– Вот черти! Сбежать хотят! – Командир на несколько секунд в задумчивости уставился на Соколова, затем стал размышлять вслух: – Два танковых подразделения из полка у меня на учебном полигоне, выведены из обороны. Добираться до Рамушевского коридора часов двенадцать уйдет. Батальон на захват железнодорожного узла рядом с поселком Дно ушел. Считай, подразделения танков нет.
Он вдруг резко поднялся и ушел на половину связистов, там сразу возник шум, еще быстрее защелкал телеграф. Связист принялся вызывать Москву по полевому телефону, приглушенные голоса вибрировали от тревоги. Армия вермахта уходит со своих позиций, ее нельзя выпускать с плацдарма, ведь это значит, что войска будут переброшены на другой участок, увеличив мощность противника на том направлении. По возвращении Лозин молча снова пролистал документы, с нахмуренными бровями просидел несколько секунд в оцепенении. Потом поднял живые, черные, как угольки, глаза на танкиста:
– Вот что, Алексей. Тебе и твоей роте выражаю благодарность от высшего командования за получение ценных сведений. А теперь к делу. С февраля сорок второго наше кольцо стоит вокруг Демянска, в котле около ста тысяч фашистов. Год мы бьемся над тем, чтобы уничтожить врага в «Демянском котле»! Пока без особого результата, потому что немцам удалось пробить через поселок Рамушево коридор длиною в сорок километров. Охраняют его отчаянно, трудность в том, что подступиться к нему очень сложно из-за местности. Сплошные болота, грязь и топь, все маневры только на дорогах, которые контролируют немецкие силы. Ни окопа соорудить, ни блиндажа, основные массированные атаки ведутся с воздуха да точечные удары наземным огнем.
Генерал взял свечу и поднес к карте, пришпиленной к стене, осветил участок территории:
– Знаешь, почему немцы так держатся за этот плацдарм? Они называют его «пистолетом, приставленным к сердцу России». Плацдарм клином тянется по нашей территории от Руссы до Селигера. Будет хоть один прорыв, тогда германские войска смогут атаковать обходным маневром Северо-Западный фронт, будут представлять угрозу для флангов Калининского и Волховского.
Лозин поставил свечу на стол между ним и Соколовым, поймал цепкими глазами взгляд парня:
– Я тебе так подробно объясняю, чтобы ты понимал, какую важную задачу я вам поставлю, Алексей. Майор Грозин дал очень хорошую характеристику тебе, как стратега боя, поэтому я принял решение назначить тебя командиром отряда особого назначения. Сейчас, когда принято решение отводить второй армейский корпус группы германских армий «Север», костяк демянской группировки на безопасные позиции на правом берегу Ловати, важно перекрыть Германии пути для отступления – магистрали и железную дорогу. Именно диверсия на железной дороге будет вашей задачей. Ставлю твоему отряду задачу: прорваться к ней через немецкие посты и перекрыть пути для прохода составов, взорвав часть путей длиною в километр. В отряде добровольцев-стрелков будут партизаны, они помогут составить до железной дороги маршрут, у них есть опыт взрывников. Конечно, ты сам головой работай, она у тебя для этого приспособлена, задача – остановить работу железной дороги рядом со станцией Крестцы, держать оборону, чтобы немцы не могли восстановить полотно до прибытия основных сил. Я вывожу с учебного полигона танковые батальоны для атаки на отступающие силы вермахта, за ночь по железной дороге они будут здесь. После их прибытия танковый батальон направит удар вдоль железной дороги и соединится с остальными частями возле станции Дно. Останови отступающие силы немцев, продержись до прибытия батальонов «тридцатьчетверок». В сопровождении у тебя самолет ТУ-2 с грузом, он поможет доставить динамит по воздуху.
Генерал перехватил удивленный взгляд Соколова:
– Да, небо приходится держать под контролем, немецкие Ю-52 постоянно курсируют, пытаются вывезти офицеров из окружения. Танки – крупная цель, информация о них сразу уйдет в абвер. Ваша задача – незаметно пройти маршрут, поэтому отряд у тебя будет небольшой, два танка и тридцать стрелков. Самолет сопроводит до железнодорожного перегона, а потом сбросит боеприпасы вам на парашюте, чтобы вы могли идти налегке. Через болота можно проскочить только таким образом, времени строить дороги для тяжелой техники и грузов нет.
Лозин положил перед лейтенантом оборванную грязную записку:
– Это карта от партизанского отряда, который действует на оккупированной территории, с указанием расположения дотов и дзотов, минных полей. Противотанковая оборона плотная. Строй маршрут, думай, помни, что времени почти нет. К рассвету необходимо выдвинуться в намеченный для атаки квадрат. Немцы уже сутки, как вывозят технику, а значит, следом по железке пойдет живая сила, там семь дивизий солдат! Сотни тысяч, и мы сможем перекрыть этот поток и уничтожить! Надо использовать отступление противника, чтобы одержать вверх на этом участке фронта, понимаешь, Алексей?
Соколов кивнул:
– Так точно, задачу понял, товарищ генерал!
Ему было приятно, что тот делится мыслями и вот так по-простому, без высокомерия, объясняет не просто боевую задачу, а последствия ее выполнения, чтобы командир и его отряд понимали всю важность своего задания. Подробно объяснил каждую деталь, приготовил карту, провожатых, даже самолет в сопровождение дал. С таким командиром можно быть уверенным, что все обойдется без ошибок. У Соколова сразу появилось вдохновение – он выполнит задачу, чего бы это ни стоило, ведь от ее выполнения зависят сотни человеческих жизней и продолжение наступления армии Ленинградского фронта. Лозин всмотрелся в лицо парня: слишком молодой, даже не верится, что Грозин рассказывал о большом опыте ротного командира танкового отделения. Придется поверить и довериться этому высокому худощавому лейтенанту, не зря же он в таком возрасте уже ротой командует.
– Сейчас с дежурным офицером пройдешь к месту расположения отряда, командира зовут Андрей Кондратюк. Передохнешь, пока твои танкисты сюда прибудут, связисты уже отбили срочную депешу. Утром – сразу на марш. Пока проложи маршрут до станции. – Лозин секунду помолчал. – Будет тяжело, Алексей! Но я верю, ты справишься.
– Я тоже верю, остановим немцев, товарищ генерал! – пообещал Соколов.
В черных тенях от свечей на лице Лозина мелькнуло довольное выражение: не зря он послушал Грозина, отличного командира заполучил к себе в армию!
Небо становилось серым на глазах, разливаясь серыми и розовыми полосами по горизонту. Перед Соколовым стоял его новый отряд: только прибывшие «тридцатьчетверки» с еще сонными после перегона танкистами и вытянувшиеся в струнку стрелки. Разнокалиберный отряд из партизан и добровольцев даже не был толком обмундирован, некоторые совсем неуверенно держали винтовки, не зная куда пристроить широкое ложе. Сейчас это было Соколову не важно, он поговорил с командиром отряда, бывшим партизаном, Кондратюком, и в его голове сложился четкий план. Бывший инспектор местного лесного хозяйства Кондратюк еще с двумя товарищами пойдут впереди на лыжах в качестве разведки, за ним – два танка со стрелками на борту. По лесу придется двигаться медленнее из-за топей, которые «тридцатьчетверки» будут проходить после промерки уже без живого груза. Дальше через аэродромную площадку, откуда стартует «тушка» до первого опорного пункта немцев с грузом взрывчатки, потом необходимо преодолеть еще две линии заграждений из дотов и минных полей до полотна железной дороги. Не зря так беспокоился генерал, местность вся в оборонительных сооружениях под зоркой охраной немцев, чем ближе к станции, тем больше живой силы и техники. На перегоне в восьми километрах от Крестцов меньше охраны и заграждений, там будет проще прорваться к полотну.
Вместо дежурных фраз и доклада Соколов обвел дрожащих от крепкого мороза людей взглядом и спросил:
– Готовы, товарищи? Пора выдвигаться, тройка лыжников впереди, остальные рассаживаются по бортам Т-34. От двигателя будет немного теплее. Ребята, выдайте брезент, чтобы накрыться.
Бойцы принялись рассаживаться на корпусе машины, громыхая ружьями. Они жались друг к другу словно замерзшие воробьи на ветке, пытаясь сохранить стремительно утекающее тепло. Соколов накинул на согнутые спины кусок брезента, ему было совестно, что пожилые люди мерзнут, в то время как он едет в теплом танке. Когда машины тронулись, раздались радостные возгласы:
– Тесновато, зато греет!
– Ох, первый раз меня на танке катают!
Правда, уже через полчаса смех и разговоры смолкли, как только бронированные машины прошли в лес. Спустя десять минут всем ездокам пришлось слезать с бортов, чтобы облегчить ход Т-34, и передвигаться дальше на лыжах. Под сугробами то и дело показывались влажные проталины, пружинил торф, поэтому водителям «тридцатьчетверок» приходилось идти рывками – то разгоняясь на высоких оборотах почти с места, чтобы проскочить топкую жижу, то ползти, выкарабкиваясь из завалов сломанных веток и мха. Лыжникам тоже доставалось: они растаскивали в стороны крупные стволы, мокли в сырых снежных кучах, чтобы промерять жердями глубину топи. Отряд двигался тяжело и мучительно, с каждым километром выбиваясь все больше из сил. Сырая одежда на морозе обжигала кожу, а хлюпающие под ногами топи все не кончались. Над головой, почти касаясь брюхами макушек сосен, гудели вражеские «юнкерсы». От их воя тело сжималось в первобытном страхе, хотелось броситься в мох и слиться с лесом, стать невидимым для грозных металлических птиц. Только даже минуты отдыха не давали они себе – пробирались через заросли, обдираясь до крови о сучья, хлюпая сырыми валенками по бесконечной болотной вязи. Вместе с людьми казалось, что и «тэшки» совсем обессилили, надсадно завывая от бесконечных рывков: «вперед», «вбок», «выше обороты», «ниже скорость»!
Наконец деревья расступились, подпиленные стволы образовали коридор из крон, через который можно было идти без каторжных усилий. Короткий проход привел их к пятачку лесного аэродрома, где поначалу Соколов замер в удивлении. Вся полянка была усеяна обугленными деревянными фигурами корпусов самолетов. Кондратюк в десяти метрах от танков махнул лыжной палкой: