывал в России, заглянул на Фаял, почитал о дяде Пете Кривушине, бесстрашном плотоводце, а попутно ознакомился со свежими политическими и экономическими новостями. И что касается последнего, уж лучше бы не читал. Новости с международной арены оптимизмом не баловали. Конечно, я не страус, но на плоту, пребывая в неведении относительно природных, структурных и всяких прочих катаклизмов, мне было как-то легче. И напрашивался вывод: с сегодняшними новостями надо знакомиться через месяц, или через два, когда они потеряют остроту, злободневность и зубодробительность. Что-то уже рассосалось, что-то оказалось фейком, а что-то теперь, по прошествии времени, превратилось в анекдот. Вот вам еще одно преимущество дальних океанских переходов под парусом. Только, чур, с малой командой и на малых судах, а то знаем мы эти круизные парусники, там в каждой каюте по LED-экрану и круглосуточный доступ в Интернет. Оно вам надо? Ах, надо… А вы попробуйте без этого обойтись! У меня это было вынужденно, а вы – добровольно. Наступите себе на горло и попробуйте. Сначала будет ломать, зато потом такой кайф!
Свободу мне принес официант. Подошел, тень его упала на мои руки. Вот тогда я и оторвался от дисплея.
– Мари!
Девушка посмотрела на меня, перевела глаза на официанта и положила свою курдуляку на стол.
Ознакомившись с меню, мы сделали заказ. По зрелому размышлению я решил пожертвовать любимой пиццей, о которой так мечтал в океане. Успею еще насладиться, а сейчас мы что-нибудь местное, национальное…
Когда заказ был исполнен, а стол заполнился тарелками, мы приступили к трапезе.
Мы никуда не спешили, нас ничто не тревожило, поэтому мы в полной мере оценили достоинства барбадосской кухни. Ну, что сказать, достойно. Вкусно, сытно, и даже перца чили не так много, как можно было ожидать.
Потом, когда я уже баловал себя кофе, а Мари каким-то радужным коктейлем, на променаде появился Кривушин. Он был не один, его сопровождал обладатель шкиперской бородки и надписи Yacht Russia Sailing Academy на рубашке. Они о чем-то говорили, и хотелось верить, что это были финальные вопросы-ответы. Потому что сейчас, вот сейчас дядя Петя увидит вывеску «Ра», а под вывеской обнаружит нас. Ну, не будет же он томить свою команду ожиданием, удовлетворяя любопытство сотрудника российского «парусного» журнала. Или будет?
Вот они уже совсем рядом. Вот кэп увидел нас, но вида не показал. Еще пара шагов – и остановился, протянул руку. Яхтсмен-журналист пожал ее.
– Счастливо вам, Петр Васильевич.
– И вам не хворать.
– Будете в Москве…
– Нет уж, нет уж, лучше вы к нам – в Панаму или Полинезию.
– Ох, знаю… В любом случае, удачи вам.
– И тебе, Антон. Будь здоров.
– Постараюсь.
Мужчина улыбнулся и пошел в сторону гавани. Кривушин выждал минуту, провожая его глазами и готовый помахать рукой, вздумай журналист обернуться. Но тот не обернулся. И тогда кэп повернулся к нам.
Восторженная девушка Мари вылетела из-за столика и кинулась на шею капитану. Расцеловала, потом ткнулась лбом в плечо. Что за сантименты, честное слово. Хотя… Нет, я не кинулся, я обнял кэпа сдержанно, как и приличествует мужчине.
– Ладно вам, ладно, – растроганно бормотал Кривушин. – Как высадились-то?
– Да нормально, нормально. Как обещано было. Ты есть хочешь, дядь Петь?
– Не откажусь.
– Тогда за стол!
Я махнул официанту и сделал заказ. Мне не терпелось рассказать Кривушину о последних событиях в жизни Кольки Миронова. И когда официант отошел, я все и выложил.
– Что тут скажешь?– молвил кэп, выслушав мой краткий, хотя и насыщенный информацией рассказ. – Ситуация меняется, положение ваше с Мари улучшается, остается решить, сейчас тебе, Сережа, сдаваться идти или малость погодя.
– Сдаваться?
– А ты хочешь и дальше от всех бегать? Лучше самому прийти. Снисхождение будет.
– В полицию? Здесь? На Барбадосе?
– Лучше в посольство или консульство, конечно. Пусть и там люди разные, а все ж свои. Только здесь российского представительства нет. Ближайшее посольство в Гайане, на континенте.
Я несколько оторопел:
– Ты что, дядь Петь, предлагаешь мне туда отправиться?
– Точно.
– На плоту?
– На чем же еще? Ты теперь моряк опытный, все знаешь, все умеешь. Дойдем!
– А Мари?
Я взглянул на нашу своенравную спутницу и сразу понял, что с ней-что-то не то. Глаза ее расширились, лицо словно осунулось. Она смотрела куда-то нам с Кривушиным за спину.
– Ну, здравствуйте, – раздался надо мной голос, заставивший меня втянуть голову в плечи.
На спинку свободного стула легла ладонь, затем в поле моего зрения появился он сам, целиком, Николай Миронов.
Глава 24
Задним умом все крепки.
Это я потом сообразил, что можно было просто встать и уйти. И ничего бы нам Миронов не сделал. Вот как бы он нас остановил? Ну и что с того, что рука в кармане пиджака – легкого, элегантного, светлого полотна, а карман оттопыривается угловато. Ну, даже если пистолет, и что? Не станет же он стрелять, честное слово, даже грозить своим пистиком не станет, размахивать, чай не на баррикадах. Оно ему надо, себя выдавать? Мы ж в цивилизованной стране, и люди кругом, и полицейские здесь имеются, пусть и не видно их, как во всяком курортном городе. Повяжут, а то и пристрелят без лишних разговоров.
Или попросить уйти его. Вот так взять и попросить не мешать людям отдыхать. А будет артачиться, кликнуть официантов, мол, так и так, нежелательный гость, грубит, хамит и нарывается, просим избавить. И ведь избавили бы, вот ей-ей избавили бы.
Но все эти мысли – такие трезвые, такие здравые, пришли потом. Налицо эффект так называемой лестничной психологии. Это когда самые верные слова приходят после того, как тебя, онемевшего и униженного, выставили за дверь.
В тот момент я не то что верного слова, я вообще ничего не мог вымолвить. Будто онемел, даже не мычалось.