– Собственно, за этим я и пришел.
– И верно поступили, дорогой Порфирий Петрович! Мы с вами…
– Я Петр Сергеевич. И вот что, давайте уже без этих присказок, они меня невероятно раздражают. Можете более официально выражать свои мысли?
– А? – Рында, казалось, вынырнул откуда-то из глубин своих мыслей и удивленно уставился на гостя. – Что? А, конечно… Я не хотел вас никак… Порфирий Петрович – это же великий сыщик, талантливо описанный Федором Михайловичем Достоевским, я думал, это комплимент…
– Знаем, читали. Не надо комплиментов, – нахмурился Зигунов. – Называйте меня «товарищ майор» или по имени-отчеству.
На душе полегчало. Уж очень сильно раздражал его многоуважаемый знаток искусств, а ради дела надо было держать себя в руках. Теперь справляться со словесным извержением собеседника получалось чуточку легче.
Однако старик не обиделся, а что-то забормотал себе под нос, подошел к книжной полке, достал один из многочисленных томов, стал лихорадочно перелистывать страницы длинным узловатым пальцем, затем бросил книгу и подбежал к Петру.
– Погодите-погодите. Вы говорите, был камень, который нашли у первого убитого? Камень – то есть Петр! Скала! Как вам такая версия? Может, проверить всех Петров?
– Проверим, – вздохнул Зигунов.
– Или вот еще мыслишка… Камень этот был завернут в бумагу и перетянут веревкой. Так? Чтобы его развязать, пришлось бы потратить время. Распутать узлы и все такое.
– Видимо, да. Пострадавший так и не успел этого сделать. Узлы были сильно затянуты.
– А кем работал убитый? Я читал в газетах, что он занимался финансовыми операциями. Но не за кассой же он сидел в супермаркете, правильно? В банке служил? В какой-то инвестиционной конторе? Где?
– Он занимался займами. Давал деньги под огромные проценты. Возвращать долги часто бывало нечем. Понятно, что это много врагов, искалеченных судеб. Всех проверяем.
– Хм-хм… очень-очень интересно… Похоже… Кое-что проясняется…
Доцент поднял указательный палец в назидательном жесте и продолжал как ни в чем не бывало:
– Что ж, продолжим искать ultĭma ratio regum – последний довод королей, который сможет разнести ваши сомнения в щепки. Пусть такой подход ненадолго станет нашим модусом операнди, и когда мы найдем принцип, идею, тогда найдем и убийцу.
– Вы что-то нашли?
– Подождите-подождите. Я думаю. Второе убийство было сделано мечом или шпагой… Так мечом или шпагой, кстати? Чем именно?
– Скорее орудие можно шпагой назвать. Вертел, стилизованный под шпагу.
– Шпага, значит. Тогда, может быть, дуэль.
Зигунов кивнул. Все же старик соображал в верном направлении, хотя рассуждения его шли весьма запутанным путем.
– Так, дуэль-дуэль. Может «Капитанская дочка»? Но Петруша Гринев выжил… Нет. «Каменный гость»? Фауст и Валентин?
– Мы думали про дуэль, да, – кивнул Зигунов.
– Надо будет поспрашивать в сувенирных и на всяких туристических раскладках. Не покупали ли у них набор из двух шпаг? – предложил Рында, делая рукой выпад.
– Вторую шпагу мы не нашли, беспорядка особого тоже в помещении не было. Если и дуэль, то без сопротивления второй стороны.
Пожилой доцент поджал губы и стал ходить из одного угла кабинета в другой. Сейчас он как никогда походил на задумавшегося над чем-то преподавателя. А Петр сидел нерадивым учеником и не мог придумать ни одной стоящей идеи.
– Может, вы о чем-то забыли упомянуть? – остановился Рында напротив гостя и пытливо заглянул ему в глаза. – О чем-то, что может оказаться весьма существенным. Деталь, реквизит, без которой нет мизансцены. Вроде перевязанного камня, маленькая деталь, но сразу картинка заиграла! Если нужно подписать какие-то бумажки о неразглашении или еще что, я готов. Тут уже задето не только мое любопытство, но, я так понимаю, на кону жизни людей, не так ли? Ведь пока мы не знаем, как преступник мыслит, на что опирается, мы не можем быть уверены, что он не нанесет удар снова. Или что этот удар нанес именно он. Ведь вы можете просто не понять, что убийство совершено тем же человеком, если не расколете в первую очередь его модус операнди.
– Вы с этим модусом прямо как с родным носитесь, честное слово, – проворчал в ответ Зигунов, открывая папку.
– Может, – легко согласился Рында. – Не узнаем, пока не рассмотрим со всех сторон. Давайте, Порфирий Петрович, сказали «а», говорите уже и «бэ». А иначе зачем вы ко мне пришли?
– Да, пожалуй… Ладно. Об этой детали СМИ не говорили, так что и вы не распространяйтесь, пожалуйста. Вот подписка о неразглашении. Прочитайте и подпишите.
Старик не глядя подписал документ и пытливо уставился на майора.
– Тело Лисичкина было завернуто в штору. И уже сквозь нее проколото шпагой. А если быть совсем точным, вертелом в виде шпаги. Такая подарочная ерунда, которая в магазинах для туристов продается.
– Хммм, – уткнулся губами в кулак Рында, мелко кивая головой. – Вертел, значит. Карабас-Барабас хотел Буратино проткнуть вертелом. А Лисичкин в последнее время никакого компромата на директора цирка или театра не собирал? Не хотел утопить там или очернить? Опять театр. Сходится!
Зигунов кивнул и приподнялся, протягивая руку доценту. Надо было идти и не тратить время.
– Да, театр и режиссеры, куклы и марионетки. Интересно. Спасибо.
– Я еще буду думать! Вроде что-то нащупал! Подождите, еще мыслишка…
– Ну, заходите, как надумаете!
Пока все это было мимо.
Глава 10
Чух-чух чух-чух
Чух-чух чух-чух
Тууууу!
Это товарняк промчался мимо нас.
Мчи дальше, товарняк!
Мы ждем не тебя.
Мы с моей былой возлюбленной, с моей запутавшейся любовницей сидим в замызганной машине. Дождь моросит по лобовому стеклу, со скрипом работают дворники. В салоне горит свет. Одной рукой я сжимаю ее холодную руку, другой просматриваю записи в ее телефоне. Это можно удалить… Это тоже…
Станция пуста, лишь мигает огонек сигареты одинокого таксиста, на удачу ждущего клиента. Он меня не видит, а я его вижу из-за густых ветвей кустов, растущих у станции.
А вот побежал вдалеке бедолага без зонта. Он не встретил таксиста, а таксист не встретил пассажира. Слиться друг с другом им не судьба. Они разминутся в разные стороны, как бывшие любовники после долгой ссоры.
Одинокие машины редеющим ночным потоком проносятся одна за одной. Но улица, на которой стоит мой автомобиль, пустынна. Никто не проехал.
Моя любовница спит, рука ее нервно подрагивает. Спи, любимая. Пока мы вместе. Еще недолго, но вместе.
Время еще есть.
Я открываю приложение «Электрички», еще раз смотрю расписание.
Станция Железнодорожная. Знаковая. Та самая.
Электричка прибудет через двадцать три минуты. Если моя ушедшая любовь очнется чуть раньше, эффект смажется, но я готов и к такому исходу. Добавим шокером, главное, чтобы следы не обнаружили. А если все делать четко, то следы никто не обнаружит.
Главное, чтобы нашли то, что нужно, и не нашли то, что не нужно, в этом и есть главный замысел.
Даже если вскрытие покажет наличие в крови седативов (я высыпал ей в шампанское целую горсть, почти опустошив свою пластиковую баночку, придется снова идти к врачу), то кого это удивит? Женщину бросил любовник, и она…
Я знаю пароль от ее телефона, конечно. Я все о ней знаю, я спросил даже, хрустит ли ее муж пальцами. И есть ли у него редкие седеющие волосы на груди.
Я еще раз быстро проглядываю записи в ее телефоне, переписку со мной, точнее, с моим персонажем, в «Тиндере», соцсетях, звонки, эсэмэски. Все зрелищно, красиво и по-классически сильно.
Удаляю ненужные детали переписки, лишние фото, хотя их было всего три, и то без моего лица. Я всегда осторожен. Мои аккаунты уже удалены – осталась лишь одна фотография, где мой герой в песочной форме где-то на фоне развалин и пустыни. Блестящий офицер спецслужб, попавший в опалу, фотографий иметь не положено. Ха-ха.
В начале мой герой, В., слегка заинтересован, но вот он уже влюблен, вот уже разгорелась неистовая страсть, и она уже готова бросить мужа, и я готов уехать с ней далеко-далеко, но вот я разбил машину на гонках, и вот наша встреча, и я слегка холоден, и она злится и…
Говорит, что накажет меня…
И вот. Наказание неожиданное для всех! Бедный муж, этот унылый сухарь со своим идиотским офисом и сексом по расписанию! Правильный до икоты! Догадывался ли он о романе этой бедняжки, этой запутавшейся красавицы, которой было нужно только одно – любовь!
Бедный сын, несчастный малыш, поймет ли он? Простит ли он?
А бедный офицер, побелевший от горя, снова отправляется на войну, чтобы сложить там голову!
Черт возьми, как изящно! Какая великая, сильная история!
Но сложно!
Они не поймут, не поймут!
Они тупые, они даже не смогут это все прочитать!
Но я должен их учить, я должен заставлять их, тыкать разбитым носом в строчки, написанные кровью.
Я залью весь мир этой кровью из строчек, лишь бы они научились!
Их!
Читать!
Я выхожу из машины, открываю пассажирскую дверь и выволакиваю ее под мышки. Еще раз оглядываюсь по сторонам. Никого нет. Уже поздно, это последняя полуночная электричка.
Но даже если кто и кинет взгляд из проезжающей машины или из окна стоящего вдалеке дома, что он увидит? Недорогой автомобиль, заляпанный грязью (свой гоночный-то я разбил, ха-ха). Мужчину в военной форме, который волочит к последней электричке свою подвыпившую подружку. Он ее оставит на платформе – и она бросится под поезд, не выдержав глубины собственного падения и разлуки.
Глава 11
Зигунов вышел из машины и окинул взглядом окружающий пейзаж. Н-да, мало что меняется в российской провинции. Даже в такой близости от столицы. Казалось бы… Будто на двадцать лет назад вернулся одним махом. Петр поежился. Воспоминания сами собой стали просачиваться откуда-то из закромов памяти… «Город в тени лип вековых…» Одно из самых первых своих дел он вел как раз в Железнодорожном, в Железке. Правда, тогда городок еще не был районом областного центра.