– Вперед! Прицельный огонь по врагу!
Танки с двух сторон ворвались на поляну, где остатки советской пехоты, разбитой неожиданной атакой врага, сопротивлялись из последних сил. Соколов прижался к экрану наводки, фугас уже ждал своей очереди в казеннике. Он засек черно-зеленый «ханомаг» возле края полянки. Выстрел, и прямое попадание! Из-за мощного удара снаряда с близкого расстояния бронетранспортер подпрыгнул, от него отлетели куски лопнувшего металлического бока, и он застыл на искореженном борту, придавив нескольких немецких автоматчиков. Полянка была слишком мала для танков, крупные цели – два германских бронетранспортера – «тэшки» снесли двумя выстрелами, а теперь по всему периметру метались испуганные фашисты. Они оказались запертыми в собственной ловушке из-за заминированной границы бревенчатых засек. Ручеек из германских стрелков с автоматами ринулся было к пролому, только Соколов успел заметить в панораму их движение:
– Логунов, перекрой проход, вставай кормой к проходу, нос внутрь! Бабенко, под углом к нему! Прикрываем отступление пехоты!
«Тридцатьчетверки» выстроились изломанной бронированной стеной, так, чтобы образовался безопасный коридорчик для прохода советских стрелков. «Тэшки» направили дула орудий в прореху в противоположном завале, не давая немцам уйти с территории смерти. Со всех сторон по бортам били пули автоматов и пулеметов, оставшиеся в живых советские бойцы, пригнувшись, кинулись к спасительной лазейке. Омаев, оставив укладку из снарядов для пушки танка, кинулся к своему месту пулеметчика. В ярости он вцепился в ручки ДТ и принялся поливать очередями фашистов, что вели массированный огонь по практически беззащитным советским бойцам. Соколов кинулся к люку, нескольких секунд обзора хватило, чтобы понять – пора уходить. На залитом кровью снегу полянки уже больше никто не шевелился, по всему периметру лежали тела убитых красноармейцев, разметалась четверка лошадей возле «полковушки», рядом лежало тело командира артиллеристов, он до последнего защищал свое орудие. Последним к гусеницам советских танков с трудом, припадая на обе ноги, шагнул офицер. Алексей с трудом узнал своего друга, только по крепкой фигуре он понял, что последним из ловушки отступает Борис. Залитый кровью с ног до головы, шатающийся от ранения в ногу, тот вдруг рухнул вперед, пытаясь удержаться руками за гусеницы Т-34. Лейтенант ринулся вниз по бронированному борту и протянул приятелю руку:
– Давай руку, давай наверх! Отступаем! Больше некого спасать!
Через кровавые потеки светились черные глаза капитана. Он прохрипел:
– Уходи, Алексей, уходи! Это ловушка, сейчас немецкая авиация ударит! Будут утюжить территорию!
Соколов с трудом подтянул обвисшее тело находящегося без сознания комбата, крикнул изо всех сил, так чтобы его услышал хотя бы кто-нибудь внутри «семерки»:
– Всем экипажам отступление, всем экипажам задний ход! Назад! Прикрываем пехоту, возвращаемся к дороге!
Омаев услышал своего командира и передал приказ по связи, пятясь, «тридцатьчетверки» начали отступать. Только и немецкий обстрел стих, пулеметчики, шутце с автоматами, вдруг кинулись бежать в другую сторону, торопясь как можно дальше отойти от смертоносного пятачка.
Лежащий на спине с запрокинутой головой Борис захрипел:
– Бомбы, Алексей… Бе… ги…
Небо пронзительно завыло, так что заломило в затылке, заложило в ушах от протяжного нарастающего жуткого свиста – падающая бомба «юнкерса», главного вооружения германской люфтваффе. Земля вздрогнула, выгнулась черной дугой под ударом бомбы, вверх взлетели заграждения, куски деревьев, трупы солдат. От бомбы сдетонировали мины, вплетенные в ограждение ловушки, воздух превратился в сплошную стену из грязи, крови, кусков тел и веток. Ударной волной Алексея смело вниз, он изо всех сил вцепился в ватник капитана, чтобы не разъединиться с ним. Многотонная масса ударила сверху, засыпая два тела. Из-за боли во всем теле у парня перехватило дыхание, в рот забился снег вперемешку с землей, глаза застила чернота. На несколько секунд он провалился в глухую темноту, все звуки доносились будто под толщей воды. «Это контузия, это от взрыва», – убеждал он сам себя, чтобы не дать страху его одолеть. Одной рукой удерживая за ватник Бориса, Алексей изо всех сил принялся отталкиваться ногами, всем телом, чтобы выползти из-под завала земли. С каждым движением все меньше воздуха оставалось в легких, грудь разрывало от желания втянуть, вдохнуть спасительный кислород, но лицо, нос, рот все еще утыкались в плотный слой снега и земли вперемешку с металлическими осколками снарядов. Еще движение, еще! Ободранные скрюченные пальцы сдвинули корни огромного пня, который прикрыл танкиста и комбата сверху от смертельных осколков. Наконец Алексей сделал спасительный вдох, закашлялся отплевываясь от земли и мусора, и стал жадно хватать губами воздух глоток за глотком.
– Товарищ командир! Живой! Ребята, давай лопату, он здесь! – раздался над головой радостный голос Омаева.
– Осторожно, – с трудом прохрипел Алексей, – у меня тут раненый!
Как только лейтенант смог встать на ноги, он захромал к танку:
– По машинам, пехота следом. Возвращаемся к дороге, там наш танк, три пятерки. С ним дойдете до КП, доложите о засаде.
– А мы куда, Алексей Иванович? Вы ведь ранены, нужна перевязка!
Соколов сжал в кулаки сбитые до крови ладони:
– Немцев бить! Они думают, что мы в ужасе убегаем, разбитые после ловушки и авианалета! Их надо найти и уничтожить. Они пешком передвигаются, «ханомаги» были подбиты! Вперед, здесь редколесье, нагоним их и разорвем парой фугасов!
На плечо вдруг легла рука Логунова:
– Товарищ командир, мы сами, пешком их нагоним. Вы со стрелками к Николаю и на КП за помощью. Танки здесь не пройдут, лес сгущается.
– Я с вами! – Соколов дернулся всем телом, потянулся к пистолету в кобуре и чуть не упал от головокружения.
Василий Иванович понимал, что зол, ох как зол, ротный командир, что не смог спасти стрелковый батальон, попавший в немецкую ловушку. Но он еле на ногах стоит после контузии, толку от него сейчас не будет. Поэтому старшина сжал большими ладонями плечи лейтенанта так, что побелели пальцы:
– Товарищ лейтенант, командир! Обещаю, что нагоним их и уничтожим! Вы остаетесь в безопасном месте!.. Ребята, берите автоматы и винтовки!
От толпы окровавленных солдат, остатков батальона пехоты, вдруг отделилась фигура в разодранной осколками шинели, с залитым кровью лицом. Парень решительно просипел сорванным голосом:
– Я с вами! Я должен за своих ребят отомстить!
За ним шагнул еще один боец и еще. Через минуту с десяток выживших после обстрела и бомбардировки солдат стояли с «мосинками» в руках перед Логуновым. Старшина спорить не стал, с целым отрядом можно преследовать немецких автоматчиков. Они хоть и напуганы неожиданной контратакой советских танкистов, но почти не растеряли свои силы, если не считать подбитых бронетранспортеров. Несколько десятков германских солдат против пяти танкистов, так что разъяренные бойцы пригодятся. К тому же Бабенко, виртуозный мехвод, в рукопашном бою он будет беззащитен, возраст и физическое сложение у него не те, чтобы преследовать и обстреливать немецкий отряд в лесу.
– Сема, оставайся с ранеными, танки перегоните к дороге. – Василий повернулся к остальным: – Идем без единого звука след в след. Первым Омаев. По моей команде открываем огонь.
Цепочка из бойцов скрылась за деревьями, Алексей от досады сжал кулаки. Бабенко тут же аккуратно поймал его за рукав измазанного в крови и грязи комбинезона:
– Алексей Иванович, надо торопиться. Много раненых, нам с вами вдвоем придется их на борта машин поднимать.
Они нашли огромную еловую лапу, с помощью которой одного за другим получилось затащить пятерых человек в застывшие «тридцатьчетверки». Лежащего без сознания капитана Момашулы Алексей бережно устроил на сиденье радиста в «семерке», стараясь не шевелить раненого. Ватник и гимнастерка капитана уже пропиталась кровью, комбат лежал с серым от потери крови лицом, только по легкому движению груди и свисту при дыхании было понятно, что он все еще жив.
Соколов ветошью обтер его лицо и занял место водителя в «двенашке», впереди «семерка» выпустила сизый дымок, готовясь к движению. Гудение двигателя перекрыло стоны раненых бойцов.
В это время его танкисты вместе с выжившими стрелками крались по лесу, стараясь неслышно ступать по следам проворного Руслана. Отважный чеченец, словно зверек, перепрыгивал с сугроба на сугроб, чутко улавливая каждый звук. Он шел на звук команд немецких офицеров, которые разносило по лесу эхо. Немцы торопливо выстраивались в маршевую колонну, чтобы уже вернуться назад к опорному пункту на синявинских высотах. Они и подумать не могли, что разбитый на голову батальон советских солдат не только снова поднимется в ружье, но и бросится преследовать своего врага, чтобы нанести ответный удар.
– В цепь, растягивайтесь в цепь, и огонь по немцам!
Опытные бойцы сразу поняли Логунова, кучка из десятка стрелков рассыпалась за деревьями и кустами, так чтобы оставаться невидимыми для немцев и открыла огонь на поражение. Загремели меткие выстрелы из трехлинеек, солдаты в длиннополых серо-зеленых шинелях начали падать со стонами на снег – каждая пуля попадала в цель. Офицер перепуганным зайцем метнулся в сторону, залег за большим сугробом, и оттуда выкрикивал приказы. Он растерянно крутил головой, не понимая, что за живые мертвецы в кровавых грязных лохмотьях их атаковали.
Василий Логунов ползком, вжимаясь всем телом в снег, дотянулся до лежащего автоматчика, выдернул из ослабевших рук оружие и заскользил назад на безопасную позицию. «Мосинки» – надежное и проверенное оружие, только десятка стрелков против пятидесяти вооруженных автоматчиков будет маловато, пускай даже сейчас немцы растеряны от неожиданного контрудара. Нельзя давать им прийти в себя! Омаев на другом конце цепи заметил его маневр и тоже по-пластунски ринулся добывать дополнительное оружие. Теперь к выстрелам из трехлинеек добавились длинные автоматные очереди. Немцы в испуге начали отступать, отстреливаясь короткими очередями, лишь бы не подпустить близко разъяренных русских. Грохот взрыва, огненный сноп разбросал в стороны левый фланг фрицев, это Омаев дождался, когда немецкие солдаты соберутся близко друг к другу, и метнул гранату-эфку. От разлетающихся осколков фашисты бросились врассыпную, бросая оружие и не слыша криков командира. Советские солдаты, уже не скрываясь, с криками «ура» кинулись добивать врага, кто-то штыком из-за закончившихся патронов, кто-то прицельными выстрелами в упор. Они не брали пленных, без жалости и сомнений убивали фашистов. Перед глазами еще лежали трупы сослуживцев в засаде на территории смерти, и для их убийц настало время возмездия. Через четверть часа выстрелы и крики стихли, снег вдоль деревьев стал алым. Омаев, который расстрелял весь запас патронов в магазинах автомата, отбросил его в сторону: