Когда собрался жениться Пашка, он будущую супругу сразу предупредил, что два раза в год… и далее по тексту. Выбирай, любимая. Подающий надежды нефтеторговец с кое-какими недостатками или полное их отсутствие без нефтеторговца. Догадайтесь с одного раза, каким был ответ.
То же и Саня. Он тоже поставил вопрос на поребрик: люби, какой есть, а я тебя зато все остальные дни года любить буду. И опять же догадайтесь, каким был ответ. С учетом того, что Саня никакого отношения к нефти не имел. Поняли, да? Фырк – и остался Саня холостым.
Как я. Только я даже не пробовал. И ничуть меня это не расстраивает.
Вот такая у нас команда и такие традиции. Ну, а теперь самое время рассказать о том, что случилось год назад.
А случилось, что наш Санек стал миллионером. Землевладельцем. Латифундистом. Что примечательно, не сделав для этого решительным образом ничего. Само привалило.
Как и положено ныне, сначала раздался звонок.
– Александр Семенович? Поздравляю, у вас дядя умер.
Саня, ясный пень, расстроился, потому как дяди у него не было. Поэтому пообещал:
– Вадик, убью! Не того разыгрываешь.
Но это был не Вадик, это был адвокат. С поручением от клиента, который оставил все свое движимое и недвижимое московскому племяннику, и адвокат должен был означенного племянника о том проинформировать.
Проблема, тем не менее, оставалась. Саня точно знал, что у мамы брата не было. Об этом он, как честный человек, и уведомил душеприказчика.
– Это брат вашего отца.
– Отца?
Отца у Сани тоже не было. Нет, конечно, отец у Сани был, как без этого, только он исчез еще до рождения сына. Саня о нем ничего не знал, а когда ничего не знаешь о человеке, то его вроде бы и не существует, так ведь?
Адвокат пустился в объяснения.
Короче, так. И отец у Сани был, и брат у отца, Санькин дядька то есть. И вот этот дядька приказал долго жить. Предварительно написав завещание. А поскольку жил дядька бобылем, и единственный его прямой родственник – брат, Санькин отец, уж лет сколько-то как исчез в неизвестном направлении, то отписал дядька все, что имел, племяннику, которого в глаза не видел, но о котором знал. Видно, очень не хотелось государству нажитое оставлять. Есть люди, которым не все равно, что с имуществом после их смерти станется.
Согласно нотариально заверенным бумагам, после вступления в права наследования Саня становился обладателем земельного участка в Тверской губернии, на берегу речки Черной, впадающей в речку Ламу, которая впадает в Волгу, которая, в свою очередь, впадает в Каспийское море. Двадцать пять соток! Плюс дом-пятистенка, сараи, баня и бывшая овчарня, переоборудованная под гараж-мастерскую. Все это в сумме, с учетом относительной близости к Москве – 150 километров не расстояние не только в Сибири, – тянуло на несколько миллионов. К сожалению, речь о рублях.
– Брать? – спросил Саня, когда мы собрались в баре «Толстый Мо» на Студенческой, чтобы под пиво и живой блюз обсудить ситуацию.
Конечно, надо было брать. Одолеть бюрократические препоны, заполнить, оформить, получить оговоренные законодательством бумаги – и взять! Чтобы владеть.
– Вот и мама говорит… Говорит, не отец, а все равно один корень, так с поганой овцы… ну, вы знаете.
– Кстати об овцах, – воодушевился Пашка. – В овчарне этой две машины поместятся?
Мы воззрились на него, а он – на нас.
– Вы чего, мужики, не врубаетесь? А Новый год?
Тут-то мы и дотумкали. Даже пиво не помешало. Пашке оно и так не мешает, не любит, чудак человек. Он больше водочку маленькими рюмочками, чтобы в подъемах не отставать.
Тут-то мы и загомонили. Это ж как удача улыбнулась! А мы все гадали, куда на этот раз рвануть, в какие края. На хутор под Переславль-Залесский в прошлый год ездили. На заимку на Оби – два года назад. А у меня на даче вообще три раза были. Надоело. Приключений хочется. Романтики.
И вот нате вам, пожалуйста, усадьба на берегу реки. Двадцать пять соток. Это минимум метров пятнадцать до ближайшей чужой души. А еще рыбалка! Может, там и не ловится ничего, в речке Черной, но просто у лунки посидеть – уже приятно. Особенно наутро после Нового года, когда только сидеть и можешь.
Судьба наследства, таким образом, была решена. Правда, Вадик, ренегат по жизни, вдруг заосторожничал:
– Слышь, Сань, а если… того, отец появится?
– Ну и что?
– Права предъявит.
– Да я его… – Санька сжал кулаки, а они у него пудовые, даром что интеллигент, он у нас в торговле пробавляется, компьютерами торгует. В собственном магазине, между прочим.
– Этого не надо, – сказал рассудительный Пашка, с нефтью без холодной головы никак. – В случае чего мы его статьями задавим. У меня знакомые юристы есть.
– А я своими статьями поспособствую, – добавил я. Вообще-то я в газете работаю, пописываю, знаете ли, иногда даже с праведным гневом.
– Все, замотали, – подвел черту Пашка. – Слушай, а ключи от дома? И вообще, где эта тмутаракань? Туда зимой как добираться-то – нормально или только со всеми ведущими?
– Выясню, – пообещал Саня.
И выяснил. Связался с тверским крючкотвором, засыпал вопросами, получил ответы и все как есть доложил нам.
Складывалось удачно. И насчет ключей, и насчет дороги. И провести в дядькином доме несколько дней Саня тоже имел право, даром что еще с полгода не сможет назвать его своим. Вдруг и впрямь кто объявится и оспорит завещание? Наследственное право такую возможность учитывает.
До Нового года оставались две недели, а мы уже вовсю готовились. Настраивали удочки. Я купил ватные штаны. Вадик – ледобур. Пашка – шипованные колеса. Ну, и еще всяко-разно. Вот, говорят, у мужиков все на последнем вздохе. На ловлю ехать – собак кормить. Это не про нас. Мы люди солидные, хотя, конечно, и пацаны пацанами. В душе.
Выехали 31-го, с утра, еще затемно. Одной машиной. На Пашке. Свою тачку Вадик в последнюю минуту оставил жене и тем выторговал себе еще один день праздника. А мы с Саней своих коней даже из гаражей не выгоняли, у нас Пашка с Вадиком за шоферов. Им порулить – в кайф, для нас – необходимость. Почувствуйте разницу.
Хоть и затемно, а Ленинградка в Химках все одно была малопроезжей. В городе вообще в последние дни творилось несусветное. Народ скупал, готовился! Теперь потянулся прочь из столицы. Пока не весь, днем будет хуже.
У Зеленограда вырвались на оперативный простор. За Солнечногорском прибавили. За Клином дернули так, что спасибо шипам на новеньких покрышках.
– Слушай, Сань, – сказал Вадик.– На кладбище надо заехать. Прилично будет.
Вадик не только ренегат, он еще и чувствительный. Но знаем об этом только мы, друзья. По жизни он чиновник в каком-то столичном департаменте, и скажи кому из его подчиненных, что их начальник – нормальный человек, с чувствами, – не поверят. Он для них зверь.
– Уже договорился, – ответил Саня. – Сегодня не получится. Завтра. Встретят, проводят.
Следующий час мы решали, какой селигерский плес в этом году подвергнется нашему нашествию, а точнее сказать – наплыву. Решили – Полновский, самый северный. Потом заговорили о наших суденышках.
– Паруса новые нужны, – заметил Саня.
Мы закивали. В прошлом году нас здорово потрепало. Такие ветра были, что мы на «Мевах», как на «Кадетах», по волнам прыгали. Даже откренивали, что для польских «раскладушек» вещь небывалая. По крайней мере, нам прежде не доводилось. Как мачты не потеряли!
– Здорово было, – с грустью проговорил Пашка.
– А помнишь, как ты в камыши влетел? – мстительно сказал я. – К рулю не пускал, мол, я бейдевинд лучше держу, и так напортачить.
– Ну, облажался, – согласился Пашка. – А ты на мель выскочил. Было?
– Дилетанты, – презрительно бросил Вадик. – У нас таких бэгов не бывает.
– Оно конечно, – протянул Пашка. – Потому вы с Серегой все время нам в корму и смотрите.
– Ага, а вы из себя такие смелые и отважные! Чуть лодку не утопили.
– Так это когда было? Три года! И вообще, кто оверкиля не отведал, тот…
– Ага, а вы…
Так, препираясь, мы въехали в Тверской край. А еще через два часа были на месте – на берегу речки Черной.
Все складывалось более чем. Во-первых, дорога. Снега навалило будь здоров, но грейдер проложил вполне приличный туннель с высокими белыми стенами, и проехали мы запросто. Во-вторых, жил Санькин дядька у самой околицы деревни, да и не деревни даже, а россыпи домишек, такой негустой, что даже непонятно было, как это поселение величать – выселками, что ли? Над домами курились лишь два печных дымка, так что мельтешения соседей – туда-сюда, туда-сюда! – можно было не опасаться. В-третьих и в главных… Хотя об этом позже.
Грейдер грейдером, а пошуровать лопатами пришлось, благо лопаты мы прихватили – я ж говорю, мы мужики обстоятельные. Раскопали ворота, загнали тачку. Больше пока решили не пыжиться, овчарня-гараж может и погодить. Направились к дому – крепкому такому, ладному, суриком крашеному, с белыми наличниками, с большим висячим замком на дверях.
Ключ, как и было указано, мы нашли под половицей.
Замок скрипнул и откинул дужку.
В доме было холодно.
Мы вошли, притихшие. Из уважения к жившему здесь человеку.
– Вот и приехали, – тихо сказал Вадик.
Саня подошел к стене, на которой висела фотография в рамке.
– И кто из них мой отец?
С фотографии на нас смотрели два парня. Очень похожие друг на друга. Братья. И на Саньку похожие. Хотя, вернее, это он был на них похож. Такой же скуластый, блондинистый.
– Ну, чего застыли? – нарочито громко сказал Пашка. – Давайте разгружаться.
Я первым вышел за дверь. Что-то мне было не по себе.
В несколько заходов мы перенесли в сени рюкзаки, упаковки с петардами – фейерверк у нас обязательная процедура, ящики с пивом, сумки с провизией. Столько набрали – взвод накормить можно!
– Пропустим?
С устатку да нежрамши нас повело с первой же рюмки. И вся неловкость слетела, как швартовый конец с утки, как лушпайки с луковицы, как бюстгальтер… Простите. Ну, я же говорю, повело!