или Нью-Йорк.
В России каждый на своем месте расхищал богатства Родины, кто как мог, особенно в этом деле показали себя бывшие комсомольцы и партийные лидеры, затем шли бывшие торгаши и выходцы с ближнего «российского востока», отличавшиеся особой изворотливостью и лживостью. Эти новоявленные «варяги» успешно внедрились в здоровый организм российской экономики и подобно ВИЧ-инфекции поразили все ее основные центры деятельности, лишив иммунитета к любому внешнему вмешательству. Они проникли, словно заразные бациллы в правительство и парламент, сочинили для себя конституцию и законы, рассадили на высшие посты своих преданных людишек и родственников и начали ежедневную плановый геноцид русского народа. Они, как броней прикрылись масонской «Конституцией», и предсмертным саваном ее статей окутали, одурманенный синдромом отмены от поглощения отравленной водки и некачественной пищи русский люд или «Гой — еси добрых молодцев», которые тоже смекнули, что совесть и национальная гордость — это пережиток прошлого, а те, кто все же ее не потерял, довольствовались минимумом, что осталось после «вакханалии избранников божьих» их лакеев и холопов на необъятной скатерти российской «самобранки».
Глава 9Нежное дыхание смерти за спиной
Путь от бойлерной по коллектору канализации, где собрались все фекалии местных стукачей, палачей и предателей, до выходного спасительного колодца, показался Игорю Смагину длиннее, утомительнее, а самое главное унизительнее, чем вся его первая кругосветка на одном из линейных транспортов ФЕСКО в той прошлой жизни, под названием молодые безмятежные годы, когда он на собственных ошибках только-только усваивал уроки жизни.
Эти сто, двести метров под землей в кромешной мгле, что там, наверху он проскочил бы, беззаботно посвистывая и не заметил бы, здесь этот мрачный путь по пояс в зловонной жиже, будет сниться ему еще долгие годы в страшных, наполненных ужасами погони и животным страхом смерти в самых откровенных и цветных кошмарных снах. Он несколько раз поскальзывался, и его подхватывал шумный, пенистый поток, захлестывая с головой мутными отходами людских биологических фабрик, но, все же, воля к жизни и не смотря на весь царящий кругом ужас, врожденное хладнокровие, и чувство юмора позволяла ему шаг за шагом продвигаться вперед к заветной лестнице в небеса, к свободе.
«Не каждому смертному приходилось купаться в говняной реке, а я можно сказать избранный, если бог посылает мне такие испытания» — думал он, и от этих мыслей ему хотелось жить еще сильнее. Вот и железный, покрытый слизью, скользкий трап. Руки уже онемели от холода и пальцы не сгибаются, но что-то ему помогает преодолеть последние десять балясин трапа. Охранник не обманул, люк наверху был сдвинут и в полусферу пробивался яркий поток света. Игорь с помутневшим от тошнотворных запахов сознанием с трудом кряхтя, будто девяностолетний старикашка, вытянул свое отяжелевшее тело наружу.
Смагин, словно из люка танка на вражеской территории, осторожно и внимательно осмотрел унылую панораму захолустного дворика. Людей поблизости он не заметил, зато с радостью сканировал сетчаткой, ослепленных солнцем, еще ясных и не потухших глаз, в тени проходной арки припаркованную к стенке дома потасканную «японку» с заляпанными грязью номерами. «Марк2» — определил Игорь. Точно такую же он вез когда-то из японского города Хокодате, куда он, будучи еще начальником рейса на пассажире «Любовь Орлова», зарулил с беременной рыбачкой Любимовой, дабы не принимать роды самому с неопытным судовым фельдшером. Правда тот «маркушник» еще не успел познакомиться со всеми ужасами российских дорог и непредсказуемыми русскими «асами» и ушел в автопарк Федула по максимальной цене.
Помятый «МАРК» подмигнул дальним светом единственной целой передней фарой и Смагин, словно побитая собака с переломанным хребтом, пополз к спасительной «тойоте», волоча за собой онемевшие от холода ноги и оставляя на земле мокрый и дурно пахнущий след. Затем, откуда взялись силы, он приподнялся и на четвереньках, как подстреленный волк, перебежками приблизился к машине. Задняя дверь седана бесшумно, словно в сказке отворилась и знакомый женский голос, сквозь раскаты сдержанного смеха, повелел быстро заползать во внутрь и срочно переодеваться. Галина, уже не сдерживая хохота и, откинувшись назад, со слезами на глазах указывала на Игоря, как бы говоря: «И этот засранец когда-то был моей голубой и несбыточной мечтой…» Она сидела вполоборота за рулем и, не теряя времени, нагнулась, подняла с пола и кинула Смагину цветной пластиковый мешок с какой-то одеждой.
— Ой, не могу, Игореша, скидывай скорее свой прикид, иначе, я либо лопну со смеха, либо меня вырвет и от тебя и этого добротного запаха. — Она вытащила из бардачка пачку японских салфеток и передала беглецу.
— Ты за минуту провонял и меня и все машину, — Савельева включила зажигание и уже серьезно добавила, — всю свою красивую одежонку кидай в бумажный мешок, выкинешь, когда будем проезжать мимо мусорного контейнера, я приторможу, только шевелись, я тебя не узнаю, с женщинами у тебя гораздо все шустрее получалось, — она плавно вдавила педаль газа и медленно выехала на центральную улицу. Путь был свободен.
Через десять минут из зловонного канализационного люка показалась бритая голова большого человека. Его рельефный торс с трудом протиснулся в узкое пространство люка, и он также, как и Смагин, пополз к спасительной стене, где его поджидал грузовой КАМАЗ. Капот на машине был поднят и человек в красном комбинезоне, что носят рабочие на буровых вышках, качающих с сахалинского шельфа русскую нефть для американских «рокфеллеров», отер пот вязаной шапочкой и слегка покосился на ползущего человека.
— Ты чего, как питон, после спаривания, быстро в кузов и накройся брезентом или ветошью. — Федул аккуратно прикрыл капот машины, сел за руль и завел двигатель. Затем выглянул в открытое окно и уже со смехом добавил: «Тут только что наш Смагин проползал, его какая-то шлюшка увезла, видно правду говорят, одни у нас дороги и не мы их выбираем, а они нас, ну держись, братан Квадрат, через пятнадцать минут мы должны быть на военном аэродроме под Елизово и уже через пару часов наши российские асы, на сверхзвуковом бомбардировщике доставят нас в Биробиджан, а оттуда через Ленинское два шага до Китайской границы и всего за каких-то сто тысяч штук зеленью все военно-воздушные силы страны и служба безопасности работают на нас, вот где настоящие шкуры окопались…
— Ха-ха, хи-хи, — ворчал Смагин на заднем сиденье, — тебе бы через зловонную преисподнюю проползти, я посмотрел бы, на кого ты стала похожа.
— А, обиделся, — Галина резко свернула вниз к проходной порта, — понял теперь, как иногда денежки достаются, а что до меня, я тоже прошла не одно такое адское чистилище, чтобы сколотить хорошие деньги, терпи «баловень судьбы», праздники иногда кончаются.
— Ладно тебе, дай что-нибудь выпить, дрожу, как первый раз в постели с развратной женщиной, — Смагин протянул руку, взял из рук Галины квадратную бутылку «Смирновской» водки и приложился к горлышку. — Хорошая ты девка, Галина, все понимаешь, но жизни с тобой я никому не позавидую.
— А что так, дорогой? Мне кроме тебя никто и не нужен, — она внимательно посмотрела в зеркало заднего вида на съежившегося мужчину, — или все еще во мне сомневаешься.
— Нет, Савельева, с такими бабами, как ты я себя чувствую на высоте только в постели, а как дойдет до бытовухи, все, ты меня затюкаешь, и превратится твой любимый Смагин в обычного пропивоху-подкаблучника.
Галина усмехнулась, но ничего не сказала. Она приоткрыла окно и махнула охраннику перед проходной, тот автоматически улыбнулся и поднял изогнутый змеей шлагбаум, даже не удосужившись посмотреть, кто там притаился на заднем сидении, укрывшись в тени затонированных боковых стекол.
Боевая машина Владивостокских рэкетиров «Марк 2», словно уссурийский тигр перед рывком на беззаботного изюбра в таежном распадке, бесшумно остановилась прямо у кромки причала, где на швартовых покачивался, такой же, как и он, потрепанный в боях за «желтый металл», с кривыми впалыми и ржавыми бортами, словно у пережившего свой срок деревенского мерина, средний рыболовный траулер.
— «Галина» — прочитал название на борту Игорь и покосился на свою спасительницу, — твой что ли, давно судовладелицей стала, а все плакала проблемы, проблемы…?
— А ты как думал, красавчик, мы, то же, не пальцем деланы, ты до сих пор женщин не изучил. Мало ли что я тебе напою в постели, на то я и баба, хоть и не люблю, когда меня так называют смерды и всякая воровская рвань. И то, что я тебе сделала услугу, то поверь уж, совсем не из-за твоей «пятерки» баксов. Кстати, я твоему охраннику передала три тысячи из своих, так что за тобой должок.
— Мне на тебя молиться надо, — расчувствовался Игорь, открывая дверцу и ступая на бетон причала, — я так понимаю, ты меня собираешься в море отправить на этом корыте. Так уж лучше вези обратно, там хоть еще дадут возможность помучиться, а эта баржа утонет, не дойдя до траверза входного маяка.
— Это конечно не «Русь, и даже не «Любовь Орлова», Игореша, но лучше, чем камера в тюряге или того лучше у чекистов в подвале.
— Это точно, шучу некстати, ты бы знала, что я там натерпелся в этом мрачном и зловонном подземном «Стиксе», царстве крыс и прочей нечисти, — Игорь, скептически, но с философской улыбкой и сочувствием к самому себе, оглядел невзрачную одежонку, состоящую из спортивного костюма и дешевой кожанки от «чайников» из ближнего Поднебесья.
О горе мне, — он театрально воздел руки к небу, где моя любимая бельгийская куртка и американские сапоги из кожи бизона… эх, — он махнул рукой.
Галина оглядела оценивающим взглядом своего дружка и уж не весело рассмеялась.
— Хватит паясничать, Смагин, ты бы видел себя сейчас со стороны, умора, бомж небритый и вонючий, без документов и с ищейками на хвосте. И все туда же, радуйся, что на свободе и жив пока…И подумай, как со мной рассчитываться будешь, — Савельева наигранно улыбнулась, но глаза не выражали ничего хорошего. — С этой минуты в наши отношения вторгся закон рыночных капиталистических отношений, и уже не было разницы, кто ты был еще час тому назад: друг, брат, любовник, враг…за все надо будет платить по прейскуранту жизни и смерти.