Лиса сидела под акацией. Она смотрела на петуха, устроившегося высоко на ветке и хотела его съесть. Самое ужасное было то, что она вовсе не скрывала своих намерений, скорее наоборот.
— Знаешь, что я услышала вчера вечером, проходя под окнами твоей фермы? Я услышала, что твои хозяева собираются приготовить тебя в винном соусе, чтобы подать к обеду в воскресенье. Представляешь, как меня огорчила эта новость…
— Боже, в винном соусе! Они хотят приготовить меня в винном соусе!..
— И не говори, у меня от этого просто мурашки по спине бегают. Но знаешь, что тебе надо сделать, чтобы их надуть? Ты слезешь с дерева, и я тебя съем. А хозяева тогда останутся с носом!
И она засмеялась, показав все свои зубы, а они у нее были длинные и острые, и тут же облизалась, предвкушая, как славно ей удастся полакомиться.
Но петушок спускаться не хотел. Он говорил, что ему больше нравится быть съеденным своими хозяевами, чем лисой.
— Думай, что тебе угодно, но я предпочитаю умереть своей естественной смертью.
— Своей естественной смертью?
— Да, я хочу сказать: пусть меня съедят мои хозяева.
— Ну и дурак! Естественная смерть — это совсем не то!
— Сама ты, лиса, не знаешь, что говоришь. Ведь рано или поздно хозяева должны нас убить. Таков общий порядок, избежать его не может никто. Даже индюка, который так важничает, тоже съедят, как миленького. С каштанами.
— Но, петушок, предположи, что хозяева не едят вас!
— Нечего и предполагать, потому что такое невозможно. Это правило без исключений, рано или поздно надо оказаться в кастрюле.
— Да, но все-таки, попробуй, попробуй предположить хоть на минуту…
Петушок напрягся, пытаясь вообразить невозможное, и от того, что ему удалось себе представить, он закачался на ветке.
— Так тогда, — прошептал он, — мы бы вообще не умирали… Надо было бы только беречься автомобилей, и мы бы спокойно жили вечно!
— Ну да! Петушок, ты жил бы вечно, это именно то, что я и пыталась тебе втолковать. И скажи, что тебе мешает жить вечно и не волноваться, едва проснувшись, что тебя нынче же днем могут зарезать?
— Но, послушай, я же тебе только что сказал…
Лиса перебила его, нетерпеливо прокричав:
— Да, да, ты, ясное дело, опять начнешь говорить о хозяевах… но если бы у тебя не было хозяев?
— Не было хозяев? — спросил петушок. И от изумления так и остался сидеть с открытым ртом.
— Можно жить без хозяев, и прекрасно жить, лучше всех на свете, уверяю тебя. Я вот живу уже почти три века (она сказала три века, но это было неправдой: она родилась в 1922 году), три века живу и еще ни разу не пожалела о том, что свободна. И с чего бы я жалела об этом? Если бы я согласилась, как ты, иметь хозяев, меня бы давнехонько уже съели. Зарезали бы в самом нежном возрасте, и не довелось бы мне прожить триста лет, что, между прочим, очень приятно: столько воспоминаний! Знаешь, я вот как будто просто так с тобой разговариваю, а могла бы без конца всякие истории рассказывать…
Петушок, слушая лису, терся головкой о ствол акации, он был в полном замешательстве. За всю свою жизнь он никогда не думал так старательно.
— Конечно, это должно быть очень приятно, — сказал петушок, — но я сомневаюсь, что в самом деле создан для такой жизни. У хозяев много недостатков, и теперь, когда я думаю об этом, я злюсь на них за то, что они едят петухов. О да, я на них очень зол. Но, в конце концов, надо признать, что, пока мы живы, они нам ни в чем не отказывают: хороший корм, хорошее зерно и кров. Можешь ли ты представить себе, что я брожу по лесу в поисках пищи? Не было бы у меня такого красивого пушистого жабо, которое ты сейчас видишь… не говоря уж о том, что я бы ужасно скучал в этом большом лесу, совсем один, без сородичей.
— Господи Боже, вот уж о пище не беспокойся. Стоит только наклониться, и ты клюешь нежнейших червячков; не говоря уж о ягодах, которых полным-полно в лесах. Я знаю такие уголки, где растет овсюг, и у тебя его будет вдоволь. Нет, с едой никаких проблем нет, я скорее беспокоюсь, что тебе будет одиноко. Но тут я вижу одно решение, и оно очень простое: надо убедить всех петушков и всех курочек в твоей деревне последовать твоему примеру. У тебя это легко получится. Сама идея заинтересует их, а твое красноречие довершит дело. Когда добьешься успеха, какое удовлетворение ты почувствуешь от того, что дал своему племени лучшую жизнь! Какую славу обретешь! И какое, к тому же, освобождение для всех вас — жить вечно, без всяких забот, среди зелени, наслаждаясь солнечным светом!
Лиса принялась расхваливать удовольствия, которые несет с собой свобода, и прелести больших лесов. Она рассказала несколько замечательных историй, хорошо известных жителям лесов, но еще не дошедших до ушей обитателей деревенских курятников. Петушок хохотал во все горло, слушая эти истории, и из-за того, что попытался схватиться лапкой за жабо, чтобы сдержать смех, потерял равновесие и упал прямо к подножию акации. Лисе очень хотелось съесть его, рот ее уже наполнился слюной, но она предпочла сдержать свой аппетит и помогла петушку подняться, не причинив ему никакого вреда.
— Так ты меня не съешь? — спросил петушок дрожащим голосом.
— Съесть тебя? Да что ты! Не испытываю ни малейшего желания.
— И все же…
— Разумеется, мне слишком часто доводилось съедать кого-нибудь из вас, но только из дружеских чувств, чтобы спасти от недостойной смерти, и уверяю тебя, я всегда это делала с тяжелым сердцем.
— Как можно заблуждаться, все-таки это просто невероятно!
— Если бы ты даже попросил меня, и то я не смогла бы тебя съесть, ты не переваришься у меня в желудке. Это потому, что чем больше я размышляю, тем больше прихожу к убеждению, что ты призван для высокой миссии. Я уже сейчас вижу по твоим красивым золотым глазам, как в тебе проявляются все качества, необходимые для этого: благородство сердца, твердая воля и решимость, и эта тонкость суждений, которая очаровывает даже в твоих незначительных высказываниях.
— Хе-хе, — сказал петушок, покачивая головой.
— Ты, естественно, не говоришь мне всего, что думаешь, но я бы сильно удивилась, если бы у тебя уже не созрел план…
— Конечно, у меня есть план, конечно!.. И все-таки, кое-что меня еще беспокоит: жизнь в лесу таит в себе много опасного, я ведь не осмеливаюсь думать, что куница и ласка могут испытывать к нам такие же дружеские чувства, как и ты. Да, я храбр, есть у меня собратья, которые почти достойны меня, но ведь у нас, в конце концов, нет ни зубов, чтобы защитить себя, ни крыльев, чтобы улететь.
Тут лиса покачала головой и тяжело вздохнула, словно огорчилась, что ее лучший друг пребывает в таком глубоком неведении.
— Просто невероятно, до чего может довести умного петушка домашняя жизнь… Ваши хозяева куда более виновны, чем это принято считать. Бедный мой дружище, ты жалуешься, что у тебя нет ни зубов, ни крыльев, но как же это может быть иначе? Хозяева убивают вас прежде, чем крылья и зубы успевают вырасти! О, они знают, негодяи, что делают, но будь спокоен, зубы у вас скоро будут, и такие крепкие, что вам не придется бояться ни ласки, ни куницы. А пока я возьму вас под свое покровительство. Некоторые предосторожности на первое время необходимы, но, как только у кур вырастут зубы, бояться вам будет нечего.
Долго прождав, пока лиса позовет их. Дельфина и Маринетта сочли, что секретный разговор слишком затянулся, и решили выйти из леса. Они очень волновались, что переговоры могли принять неприятный оборот, и Дельфина, боясь за петушка, жалела, что сказала о нем лисе. Подойдя к акации, девочки тут же успокоились, так как эти двое беседовали вполне дружелюбно.
— Малышки, — сказал сестрам петушок, — мы с лисой заняты важным делом, которое не терпит отлагательств. Так что возвращайтесь к своим забавам, а когда придет время, я отведу вас к вашим родителям.
Маринетте, скажем прямо, не слишком-то понравилось, что маленький никчемный петушок разговаривает с ней таким тоном, да и Дельфина тоже была недовольна. Лиса, которая совсем не собиралась ссориться с малышками, решила спасти положение.
— А мне, петушок, напротив, кажется, что присутствие девочек нам вовсе не помешает. Дело действительно серьезное, но вы можете дать нам полезный совет. Наш друг поделился со мной великолепным планом, который он разрабатывает и который — я уверена — вы поможете ему осуществить.
Лиса ввела их в курс дела взволнованно и красноречиво и этим еще больше воодушевила петушка. Дельфина с влажными от слез глазами, пожалела курочек, вынужденных подчиняться капризам кровожадных хозяев. Она одобрила план побега в лес. Маринетта, хоть в глубине души и согласилась с этим планом, была по-прежнему сурова к петушку, который хотел отстранить их от разговора, и потому заметила:
— Все это, конечно, мило, но я очень люблю цыплят. Если вы все покинете курятник, нам больше не удастся их поесть.
Услышав эти слова, петушок рассвирепел. Он подошел к Маринетте и сказал ей:
— Разумеется, вы не будете больше есть цыплят! Вы что же, считаете, что они появляются на свет для того, чтобы попасть в суп к бессовестным хозяевам? Придется исключить их из вашего меню! И не надейтесь, что мы когда-нибудь забудем все то зло, которое вы нам причинили. Когда у кур вырастут зубы, вы, может, еще пожалеете, что так плохо обращались с ними в прошлом…
Вид у него был грозный, и Маринетта немного испугалась, но себя не выдала и ответила твердым голосом:
— Не знаю, вырастут ли у тебя когда-нибудь зубы, возможно. Во всяком случае, скажу, что хороший цыпленок, поджаренный и золотистый, прямо из духовки, — это прекрасно, и даже я припоминаю, что однажды пробовала петуха в винном соусе, и он тоже был совсем не плох.
Дельфина толкнула сестру локтем в бок, призывая ее к осмотрительности, потому что увидела, что петуха уже трясет от злости. Лисе пришлось сдержать своего друга, чтобы он не бросился на Маринетту.
— Давай успокоимся, дорогой петушок, давай успокоимся. Я уверена, что эти дети не заставят нас пожалеть о том, что мы доверились им, и не выдадут нас своим родителям…