Многолетняя междоусобная война его родителей завершилась победой ржаного виски, превратившего негоцианта Родни А. Моргана в бедняка, отягощенного больной женой, маленьким сыном и заботами о том, за чей счет пропустить вечером стаканчик горячительного.
Кое-как держаться на поверхности позволяло имя. В первых рядах поселенцев, нагрянувших в эти безлюдные места, где даже индейцы появлялись наскоками да наездами, был Август Морган. Не столько отважный, сколько наблюдательный, это он наткнулся на речушку, пробивающуюся сквозь заросли мескита. Пройдя вдоль нее, он обнаружил прелестный залив, как позже выяснилось, единственный залив с приличной глубиной на всем озере Карачуа. Там, на берегу, Август Морган и вбил в землю заветный колышек, тем самым утвердив себя в звании полновластного хозяина окрестных пространств. К колышку он привязал повозку со скромным скарбом и трехлетним сыном.
Отпрыска звали Родни, хотя с оглядкой на проказливость малыша его следовало бы назвать Генри. Однако в колыбели новорожденный вел себя прилично, и ничто не говорило о том, что в дальнейшем в нем будет все больше тех качеств, что оставили на страницах истории пирата Генри Моргана.
Место оказалось удачным, и вскоре повозок стало несколько. Потом появились хижины. Поселение уверенно превращалось в городок, а значит, требовалось дать ему имя. Тут долго не гадали: есть ручей, есть человек… Так на картах появился Морган-Крик6, чьим первым мэром стал Август Морган, потому что он был не только наблюдательный, но и деятельный, как и полагается парню из Корнуолла.
Таких деловых ребят на юго-западе Британии было столько, что некоторым приходилось менять родное плоскогорье на что-то менее населенное, вроде страны-выскочки за океаном. Так поступил и Август Морган. И единственное, что удручало его в миг расставания с отчизной, так это невозможность захватить на чужбину любимую лодку, на которой Август участвовал в гонках с такими же урожденными моряками, как он сам. Так что, возможно, выбор берега озера Карачуа для обустройства собственной резиденции был обусловлен в том числе и дорогими сердцу воспоминаниями.
Первые годы на новом месте Август Морган был шорником, плотником, в общем, мастером на все руки. Доллар к доллару росли его сбережения, а с ними и амбиции. И вот уже он хозяин аптеки, зеленной лавки, уважаемый вкладчик Сельскохозяйственного банка и шкипер отличного ялика. О, этот ветер в парусах! О, эти брызги, слезинками счастья орошающие лицо!
Примеру мэра последовали многие, благо что среди его сограждан было достаточно выходцев не только из Корнуолла, но и из Брайтона, Плимута, Портсмута, из тех краем, где жизнь без парусов почитается чем-то вроде путешествия в дилижансе дождливым ноябрьским днем, все так же скучно и беспросветно.
Организаторские способности Августа Моргана проявились и здесь. Он стал основателем и был единогласно выбран главой яхт-клуба Морган-Крика. Со всеми полагающимися обязанностями и привилегиями. Среди первых было обязательное поднятие на мачте его яхты, заменившей скромный ялик, гюйса командора. Среди привилегий – право на «вечную стоянку» в яхт-клубе, причем право наследственное, как то и принято среди королей. Им Август Морган и был – Королем Рождественской Гонки.
* * *
Наследственное право без достойного наследника теряет смысл. С возрастом Родни Морган сполна проявил все свои дурные качества. Не вдаваясь в подробности, которые будут интересны разве что историографам Морган-Крика и завзятым моралистам, скажем, что, унаследовав после кончины отца немалое состояние, он прокутил его так быстро и умело, словно брал уроки расторопности у шулеров Нового Орлеана. Биржевые спекуляции не поправили положение, а, напротив, окончательно расстроила дела, заставив супругу Родни Моргана отказаться от увещеваний в пользу сковородки. Увы, будучи трезвым, муж уворачивался, а поднять руку и сковородку на нетрезвого ей не позволяло воспитание.
Сын Джерри был всецело на стороне матери и кончиной отца потрясен не был. Памятуя о смертельно опасной кухонной утвари, вероятно, кто-то из читателей подумал, что миссис Морган в конце концов поступилась принципами, однако все произошло как в сентиментальных романах, где герои регулярно прощаются с жизнью, но исключительно вследствие естественных причин. Вот и Родни Морган простудился, возвращаясь из салуна ненастной ночью, пару дней покашлял, выпрашивая у супруги глоточек виски, и в конце концов освободил от своего присутствия ее и сына.
Все, что не успел пустить по ветру отец, досталось Джерри. Способности Родни Моргана, однако, были таковы, что это «все» состояло из фамильного дома и лодки в яхт-клубе. Дом ему не удалось заложить, потому что согласно брачному контракту на это требовалось согласие миссис Морган, а яхту дед Август завещал внуку, по каким-то неведомым приметам распознав в нем будущего яхтсмена. На место в гавани клуба тоже никто не покушался, в кругу яхтсменов это сочли бы pas comme il faut7. Все-таки большинство членов клуба тоже были королями – Овечьими, Пшеничными, Кукурузными, а царственные особы полагают наследственное право столь же естественным, как употребление блинчиков не с кленовым сиропом, как в северных штатах, а с патокой, как принято у них на Западе, который давно перестал быть Диким, а с прокладкой железной дороги перестал быть и Дальним.
Наследственное право на место в яхт-клубе нельзя было утратить, но от него можно было отречься. Это и собирался сделать Джерри Морган.
* * *
Элси МакКонахи была само очарование, и Джерри удивлялся, отчего кто-то не потерял от нее голову прежде, чем это сделал он.
Потеря головы не помешала ему сделать предложение, которое было принято без промедления и ненужного кокетства. Как оказалось, милая Элси питала к нему чувства, схожие по силе.
Теперь Джерри следовало позаботиться о будущем, как и полагается главе семьи. Это подразумевало приведение в порядок фамильного дома, поскольку существование в меблированных комнатах даже не рассматривалось.
На ремонт, естественно, требовались средства, а их у Джерри не было. Рассчитывать на кредит в банке не приходилось, так как фамилия Морган была навеки скомпрометирована отцом. Нелегкие раздумья закончились для Джерри решением заключить пари с сыном владельца газолиновых станций, вслед за автомобилями все в большем числе появляющихся в окрестностях озера Карачуа. Этот молодой человек в канотье и костюме в крупную клетку мечтал стать членом городского яхт-клуба. И не мог. Устав клуба определял необходимым для кандидата не только обладание собственным судном, но и местом для его стоянки. Яхта у молодого человека имелась, а вот с местом была проблема. Гавань клуба в силу естественных причин – залив не мог похвастаться размерами – располагала ограниченным количеством стояночных мест. И никто из действующих членов клуба, разумеется, не горел желанием уступить свою собственность Газолиновому принцу.Они встретились в гостиной яхт-клуба – Джерри и Принц.
– Мне нужны деньги, и я намерен взять их у вас в долг, – без лишних предисловий заявил Джерри Морган.
– С чего вы взяли, что я сделаю вам такое одолжение? – удивился Принц.
– Вам нужно место в гавани, не так ли? У меня оно есть.
Брови Принца взметнулись еще выше, оцарапав край канотье:
– Но, кажется, вы говорили о долге, мистер Морган.
– Именно. Вы даете мне в долг, а я обязуюсь вернуть деньги до последнего цента в течение года, если…
– Если?
– Если вы обойдете меня в Рождественской гонке. Обойдете – место ваше, и обойдется оно вам всего лишь в величину моего долга. Приду я первым – вы соглашаетесь на год отсрочки.
– Решили, значит, распрощаться с наследством?
– Это мое право.
– Не самое похвальное намерение, – ухмыльнулся отпрыск Газолинового короля. – Но мне оно по нраву. Потому что у вас нет шансов. Вы же видели мою яхту. Это чайка! Она не плывет – летит! Мне даже как-то неловко выставлять ее против вашей… э-э… посудины. Надеюсь, вас не слишком задевает такое сравнение?
– Задевает, но это не важно.
Так у Джерри появились деньги.
* * *
Паром оторвался от пристани и отправился в путь через озябшее к Рождеству озеро. Элси стояла на палубе и смотрела вперед. Ни единого желания оглянуться у нее не было. Все осталось позади – кирпичная стена за окном, стальные глаза квартирной хозяйки, вообще все дурное, и нет к тому возврата.
Три часа пароходик шлепал плицами кормового колеса по воде, пока не достиг цели – набережной Морган-Крика. Здесь Элси ждали. Сторож яхт-клуба учтиво приподнял шляпу, после чего взвалил на плечо швейную машинку с истертой до блеска ножной педалью. Другой рукой он ухватил коробку, где были тарелки и керосиновая плитка.
– Дорогая!
Джерри, сиявший как серебряный доллар, был в парусиновых штанах, рубашке с отложным воротником и тонком свитере. Фуражка-капитанка и туфли на гуттаперчевой подошве дополняли истинно яхтенный наряд.
Десятки пар глаз не позволили им поцеловаться. Что ж, они сделают это завтра, в церкви, и людей, наблюдающих за этим, будет больше, чем сейчас на набережной.
Джерри взял саквояж, в котором лежали немногочисленные вещи невесты. Коробку с платьем Элси ему не доверила.
Он проводил ее до домика сторожа.
– Завтра гонка, – ступив на крыльцо, виновато произнес он. – Мне надо готовиться.
– Только не забудь, что послезавтра у нас свадьба, – улыбнулась она.
Джерри ушел. Полчаса Элси устраивалась в крошечной комнатке, отведенной ей старым моряком.
– Мне бы хотелось прогуляться, – сказала, появляясь из комнаты, Элси.
– Готов стать вашим гидом, мисс, – проявил галантность старик.
Они прошли по главной улице. Миновали церковь, которую украшали к завтрашнему торжеству венками из остролиста.
– А это ваш дом, – сообщил гид.
Пять рабочих наводили лоск на здание, которому никто не дал бы его возраста. На него намекал только архитектурный аскетизм, свойственный домам первых поселенцев.