– Держи.
Я положил портсигар на стол и подтолкнул его к Миронову. Тот ощерил в ухмылке зубы.
– Давно бы так. И чего упирался? Видишь, как просто?
Отвечать я не стал. Чего словами сорить?
Миронов взял портсигар левой рукой – правую он из кармана так и не вынул, повертел его в пальцах, явно пытаясь понять, открывалась коробка или нет.
– Доставали его?
Он пристально посмотрел на меня, на Кривушина.
Я фыркнул. И пусть понимает мой фырк как хочет.
На лицо Миронова внезапно легла тень, на миг оно даже стало плаксивым.
– Вот же фиговина какая. Столько бед из-за тебя, дрянь такая.
Не было сомнений, Миронов искренне считал, что не он всему виной, не его алчность, не вызов, который он бросил авторитетам криминальным и тем серьезным людям, что засели во властных структурах. Нет, конечно же, не он причина своего краха как бизнесмена и человека, лишенного родового имени, фамилии, места рождения. Причина – вот эта бездушная штука! Портсигар этот чертов! Он виноват.
Я ждал, что будет дальше. Вернее, так: я ждал, когда Колька встанет, чтобы уйти. Что мне потом делать, я представлял ясно.
Колька привстал и… снова опустился на стул.
– Телефон! – потребовал он.
– Что?
– Телефон!
Я показал глазами на смартфон, лежащий на столе:
– Забирай.
– Что ты мне суешь? Где тот телефон, что у тебя в Москве был?
– А-а… Тот. Так я его утопил. В Атлантике. Пошел на «очко», а он – бултых. Вон, дядя Петя не даст соврать.
Кривушин соврать дал:
– Утопил. Ага.
Миронов усмехнулся:
– Подсматривал?
– Нет, Сережа ругался сильно. Жалел.
– Пришлось новый покупать, – добавил я. – Вот сегодня и купил.
– Этот мне не нужен. Да и тот не слишком нужен был…
– Чего ж тогда?..
– Все! Забыли! Вообще-то, наказать бы вас надо.
Очевидно, Колька считал, что если на первом месте по виноватости в его бедах – портсигар, то на втором – мы: я, кэп и французская девушка Мари до кучи.
– Только не ко времени это сейчас. – Миронов встал, опустил портсигар в левый карман пиджака. – Но ничего, может, встретимся еще, тогда и посчитаемся.
– Шел бы ты, Николай… – веско уронил Кривушин. – …своей дорогой. А мы своей пойдем. И без того наворотил выше крыши. И лучше бы нам не встречаться.
Миронов дернул бровью и повернулся, чтобы пойти своей дорогой, как то и посоветовал ему наш капитан.
У меня было лишь несколько секунд. Моя рука снова нырнула в сумку. Я нащупал телефон и выхватил его, как герои вестернов выхватывают «кольты».
Миг – и отскочила задняя крышка. Еще миг – аккумулятор упал на ладонь. Под ним «гнездо» для SIM-ки. Теперь рука – в карман. Вот она, родная.
Миронов сделал шаг. Спина у него, как стена.
Я вставил SIM-карту в «гнездо». Прижал аккумулятором. Вернул заднюю крышку на место.
Давай! Давай!
Дисплей засветился. Спасибо кэпу за аккумулятор. Что зарядил.
Так, сколько нужно на активацию? Сколько секунд? И есть ли у меня эти секунды?
Миронов сделал еще шаг.
Глаза Кривушина впились в меня. Но вмешиваться, останавливать меня он не собирался.
А Мари, как меня минутами раньше, разбил паралич. Ни слова сказать, ни руку поднять, только ресницами хлопать.
На дисплее появилось название фирмы-производителя. Потом исчезло, уступив экран пиктограммам и цифрам. Все, готов к работе. Звонить будете?
Буду!
Миронов успел перейти дорогу и сейчас стоял на тротуаре-променаде, очевидно, пытаясь сориентировать, куда ему двигать дальше. Вот он кивнул сам себе – сообразил.
Я нажал на кнопку вызова, активируя зашитый в памяти телефон номер.
Хлопок.
Вспышка.
Клочья пиджака.
Из бедра Миронова ударила тугая струя крови – разорвало артерию.
Миронов заорал и рухнул плашмя на бетонную плитку променада.
Едва заметное облако окутало его.
Облако было мутно-желтым.
Миронов корчился, зажимал рукой рану на бедре и уже не орал – его тошнило.
Он попытался высвободить правую руку.
Вряд ли он хотел стрелять, но раздались выстрелы – пули вспарывали ткань пиджака и летели неизвестно куда. Но кто-то на променаде упал, завопил.
Люди, кинувшиеся было к несчастному, в страхе бросились прочь.
Миронов так и не смог вытащить пистолет из кармана. Он выгнулся дугой так, что, казалось, позвоночник не выдержит – переломится, потом согнулся и затих.
Ветер смел с мертвеца ядовитое облако.
Вдали заливались трели полицейских свистков, где-то еще дальше взвыла сирена «скорой помощи».
Нам лучше было уйти.
…Но все было не так.
На дисплее появилось название фирмы-производителя. Потом растворилось в мерцающей дымке, уступив пиктограммам и цифрам. Телефон был готов к работе.
– Звонить будешь?
«Буду!» – хотелось ответить мне дяде Пете, но я покачал головой. Посмотрел, где там Миронов. Тот уже успел перейти дорогу. Колька стоял на тротуаре-променаде и крутил головой. Видно было, что он пытается сориентироваться, куда ему двигать дальше.
Я поднялся, подошел к урне и бросил в нее телефон.
Вернулся, сел, поднял голову.
Бродяга на скамейке уже не спал – сидел, и в руках его был телефон, который он только что выудил из урны. Вот он нажал одну кнопку, другую, и зашитый в электронную память номер активировал СВУ в портсигаре.
Хлопок.
Вспышка.
Борт пиджака – в лохмотья.
Взрывом Миронову разорвало бедренную артерию, из нее ударила тугая струя крови.
С диким криком Колька осел на бетонные плитки променада.
Мутное желтоватое облако окутало его.
Миронов согнулся, зажимал рукой рану на бедре. Потом его начало тошнить.
Конвульсии крючили Кольку так, что казалось, позвоночник не выдержит – переломится.
Люди на улице, сначала в страхе кинувшиеся в стороны, остановились, потом нерешительно направились к Миронову. Тот скрючился еще больше – и затих.
Ветер с океана смел с него ядовитое облако.
Кровь продолжала заливать променад красно-черным.
Вдали взвыла сирена «скорой помощи».
Бродяга в майке-«алкоголичке» тоже был среди тех, кто окружил мертвеца. Телефон остался на скамейке рядом с соломенной шляпой. Бродяга ничего не знал, ничего не понял и ни в чем не был виноват.
Нам лучше было уйти.
…Но все было не так.
Я смотрел на дисплей, испещренный пиктограммами, и… медлил. Я не знал, что мне делать. Вот только что, когда вставлял SIM-ку, прищелкивал крышку – знал, а сейчас – нет. Даже не раздумывал, нажимать или нет, просто не знал. Выбора не было, не из чего было выбирать.
Женская рука легла на мою руку. Мягко, но настойчиво высвободила из пальцев телефон.
– Не надо, – сказала Мари.
– Что – не надо? – порой я проявляю редкую тупость, и это уже давно не тайна.
– Ничего не надо делать. Ничего. Все сделают за тебя.
Жуткая смесь из визгов, воплей и всхлипов заставила меня оглянуться. Миронов, успевший перейти дорогу, почти касался багровым лицом бетонной плитки променада. Так его согнули, вывернув руки. Одну – бродяга в «алкоголичке», другую – дебелая матрона, любительница собак. Ее питомец, который не-Пауль, стоял перед Мироновым и все норовил вывернуть морду, будто хотел заглянуть Кольке в глаза. Пес был готов по первому повелению, даже легчайшему намеку на приказ, рвать и метать, но прежде всего – рвать, а какие после этого полетят ошметки по сторонам, это время покажет.
Еще одним действующим лицом спектакля был поклонник бега трусцой. Уж и не знаю, из каких глубин своих спортивных трусов он достал внушительных размеров удостоверение, но он размахивал им, обозная себя как лицо служебное, наделенное полномочиями средь бела дня проводить болевые приемы людям в полотняных пиджаках, если они того заслуживают.
Демонстрацией «корочек» бегун не ограничился. Он что-то говорил, очевидно, призывая стягивающихся к месту происшествия зевак держать дистанцию.
Матрона перехватила вторую руку Миронова, продолжая удерживать его вниз головой. Освободившийся от этой обязанности бродяга-алкоголик присел на корточки, ощупал карманы пиджака и вытащил из левого коробку с портсигаром, а из правого… красный пластмассовый пистолетик, из таких малышня на пляже поливает друг дружку водой. Выходит, и впрямь «на пушку» нас брал Колька…
Свистнув шинами, подкатила и остановилась машина. Самый обычный «фордик»-фургон, единственной примечательной особенностью которого был маячок на крыше. Лампа в «маячке» вращалась.
Дверь фургона откатилась. Миронова проволокли вокруг машины – он быстро-быстро перебирал ногами, не пытаясь упираться, и сноровисто затолкали в салон. Матрона и бродяга залезли за ним. Последним в фургон запрыгнул доберман не-Пауль. Дверь закрылась.
Бегун в наушниках вокруг шеи и атласных трусах перебросился парой слов с водителем «форда», после чего направился в нашу сторону.
Можно было не сомневаться, что завернуть в кафе «Ра» он решил не для того, чтобы промочить горло чем-нибудь прохладительным. Я, конечно, человек наивный, но не настолько же! К тому же, у меня есть опыт: когда-то вот так же не за выпивкой и не за отдыхом я нырнул в двери кафе «Спорт». Давно это было…
Он шел к нам.
– Телефон, – отчеканил бегун хорошо поставленным командным голосом.
Мари протянула мой «мобильник».
– Извини, – молвила бескомпромиссная француженка, коротко взглянув на меня и тут же потупившись. – Работа такая.
– Эх, девонька… – сокрушенно проговорил кэп, и лик его был безутешно печален.
А мне и сказать было нечего.
Глава 25
Посидеть мне пришлось. А вот дядю Петю чаша сия миновала. Допросили – и отпустили. Хотя допрос был серьезным и по времени, и по нажиму. Следователей, а их в комнату набилось аж четверо, особенно интересовали обстоятельства гибели катера и его рулевого. Капитан наш ничего не утаил, все выложил как было. И про стрельбу по нам, и про стрельбу по ним. Сразу сказал, где спрятан автомат, и потом не возражал против присутствия изъятого из тайника «калашникова» на столе в допросной. Про Фаял его тоже спрашивали, и на каждый вопрос следователи получали исчерпывающий ответ. Кстати, главным среди них был давешний «бегун», ему ассистировали «матрона» и «пьяница»; все они были в цивильном, подтянуты и опрятны, истинные агенты, короче. Четвертым служителем закона был представитель барбадосской полиции. Потому что Интерпол – это, конечно, здорово, но местная власть тоже должна присутствова