Бабенко задал вопрос абсолютно искренне, он и подумать не мог, что кадровый офицер, который был силен в инженерии танкового строения лишь теоретически, воспримет слова фронтовика как желание унизить его при подчиненных, указать на некомпетентность. Штабист снова пошел пунцовыми пятнами и рявкнул:
– Фамилия?!
– Ба-ба-бабенко, Семен Михайлович, сержант, механик-водитель экипажа-ноль-ноль семь. – Бедный мехвод никак не мог понять, почему так разозлился штабной чин, а по рядам танкистов снова идет шепоток. От растерянности язык совсем перестал его слушаться.
– Наряд вне очереди за несоблюдение субординации!
От неожиданного наказания Бабенко побледнел, сгорбился, совершенно не понимая, в чем же его ошибка, хотя, не желая нарушать такую мудреную для него уставную дисциплину, он проглотил обиду. Логунов зато сдержаться не смог, опять ни за что мучают его боевого товарища.
– Ему не наряды положены, а орден за управление танком. Наш сержант Бабенко с Т-34 лучше любого здесь управляется, потому что он его конструировал и испытывал потом! На «тэшке» через болота проходил, по лесу, через переправу! – запальчиво выкрикнул Василий Иванович со своего места в строю.
Капитан резко развернулся и вперился взглядом с уже нескрываемым раздражением в нарушителя дисциплины:
– Старшина Логунов, прямо сейчас со мной в штаб! Назовите номер вашего подразделения и части! Я останавливаю занятие по вашей вине! Генерал Лозин лично решит, какое вам наказание положено за срыв учений!
– Постойте, товарищ капитан! Это из моей роты танкист. – Соколов не мог не вступиться за своего бойца. – Не останавливайте учения, я обещаю, что старшина Логунов…
Договорить ему капитан не дал. Он смерил злобным взглядом неопрятного грязного лейтенанта:
– Все понятно с вами! Какой командир, такая и рота! – Он резко крутанулся на каблуках, начищенных и блестящих, как зеркало, сапог и бросил, не глядя на Логунова: – Хоть одно слово, удалю навсегда всю роту с учений с позором!
Василий Иванович задохнулся от возмущения, слова так и рвались наружу, чтобы объяснить, доказать штабисту, что они, фронтовые танкисты, лучше его знают, как управлять и вести огонь из легендарной «тридцатьчетверки». Ведь свои знания они получили во время боевых действий высокой ценой – ценой погибших товарищей, ранений, ужасов войны, многодневных противостояний врагу. Только ничего не поделать, армия построена на дисциплине, возражать старшему по званию – неслыханная дерзость, да и ротный командир всем своим видом показывал ему – не надо, Василий Иванович, остановись, промолчи. Поэтому Логунов насупился и сдержал свой порыв к дальнейшему спору.
Учения тем временем шли своим ходом, экипажи уже расходились по машинам, готовясь к тренировочному проходу через рвы и заграждения. Первая партия двинулась к надолбам из стволов деревьев. Из земли торчали под небольшим углом пеньки от крепких сосен крест-накрест друг к другу, сверху их маскировали обрубленные разлапистые ветки. Капитан махнул рукой, и новехонький танк ИС первый пошел в атаку на препятствие. На медленном ходу он ударил корпусом по заграждению, столбики покосились еще сильнее, но выдержали удар. Командир танкового отделения, молодой лейтенант в люке танка, вопросительно взглянул на штабиста: действовать дальше? Командир нахмурился в ответ и рявкнул:
– Что ты встал, давай вперед! Сноси препятствие, увеличивай обороты!
ИС взревел и с ходу ударил передом корпуса по перекошенным надолбам. Столбики легко попадали под мощным танком, как вдруг движение остановил крик Бабенко:
– Стойте! Так нельзя!
Штабной командир уставился на сержанта со смесью раздражения и гнева во взгляде. Только Бабенко не обратил внимание на его реакцию, он изо всех сил махал руками, бросался почти под гусеницы идущего танка, выкрикивая отчаянно:
– Стой! Выключи главный фрикцион! Выключи!
Из-за рева мотора меховд тяжеловеса его не слышал, хотя остановил танк. Взлохмаченный Семен Михайлович выкрикнул вверх:
– Выключи фрикцион и поезжай только по прямой, так чтобы удар пришелся между гусениц! Или можно повредить трансмиссию или траки!
Командир отделения в башне в растерянности оглянулся на штабиста, не понимая, выполнять ему указания сержанта или нет. Тот снова наливался яростной краснотой:
– Бабенко, к своей машине! – взмах руки. – Отделение, продолжать маневр!
Грузный ИС с усилием двинулся вперед, как вдруг от удара об столбики звенья правой гусеницы изогнулись, обнажив вылетевшие из креплений пальцы. Пластины с тарахтением проскользили по каткам и впились острыми углами в землю, отчего машина замедлила движение и беспомощно начала дергаться, усиливая вой двигателя. Экипаж по одному выскочил из танка, кинулся осматривать неисправность. Огорченный Бабенко тоже было ринулся на помощь, когда его остановил громкий приказ:
– Отделение ноль-ноль-семь, выполнить маневр «преодоление препятствия»!
Семен Михайлович послушно вернулся в «тридцатьчетверку» и уселся за рычаги. Логунов развернул приводом башенное орудие назад, и «тридцатьчетверка» мягко, словно грациозное животное, разогналась, уложила мощным корпусом все пеньки единственным аккуратным ударом. Машина прошла по полосе из надолбов, с разбегу переехала небольшой ров, который был вполовину меньше длины танка, поэтому на скорости передняя часть корпуса легла точно на противоположный край земляной ямы, силой инерции легко перетащив всю бронированную махину за собой. Мехвод ювелирно провел «тэшку» между вешек, обозначающих участки минирования, и остановил ее перед завалом из бревен. Остальные члены экипажа уже стояли в готовности на броне, в руках у них были «кошки», чтобы зацепить стволы в завале на крючья и растащить в стороны, освобождая проход для танка. От первой позиции вышагивал размеренно капитан:
– Почему башня назад повернута? Полосу препятствий прошли и ни единого выстрела не сделали по-вашему? Это что за прогулка по немецким траншеям?!
Бабенко с толку было не сбить, он был покладист и добродушен, но если дело касалось любимого танка, то готов был защищать каждое свое решение.
– В условиях боя башня будет повернута как надо и скорость будет ниже, чтобы вести прицельный огонь на коротких остановках. Сейчас, поскольку скорость прохождения высокая, то орудие повернуто назад, чтобы распределить вес машины. Чем больше тяжесть в передней части кормы, тем выше опасность повредить ствол при ударе о надолб или при неудачном прохождении по рву. По высоте клиренса я рассчитал, что с пушкой впереди пройти через ров не удастся, можно сползти и нырнуть вниз.
Командир учений молча смотрел на танкистов, задыхаясь от злости и поспешной ходьбы. Он процедил сквозь зубы:
– Свободны, покинуть полигон!
– Почему, товарищ капитан? Мы же все правильно сделали, я хотел остальным ребятам пример показать, чтобы понимали, как проходить препятствия. ИСы тяжелее, им скорость надо выше развить, поднимать обороты сразу после надолбов, – заторопился Семен Михайлович, искренне не понимая, почему штабист не хочет прислушаться к его советам и сохранить технику от повреждений.
Только тот шагал уже обратно, не слушая слова опытного инженера и механика, на ходу давая отмашку следующим в веренице «тридцатьчетверок». Семен Михайлович беспомощно оглянулся на остальных членов танкового отделения:
– Алексей Иванович, товарищи, что произошло-то? Зачем технику ломают, я никак не пойму?! Как остановить их, что это за учения, ведь разобьют всю трансмиссию и гусеницы. Вон уже пальцы в новом танке выбило, прямиком в ремонт. Им же помочь надо, – кивнул он на экипаж, который ходил вокруг прочно застрявшего на позиции танка ИС.
Ему ответил прямолинейный Логунов:
– Да ему, Сема, не техника твоя важна, а как по полигону красиво ходить и начальство изображать. Ты ему что шило в заду, при всех советы даешь и замечания делаешь, его аж вон в жар бросило с бешенства.
Сержант развел руками:
– Я же хотел как лучше, ведь по делу советовал. Разве лишнего что-то сказал? Товарищ командир, Алексей Иванович, что теперь дальше будет? Я вас подвел всех, наболтал лишнего, старый дурак! Только как молчать?! Это же новые танки, с завода, они так до поля боя не доедут!
Соколов успокаивающе похлопал по плечу разволновавшегося мужчину:
– Вы все правильно сделали, Семен Михайлович, все замечания по делу. Что дальше будет, этого я не знаю, но в штаб нас точно вызовут в ближайшие пару часов. Так что предлагаю привести себя в порядок, раз уж вместо учений у нас возможность отдохнуть появилась. Дальше хоть штаб, хоть передовая, мы с вами и не в таких переделках бывали.
Мехвод с облегчением вздохнул и пошел на свое место в отделении управления, чтобы отогнать машину на пятачок для парковки под маскировочным брезентом. Все, кто был в этот момент на полигоне, провожали взглядом «семерку» с экипажем на корме. В глазах у боевых танкистов читался немой вопрос: почему исключили из прогона такой опытный экипаж, который служил для них примером? Да не просто отправили, а с позором, как провинившихся хулиганов-школьников.
В импровизированной казарме Алексей принялся щеткой усердно чистить форму, затем устроился с ведром теплой воды в помещении, отведенном для умывания, чтобы его подчиненные не заметили, как и сам командир раздосадован стычкой со штабистом. Он не стал говорить это вслух, не позволяла самодисциплина, хотя до глубины души его возмутила показушность учений. Штабному командиру учений не хватало ни такта, ни опыта, ни желания, чтобы провести полезные прогоны по фортификациям, подсказать, как лучше преодолевать то или иное заграждение. Мало того, он еще и устроил выволочку пожилому опытному Бабенко, словно глупому мальчишке, прилюдно. Повезло штабисту, что у мехвода такой мирный характер. Другой на его месте устроил был скандал, а то и похлеще, проучил бы невежду кулаками. Хотя, с другой стороны, Алексей понимал, что капитан в данный момент – их преподаватель, учитель по ведению танкового боя. По уставу они должны беспрекословно выполнять его приказы, а не делать замечания, пускай даже из лучших побуждений. В любом случае кончится это разговором с командиром штаба, который тоже объяснит экипажу и ротному командиру положения армейской субординации. Поэтому вдвойне яростно тер щеткой Соколов форму, торопливо намыливался и окатывал себя из ведра теплой водичкой. Обычно такие процедуры ему приносили радость, не часто удается во время боевых действий организовать полевую баню, а зимой становится особенно трудно. Только вот сегодня мрачные мысли отвлекали от приятного чувства свежести. Алексей раз за разом перебирал варианты того, что может ждать их в штабе. Только Соколов пригладил мокрые волосы и натянул свежую пару нательного белья, в дверях показался невысокий кудрявый парнишка: