«Семерка» лихо ушла в поворот, проскочила боковую улицу поселка, снесла хлипкий забор и вылетела к огромному полю, по левому краю которого летели черные Pz.Kpfw III с крестами на бортах.
– Короткая! – предупредил мехвод о том, что сейчас советский танк начнет мягко замедлять движение.
– Ориентир, головная машина! Правый фланг! – выкрикнул лейтенант.
Логунов прижался к прицелу, шепча одними губами:
– Получай, фриц!
Поймал в единый ритм такт движения германских панцеров, плавное покачивание на амортизаторах «тридцатьчетверки» и нажал на спуск. Огонь! Черный дым взметнулся столбом и начал шириться, образуя едкое облако над первой в веренице танков бронированной машиной.
– Огонь по центру! Там в люке офицер! – Соколов вжимался в визир так, что ломило глазницы.
После нового выстрела Т-34 в корпусе «тройки» в середине колонны зачернела пробоина, остальная германская техника, потеряв командира, заметалась по дороге и повернула обратно к поселку, чтобы прорваться через мостик.
– За ними, товарищ командир? Мы их сейчас размажем по одному! – Старшина азартно крутил маховик наводки, нащупывая следующую цель.
– Отставить, не успеем, они сейчас опять окажутся за домами. – Алексей был предельно собран. – Задний ход, идем параллельно немецким танкам по краю поселка!
«Семерка» выписала крутой разворот и снова нырнула в переулок.
– Короткая, Бабенко! Сейчас они будут здесь! Ориентир – вражеские танки! Прицельный бронебойный! Точно в цель, Логунов, дома кругом! Приготовиться!
От противоположного края поселка на центральную улицу летели перепуганные панцеры, которые вынуждены были вернуться на другую дорогу, там, где уже лежали мертвые тела и подбитая бронетехника германской армии. Появился черный бок, Бабенко замедлил движение Т-34:
– Дорожка!
Советская «тридцатьчетверка» снизила скорость, чтобы башнер мог прицелиться в выбранную мишень. Выстрел! С короткого расстояния снаряд разорвал бок ведущей «тройки», танки за ней хаотично разъехались по краям улицы.
– Вперед, ориентир – остов сарая, Бабенко! Загоняем их на пятачок у моста, на обстрел к «полковушке» и минометам!
«Тридцатьчетверка» с ревом выписала резкий поворот, исчезла за низенькой избой и тут же вынырнула с другого края постройки, с левого фланга от затормозивших германских панцеров. Немцы в ужасе крутили башнями танков, опасаясь открывать огонь по советской машине, которая пугала их хитрыми маневрами и жестким огневым напором.
– Бабенко, ближе к дому бери! Логунов, сорок вправо, бей туда, «тройка» в проулок хочет уйти! – Соколов кричал приказы в ТПУ, срывая голос, чтобы сквозь грохот боя его услышал экипаж.
Выстрел! Прямое попадание в одну из бронированных машин, что решила уйти из-под прицела башнера «тэшки» между домами на соседней улочке. Василий подловил момент, когда машина оказалась в пространстве между избами, и поджег «тройку», не задев деревянные постройки. Черный дым растянулся жирной смрадной занавесью по воздуху, перекрыл видимость для экипажа «семерки». Панцеры выпустили наугад пару снарядов и с облегчением бросились подальше от яростной атаки советского танка, который преследовал и нападал без передышки, будто рассерженный зверь. Десяток домов промелькнули серой лентой в визиры танков, и экипажи германской бронетехники опасливо вышли к закопченному пятачку, к подбитым САУ в окружении трупов и раненых солдат. Их встретил огненный шквал из советских минометов, с другого края боя меткий артиллерийский расчет «полковушки» всадил снаряд в последний Pz.Kpfw III. От оглушительного взрыва башня у танка съехала набок, выпустив наружу столб пламени. Тройки беспомощно крутились, дергались из-за сыплющихся со всех сторон снарядов, вспыхивая все сильнее и дымя после новых попаданий мин и гранат. Перестрелка постепенно затихла, германская бронетехника неподвижно встала, лишь в стороны разбегались уцелевшие немецкие танкисты. С криком: «Ура! В атаку! Бей фрицев!» – часть пехоты Красной армии бросилась с винтовками в рукопашную, только поверженные враги даже не пытались сопротивляться. Атака превратилась в неудавшийся побег, а теперь и полный разгром узла обороны сил вермахта.
Сквозь крики и выстрелы красноармейцев Николай Бочкин расслышал глухой стук в бок «тридцатьчетверки» со своей стороны – тук, тук, тук.
– Стреляют! По машине бьют, по гусеницам!
Танкисты бросились каждый к своему смотровому прибору: командир стал крутить башню с МК-4, старшина прильнул к панораме наводки, а Колька осторожно приблизился к пулеметной щели. Снаружи что-то глухо стучало по бронелисту внизу «тридцатьчетверки» или по гусеницам.
– Непонятно, что такое! На пулемет не похоже, вообще ни на что не похоже! – Командир выдернул шнур ТПУ и бросился к незапертому люку.
Танкисты оставляли его приоткрытым во время боя, нарушая устав, чтобы в случае попадания снаряда у экипажа был шанс спастись из горящих бронированных внутренностей. Соколов закрутил головой, высматривая источник звука – откуда стреляют? Как оказалось, никто не стрелял по машине. Поначалу Алексей не смог рассмотреть, кто это внизу так отчаянно колотит по гусенице. Лишь выбравшись из башни и спустившись пониже, он рассмотрел, что у траков трясется черный от копоти ребенок в обгорелых лохмотьях. Босой, в слое гари, так что ничего не было видно, кроме глаз и разводов от слез на лице, он скулил и изо всех сил отчаянно лупил поленом по металлическому катку. При виде танкиста мальчишка завыл громче, указывая пальцем на другой конец поселка:
– Там, там, помогите! Фрицы заперли в цеху всех и подожгли! Помогите! Мамка горит! Васятка горит! Они кричат тама, я один вылез через дымоход!
Алексей подхватил одной рукой мальчишку:
– Прямо по улице?!
Тот закивал и вцепился ладошками в промасленную ткань комбинезона:
– Кричат там они, кричат! Фрицы загнали и подожгли!
– Бабенко, гони вперед! Быстрее, там люди горят, в постройке запертые! – Сорванный голос хрипел, после пороховых газов саднило горло, но лейтенант кричал изо всех сил, чтобы водитель выжал из двигателя самые высокие обороты.
«Семерка» на полном ходу рванула по главной улице, Семен Михайлович и сам увидел, куда направить машину. С противоположной окраины села поднимались клубы дыма от подожженной отступающими немцами хозяйственной постройки. Алексей развернул маховиком башню танка:
– Семен Михайлович, аккуратно тюкни по углу здания, так чтобы немного вышибло стенку. Кладка ровно осыплется! Ребята, давай наружу, будем людей вытаскивать.
Танкисты на ходу спрыгнули с брони, бросились к двери заготовительного цеха, но напрасно. Металлические листы были накрепко заперты поперечной балкой навесного мощного запора и скреплены огромным навесным замком. Николай заметался вдоль стены, внутри все сжималось от криков горящих заживо людей. За стеной выли и кричали на все голоса местные жители, прося помощи.
«Семерка» на средней скорости по плавной траектории сбила угол здания, потом откатилась назад и ударила бронированным боком еще раз, так что в кирпичной стене обрушился угол и в образовавшуюся дыру кинулись запертые в постройке люди. В сгоревшей одежде, полуобнаженные, в клубах гари, люди с криками лезли через руины. Танкисты подхватывали детей, ослабевших стариков, оттаскивали их подальше от пожарища. Сотни рук тянулись из черного провала к Николаю и Василию Ивановичу. Бабенко тоже выскочил из танка и кинулся на помощь сельчанам. Соколов в стороне скинул промасленный комбинезон, куртку, намотал на лицо ветошь и ринулся внутрь, прямо в задымленное пространство, где гудело пламя, охватывая стены и поднимаясь все выше к балкам перекрытия.
– Алексей Иванович, крыша сейчас рухнет! – Бабенко дернулся идти следом, но отпрыгнул назад из-за жара и удушливого дыма.
Из проема показались только руки командира, на них безжизненно обвисла крошечная девочка в практически полностью сгоревшей одежде. Потом Соколов успел вынести из горящей постройки еще нескольких человек, подтаскивая к проему тех, кто потерял сознание или слишком ослаб, чтобы спастись самостоятельно. Вслед за ним Бочкин и Логунов тоже скинули комбинезоны в пятнах масла и горючего, чтобы не загореться от искр, и ринулись в едкую черноту пожара. Еще один спасенный ребенок, за ним дрожащий стонущий старик, обгоревшая мать с малышом. Логунов, задыхаясь от едкой пали, вытянул за шкирку двоих подростков, упал на снег, не в силах двигаться из-за наплывающего обморока. В завале показался Колька, кашляя и задыхаясь, он прохрипел:
– Никого больше! Всех вынесли!
В этот момент крыша вдруг с грохотом обвалилась, взметнув снопы из миллионов искр.
– Нет, товарищ командир, нет! Там Соколов, нет!
Мехвод ринулся к завалу из кирпичей, голыми руками хватая горящие балки, отбрасывая в сторону кирпичи из рухнувших стен. Он повернулся к жителям:
– Помогите, там командир наш! Завалило его! Помогите, люди!
Сельчане, все, кто мог ходить, устремились на помощь водителю. Перемазанные в саже руки помогли раскидать завал, Семен без устали кричал, не обращая внимание на то, что в горле першило:
– Алексей! Товарищ Соколов! Откликнитесь!
Под огромным листом шифера они наконец обнаружили бледного, почти неподвижного лейтенанта, лежащего навзничь. Веки Соколова задрожали от света, он с трудом повернулся на спину, своим телом мужчина прикрыл от падения обломков крыши девочку лет трех. К малышке с криком бросилась женщина в разодранном ватнике:
– Софочка, доченька, ты жива!
Девочка заплакала на руках у матери, женщина разрыдалась, все вокруг заговорили, загудели голоса:
– Спасибо, ребятки, думали помрем. Уже с жизнью попрощались!
– Алексей Иванович, вы слышите меня? Алексей, Алеша! – Бабенко в ужасе тормошил бледного командира, пытаясь добиться от того ответа.
Соколов с трудом кивнул, голова у него разрывалась от боли, все тело жгло огнем под гимнастеркой с прорехами, которые выжгли искры пожара. Он даже смог улыбнуться и прошептать: «Успели», – прежде чем потерял сознание от удушливого воздуха вперемешку с гарью.