– А ну, пошел отсюда, давай, иди к обозу! – И пробормотал под нос: – Кругом эти детдомовцы, когда уже отправят обоз с ними!
Майор сразу же зашагал прочь широким шагом, стараясь оторваться от упорно бегущего за ним с воем Володьки. Алексей растерянно замер, не зная, как вернуть своего проводника.
– Товарищ командир, выдвигаемся? – сбоку подошел уже пребывавший в нетерпении Омаев, который еле дождался, когда погрузят ящики и заправят дизелем «тридцатьчетверки» для обратного пути. Ему не терпелось броситься на поиски пропавшего капитана Прохорчука.
Вдруг из темноты к ним подлетела девушка-водитель, та самая, что прошла с ними в «ЗИЛе-полуторке» по дороге смерти.
– Товарищ танкист, стойте! – Она чуть не врезалась в них, так торопилась навстречу. – Вы что, вот так вот просто уедете? Ведь у вас танки! Вы должны освободить товарища Прохорчука, нашего командира! Ведь его взяли в плен, нельзя его бросать без нашей помощи! Что, если он жив?
Алексей растерянно молчал, не зная, что ответить порывистой девушке. А та вдруг поймала его взгляд и голубые огромные глаза наполнились слезами, губы совсем по-детски задрожали:
– Неужели нельзя ему помочь?! Как же, ведь он такой хороший! – Слезы крупными каплями хлынули по красным обмороженным щекам. – Он же о нас как отец родной заботился. Он…Он…
От слез она уже не могла ничего выговорить, только задыхалась, не в силах справиться с оглушающим горьким откровением: они на жуткой войне, и здесь столько смертей, что никто не отправит боевое танковое подразделение на спасение обычного капитана, пускай даже и командира автороты батальона материального обеспечения. Девушка закрыла лицо руками, бросилась бежать прочь в темноту, тут Соколов успел перехватить ее. Танкист с силой отвел девичьи руки от лица и горячо пообещал, глядя прямо в залитое слезами личико:
– Я не обещаю, что найду его! Но обещаю, что все сделаю, чтобы найти капитана. Все, что будет в моих силах! Я обязательно попытаюсь найти тех, кто его взял в плен и угнал грузовик.
Девушка кивнула, застыла на месте, испытывая душевные муки. Так она, замерев, и стояла, провожая взглядом танкистов, которые уже карабкались на борта фыркающих «тридцатьчетверок», исчезали по одному в люках. От волнения Соколов совсем позабыл о своем провожатом, как вдруг в штанину комбинезона вцепились юркие пальцы. Снизу от основания башни засвистел знакомый голосок:
– Шаблешки, шаблешки, Бориш обещшал. Мамке шаблешки, лекаршво! Не вшали лекаршво!
Мальчишка взволнованно теребил брючину. Алексей наклонился почти к его лицу:
– Ты прости, лекарства у нас увели грабители в лесу. Угнали грузовик вместе с водителем и грузом, там были таблетки и провизия. В поселке, куда ты нас доведешь, мы как раз собираемся узнать, кто украл лекарства. Нам очень нужна твоя помощь.
Черная тень мелькнула в люке, застыла на ободе. Соколов спустился следом наполовину в глубину машины и попросил:
– Говори, куда поворачивать сейчас, а я буду передавать приказы водителю.
Володя молчал, хоть вздрагивал всем телом. Тут Алексей понял, что мальчишка молча рыдает от безысходности, что не смог достать нужного лекарства и спасти мать. Соколов не находил слов, чтобы выразить свои мысли, которые переполняли его голову. «Ведь не только из-за Прохорчука я хочу разобраться и найти этих мародеров, а еще чтобы Володька смог вылечить мать, чтобы лекарство дошло до блокадных жителей. Чтобы эта девушка-водитель верила, что на войне еще существует забота о человеке, а не только приказ». Это было так сложно объяснить десятилетнему трясущемуся от беззвучных рыданий мальчишке, что Алексей просто приобнял его за худенькие плечики, раскачиваясь с Володькой в такт движения «тридцатьчетверки». Тяжелая бронированная машина набирала скорость, мчась по разбитой дороге в направлении Рабочего поселка.
Глава 3
От свежего воздуха и ветра, который обдувал сидящих на броне Т-34, было очень холодно. Алексей предложил мальчишке:
– Давай я на тебя сверху брезент накину, а то совсем замерзнешь, пока доберемся.
Володька в ответ все так же залихватски сплюнул, выражая свое пренебрежение к трудностям. Соколов уже привык к его шепелявой речи и понимал практически все, что говорил их проводник. Володька вздернул острый нос, единственное, что торчало из-под огромной ушанки:
– Так доеду, я терпеливый. Когда немцы мне все зубы выдирали щипцами, то не пикнул даже и партизан наших не выдал. Я у них связным был. Они почти все вырвали, три осталось. – Володька безо всякого стеснения оттянул губу и продемонстрировал три белых пенька в глубине рта. Потом сурово пообещал: – Вот поставлю в Ленинграде себе железные зубы и на куски Гитлера ими порву!
– Считай, уже порвал, вон как его гоним, бегом бежит. – Соколов обнял мальчишку еще крепче, прикрывая его от ветра.
А тот доверительно отогнул край куртки, чтобы еще раз показать мешок, набитый продуктами:
– Мамке везу, она рада будет. И Митька с Андрюшкой, Васятка, Зойка, Глашка маленькая, всех накормлю.
– Ого, – удивился Алексей. – Сколько у тебя братьев и сестер.
Володя вдруг улыбнулся:
– Это все найденыши, обозы с Ленинграда бомбами громили. Мы с мамкой с санками раненых ребятишек подбирали и дома выхаживали. Сироты они, только имя свое и знают. – И солидно заключил: – Вот растим, пятнадцать человек.
Горячее тепло разлилось в груди у лейтенанта, сколько же мужества в этом мальчишке, который ушел из дома на десятки километров, чтобы тяжким трудом заработать хлеб для чужих детей. Алексей не выдержал, сгреб тощее тело мальчика в охапку, обнял крепко, но осторожно.
– Ты герой настоящий, Володя, так и знай! Ты – настоящий человек с огромным сердцем!
Тот смущенно повис на шее у танкиста, но не отстранился, всем существом впитывая редкую в военное время ласку. Так и добрались они до черной полоски леса в крепких объятиях друг друга. Здесь Володя просвистел, тыкая длинным рукавом в кривую ель:
– Штуда, шварашивай, гашти там наштелены, штобы шелеги шли.
«Семерка» первой двинулась по проему между деревьями, медленно и неуверенно, но, почувствовав под гусеницами твердые стволы, поехала резвее. Мальчик указывал, куда повернуть, чтобы не сойти с лесной дороги, как вдруг тихо вскрикнул и сиганул с танка, прежде чем Алексей успел что-то понять. Черное пятно промчалось по белому снегу, валенок слетел с тощей ноги, только Володька его подхватил ловко на ходу и пристукнул по колее от колес:
– Машина, машина шут шша!
Соколов торопливо коснулся сапогом макушки Бабенко, чтобы тот остановил танк. Сам тоже резво спрыгнул с брони и, подхватив Володьку, прикрыв его собой, стал озираться по сторонам. В кромешной темноте леса могут скрываться те, кто напали сегодня на Руслана и автороту полуторок. За каждым кустом или деревом – опасность. Да только мальчика было не удержать, он вырвался вперед и бросился прямиком в черноту по следу от колес:
– Я шнаю, шнаю, где машину шпряташи! Болотша вешде, одно мешто шухое!
Он уже петлял между деревьями, легко ориентируясь при тусклом свете звезд и луны, а за ним бежали танкисты с автоматами. Вдруг мальчик кинулся на огромный сугроб и принялся изо всех сил бить по нему руками и ногами, разбрасывая в стороны снег. Остальные ринулись ему на помощь. Миг – и из-под белого покрывала показались фары угнанного «зилка». Омаев вдруг вскинул автомат, приложил палец к губам – тихо! Они замерли, затаив дыхание. Стон, кто-то глухо и слабо стонет чуть правее! Руслан бросился в кусты, наткнулся на кровавую полосу и по ней уже через несколько метров добрался до лежащего на снегу человека.
– Товарищ капитан!
Дрогнули веки у лежащего на спине человека с деревянным протезом вместо ноги. Прохорчук, не открывая глаз, с трудом прошептал:
– Ребятки, танкисты, нашли? Я уж думал не дождусь!
Голова его была разбита, засохшая кровь залила лицо, капитан лежал навзничь, брошенный своими похитителями, которые решили, что он мертв. Но знакомые голоса привели его в чувство. На призыв Омаева к кустам пробрался Соколов, вдвоем они осторожно подхватили капитана и потащили к танку. Уже внутри Т-34 лейтенант осмотрел рану на голове пожилого мужчины, промыл ее водой, затем обработал спиртом и прикрыл чистой ветошью. Несмотря на боль, на лице у Прохорчука светилась улыбка:
– Танкисты, нашли меня. Ребятки, уходить отсюда надо, из машины все забрать и уходить как можно быстрее. Немцы грузовик снегом закидали и ушли, чтобы потом вернуться. Думали я мертвый, тоже прикопали. Я очнулся, а кругом темнота, холод, думал – уже все, в могиле. Да так холодно, ведь мертвые холода не чувствуют. Значит, живой, значит, спасаться надо. Вот я и пополз…
– Вы молодец, боролись до последнего. – Бабенко растирал мужчине ледяные руки, чтобы хоть немного заставить кровь бежать по одеревеневшим конечностям.
Соколов прислушивался к словам раненого капитана, хоть тот и был без сознания, когда его захватили, но немцы явно торопились и даже не стали вытаскивать водителя из захваченного грузовика. Угнанную машину неспроста укрыли лапником, замаскировали снегом, значит, собирались вернуться за ней. Что же теперь делать? Устроить засаду – неизвестно, сколько здесь придется провести времени. Просто доложить начальству – пока сюда пришлют бойцов, немцы могут вернуться за добычей и потом снова раствориться в лесу. Но где они прячутся? Он закрутил головой в поисках своего проводника, который так хорошо знал местность. Шустрый Володя уже топал по броне танка, затем спустился внутрь. В руках запасливый парнишка сжимал пакет с красным крестом:
– Шаблешки мамке! Нашел! Вылешу ее!
План у Алексея созрел мгновенно, драгоценный груз прежде всего надо спасать, а потом уже думать о поимке мародеров. Он приказал по связи:
– Грузите лекарства и провизию в танки, машину пока оставим здесь. Бочкин, выстави караульного на полянке. Пускай смотрит и слушает в оба, они могут вернуться за награбленным в любой момент. Мы с Русланом к деревне, без «тридцатьчетверок», пешком. Спросим у местных, может быть, кто-то видел грабителей или машину.