— С возвращением вас, господин Смагин, — не удержался съязвить Павел. — Он стоял в проеме двери в синей «Аляске», скрестив руки на груди, широко расставив ноги и слегка покачиваясь в такт небольшой бортовой качке.
— Скоро будем на месте, там нам каждая пара рук на вес золота, так, что «приходи в меридиан» и готовься к работе, — кэп еще раз усмехнулся чему-то своему и вышел на палубу, где уже слышались голоса моряков из команды браконьерского судна. Павел вышел на свежий воздух следом и прикрыл глаза рукой от яркого солнца, играющего всеми цветами радуги на искрящейся морской волне.
Шхуна с новыми бортовыми номерами и под флагом Кипра лежала в дрейфе. На ее ржавом борту красовалось новое название на латыни — «Gromoboy». Метрах в пятидесяти от сейнера плескались, словно беззаботные влюбленные, две крупные, лоснящиеся на солнце, касатки. Они, то изгибались черными спинами и треугольными, похожими на ножи гильотин плавниками, неслись наперегонки, то перевернувшись на спину, выставляли напоказ свою белоснежную блестящую кожу на тугом брюхе, затем на секунду исчезали и вновь выныривали, как торпеды, далеко по корме судна. Хищники знали, что там, где охотится человек, будет и им пожива.
— Чиф, вышли в координаты, следи внимательно за горизонтом, не проворонь вехи, быстро «кошку» за борт, — кричал Пашка-краб из приоткрытого потрескавшегося заднего окна иллюминатора ходовой рубки, выходящего на кормовую часть сейнера. Он обращался к рыжему, мосластому парню в желтой, клеенчатой японской куртке и крохотной вязаной шапочке, одетой, словно еврейская кипочка, на большую голову, поросшую, как одуванчиками, золотистыми кудряшками. Его лицо, будто рыбья чешуя, серебрилась густой щетиной на впалых щеках. Рядом у лебедки суетились, вооружая стрелы, еще пара человек в просоленных от морской воды стеганых телогрейках, ватных стеганых штанах и растоптанных, дубовых от морской соли, кирзачах.
— Эй, Смагин, чего встал, — заорал кэп непривычным и грубым для Игоря голосом, — быстро ныряй в робу и помогай мужикам на палубе. Не забыл, ты до Владика — Федя Крайснер, матрос-обработчик, у меня на судне только крабы не работают — они наш капитал, — Павел рассмеялся своей шутке, но через мгновение его мохнатые брови сошлись на переносице. — «Косявый», ты чего совсем ослеп, веха по левому борту, даю, малый задний, цепляй ее и вира помалу.
От свежего морского воздуха, пахнущего йодом и морской травой, шума работающих механизмов судна, криков людей и чаек, Игорь вдруг словно ожил, будто проснулся. В груди все закипело, заклокотало что-то давно забытое, в висках медными молоточками застучала горячая кровь, наполняя головной мозг кислородом, а тот, в свою очередь мгновенно раздавал команды каждой клеточке его молодого тела, наполняя мышцы, свежей энергией и адреналином. Сейчас он находился на пике возбуждения, получая от океана миллиарды положительно заряженных частиц, что изнутри, казалось, разрывали болезненную пелену, перенесших ранее страданий.
Смагин открыл люк на баке перед надстройкой и по вертикальному трапу спустился на нижнюю палубу, где находилась сушилка и раздевалка для моряков. Через пару минут он уже ничем не отличался от небритых, с обветренными лицами молодцев, больше похожих на злодеев из детской сказки и, еще до конца не понимая, что от него требуется, занял место у контроллера грузовой лебедки и поднял глаза на открытый кормовой иллюминатор ходового мостика. Там у пульта управления замерла, словно скала, мощная фигура капитана. Сейчас он действительно был похож на королевского камчатского краба. Его длинные руки-клешни, истатуированные романтическими якорями, чайками и парусниками, лежали на рычагах управления судна, седые волосы на висках и затылке встали дыбом, а красные глаза на загорелом лице, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Ну чего рот раззявил, Смагин, — свирепо, как из рупора, прорычал кэп, прямо над головой, сжавшегося в комок, ничего не понимающего бывшего начальника рейса, — вира на полную катушку, пока не снесло течением, и не полопались шкентеля…
Заверещала лебедка и из воды с шумом вынырнула на «вертушку» первая сетка — ловушка, туго забитая крупными едва шевелящимися мохнатыми крабами. С виду она была схожа с теми небольшими ловушками, что когда-то в детстве использовал сам Игорь, когда с пацанами со двора по улице Фонтанной. Он ловил зеленых, довольно шустро передвигающихся в зарослях морской травы, чилимов на косе небольшой уютной бухточки Амурского залива, в простонародье ее называли «семеновским ковшом». Промысловая крабовая ловушка представляла из себя цилиндрической сооружение из трех металлических колец диаметром около метра, окутанной по окружности крепкой синтетической сетью с крупной ячейкой, чтобы не губить молодняк. Конусообразный вход не давал возможности крабу выбраться наружу и на этом его жизнь в океане заканчивалась.
— Куда ставить-то? — завопил Смагин, когда сетка поднялась до уровня фальшборта.
— Глаза разуй, салага, на правый борт, в бункер, — кэп почти по пояс высунулся из окна иллюминатора, размахивая, словно дирижер камерного оркестра, своими художественными клешнями. Видно было, какой его обуял азарт и восторг, словно у рыбака, подсекшего на блесну крупного тунца.
Смагин осторожно смайнал левый шкентель и подобрал правый. Сетка — ловушка плавно переплыла через палубу и зависла над бункером правого борта, где уже весело струилась и шипела проточная морская вода, поданная из рукавов пожарных шлангов Жорой Гариным по кличке «диверсант», прибившегося в команду Пашки-краба без денег и документов на легендарном острове Шикотане. «Косявый» блестящим крюком на бамбуковом шесте ловко зацепил кольцо «локера-замка» на ловушке и животворящий поток устремился в еще порожние трюма «Громобоя».
К вечеру, забитый живым товаром — дарами Нептуна красавица шхуна, развернувшись на месте при помощи носовых «подрулек», взяла курс на восток.
— Капитан, кто-то нас пытается преследовать, дистанция порядка пятнадцати миль, — второй помощник Вася Чмиль постучал костяшками пальцев по светящемуся экрану локатора.
— Ты прав, по скорости хода похож на сторожевой пограничный катер, — Павел Чайка взял бинокль и осмотрел горизонт и не найдя там ничего интересного для себя обратился к Смагину, который по привычке крутился рядом на мосту.
— Гляди, начальник, пока ты с унитазом общался, мы по пути следования выставили ложные имитаторы, вот потому погранец и мечется до сих пор между ними. А вот если бы поленились, он сегодня к вечеру нас и накрыл бы со всем уловом и уже тянул за «ноздрю» в ближайший порт на островах или материке. Но, покуда, бай-бай, зеленые кепки, — Павел помахал рукой невидимому преследователю. — Завтра к утру будем в Отару, сдадим груз, набьем карманы долларами, чуток погуляем в местных кабачках, покуражимся с намалеванными, плоскогрудыми гейшами и полный вперед на Южную Корею, — кэп подмигнул Смагину, — а ты, пока есть время, свяжись со своими во Владике, пусть встречают через неделю, где-то на траверзе Находки, телефон перед твоим носом за эхолотом на переборке.
Смагин тут же «включил» память в мозговом компьютере и перед глазами, как в телефонной книге высветились нужные номера. Еще утром, после пробуждения, к нему пришла очередная авантюрная мысль связаться с Борисычем — его новым приятелем на «приватизационных курсах» в Дагомысе. Игорь ясно понимал, что после его внезапного исчезновения из Питерских застенок, чекисты перекроют все входы — выходы во Владивостоке и Находке. Охота на Смагина будет длиться до тех пор, пока они либо не выловят его, либо, устав от бесполезных попыток, займутся тем, чем им следует заниматься по службе. А план Смагина был таков:
После Хокайдо, он пересядет на любой транспорт, идущий на Сахалин, в Холмск или Южно-Сахалинск, все равно. С острова он через Хабаровск вылетит до Норильска, а затем на любой попутке до Дудинки, рукой подать.
Помнится, Борис Борисович обещал ему шикарный прием в любое время дня и ночи. Посмотрим, как держат свое слово новые русские миллиардеры, хотя он прекрасно понимал, что всю жизнь в бегах и на «тюфяках» не проведешь и не отсидишься, но чтобы ящейки хоть немного успокоились и расслабились их внимание надо отвлечь вот такими же, ложными имитаторами, что ставил на своем пути следования в нужные координаты опытный «Паша-краб». Запущу «утку» через Толяна Карпова, что я пока в Москве, затем возможно рвану в Европу, ведь если знают двое — знают все. Пускай гниды ФСБэшные идут по ложному следу пока, совсем не отупеют от злобы и беспомощности и их не попинают с секретной государевой службы и никто, и никогда не догадается, что Игорь Смагин под новым именем Федора Ильича Крайснера развлекается с выписанными из столицы продажными топ-моделями в апартаментах Борисыча за полярным кругом.
Смагин снял трубку и набрал сотовый номер генерального директора Толи Карпова. Спутниковая «Джи-пи-эс система сработала четко, как хронометр и через секунду Игорь услышал протяжный гудов вызова абонента.
— Карпов слушает, кто говорит?
От неожиданности Смагин на мгновенье растерялся, казалось, Карп находится рядом, за переборкой.
— Привет, братан, письмо от почтальона получил?
— Это ты, пропащая душа, ну, слав богу нашелся, мы с ног сбились, куда исчез, я уже запереживал. Бумажки в порядке, жду тебя в здравии и благополучии, подробности при встрече. Да, еще, твой знакомый чекист звонил, Чугунов, ну у них и фамилии дебильные под стать ремеслу, спрашивал, не объявился ли ты, я ему подсунул нашу московскую версию, он только хмыкнул в трубку.
— Да будет тебе, Толян, и так много сказал в эфир, — Игорь сделал свою фирменную паузу и продолжил, — все идет по плану, я в столице, моим тоже сообщи и вообще присмотри за Ольгой и сыном, планирую прокатиться по Европе, как говорили раньше с дружественным визитом, по обмену опытом, подробности при встрече, Ксюше привет, до встречи, жди звонка. — Смагин повесил трубку и улыбнулся, — Как, капитан, здорово я врать научился, в России без этих хохмачек не проживешь, перенимаем опыт у наших израильских «друзей».