Стол перед гостями был завален знакомыми фотографиями. Рядом стоял поднос с чайником и чашками.
Полковник указал рукой на крепыша:
– Владимир Петрович Лепнин. Его, наверное, и представлять не надо – личность известная…
– Да не такая уж… – уголками губ улыбнулся тот.
– И Валерий Всеволодович Перемогин – наше большое везение. Один из крупнейших специалистов по судебной психиатрии в стране.
– Здравствуйте, – кивнул «хипстер», постукивая по столу тонкими пальцами. Почему-то этот жест показался Зигунову настораживающим. Да и вообще, весь вид профессора вызывал напряжение. «Старею, – подумал майор. – Начинаю уже за внешний вид людей осуждать».
– Мы с товарищами уже познакомились, – продолжал между тем Георгий Иванович. – Я ввел их в курс дела, а ты уже познакомишь с тем, что у нас есть, более детально. С этого момента ты со своими архаровцами напрямую подчиняешься полковнику Лепнину. Оказывайте всяческое содействие. Я рассчитываю, что такое сотрудничество даст плоды в самом скором времени – опыта у вас всех хоть отбавляй. Делитесь. Я со своей стороны тоже помогу, чем смогу. Задача ясна, майор?
– Так точно, товарищ полковник!
– Вот и отлично.
Конечно, от такого поворота событий Зигунов был не в восторге. Но, с другой стороны, свежий взгляд и опять же впечатляющий опыт Лепнина… Да и помощь профессионального психиатра может сильно продвинуть дело. В общем, будем мыслить позитивно.
– Да! – спохватился Дидиченко. – Наши московские коллеги разместятся в вашем кабинете. Чигаркин с Республиканским пока пусть на второй этаж переберутся.
– Хорошо. Я им передам.
– Ну тогда вроде бы все. Можете приступать к работе. Не буду вас задерживать.
Москвичи быстро сгребли материалы дела со стола в папку, из которой их ранее и достали, и, попрощавшись, вышли в коридор вслед за Зигуновым.
– Ну как у вас впечатления? – задал он вопрос небрежным тоном. По сути, от того, как гости на него ответят, будет зависеть то, сложатся у них отношения или нет. Лепнин и Перемогин это тоже прекрасно понимали.
Полковник кашлянул и неторопливо ответил:
– Судя по материалам дела, у вас все под контролем. Я бы даже сказал, что ваша команда в такой нестандартной ситуации сработала очень хорошо. И выводы ваши, на мой взгляд… У меня тут по ходу пьесы… в смысле, пока знакомился с данными, даже кое-какие мыслишки возникли. Хотелось бы обсудить. Да и у Валерия Всеволодовича, думаю, найдется что нам сказать.
– Кое-что найдется, – улыбнулся в холеную бороду психиатр.
– А потом я бы хотел заглянуть в морг – своими глазами на тела посмотреть. Ну, знаете, непосредственный контакт – он подстегивает мыслительный процесс.
Лепнин хохотнул, и благодаря этому Петр как-то сразу расслабился. Даже в желудке снова гадко потянуло и зверски захотелось есть. С плеч будто гора свалилась. Все-таки сотрудничать с вычурными борзыми выскочками, которых тебе спустили сверху, не слишком приятно. А эти вроде нормальные мужики.
– Да, я и сам хотел, чтоб вы на них посмотрели. Свежий взгляд…
Зигунов открыл дверь в кабинет, где работала их группа, и удивленно остановился на пороге. За одним из столов сидел Республиканский и о чем-то увлеченно беседовал с профессором Рындой.
– А мне все-таки кажется, Павел Юрьевич, что Гамлет обычный псих… О! Здравия желаю, товарищ майор! Тут вот к вам посетитель…
– Привет. Спасибо, вижу. Здравствуйте, Павел Юрьевич… И подождите одну минутку, пожалуйста. У меня тут небольшой организационный момент.
– Да-да, конечно.
– Республиканский, это наши коллеги из Москвы. Познакомлю вас позже, не хочу задерживать посетителя.
Майор недвусмысленно посмотрел на подчиненного, давая понять, что при посторонних ничего обсуждать не следует.
– Короче. Вы с Чигаркиным на время их пребывания здесь переезжаете на второй этаж. Пойди, осмотри там обстановку, потом доложишь, если что-то нужно будет.
– Есть! А…
– Все, свободен.
– Так точно!
Недовольно козырнув, Республиканский ушел.
– Присаживайтесь, господа, – Петр сделал приглашающий жест. Москвичи сели, а Рында, наоборот, встал и сделал шаг вперед чуть ли не с распростертыми объятиями:
– Дражайший Петр Сергеевич…
Зигунова прошиб холодный пот. Сейчас Рында начнет сыпать своими присказками-прибаутками, называть его Порфирием Петровичем, царем Эдипом и так далее, и потом сто лет придется Лепнину объяснять, что это не псих со словесным поносом, а уважаемый доцент литфака и консультант в расследовании.
– Познакомьтесь, господа, – повернулся он к москвичам, перебивая уже готовые сорваться с уст Рынды излияния. – Это наш консультант из университета. Доцент кафедры мировой литературы Павел Юрьевич Рында.
– Очень приятно, – в унисон ответили гости, внимательно рассматривая сухощавого незнакомца.
Видимо, их пристальные взгляды произвели на доцента определенное впечатление, потому что он приосанился, опустил руки и вообще внезапно стал похож на уважаемого ученого, а не на скомороха, как обычно. Петр про себя с облегчением выдохнул.
– Так что вас привело, Павел Юрьевич?..
– Да… Просто, вы понимаете, я тут думал, а вы говорили забегать, если вдруг какие мысли появятся. Вот я и…
– Правильно сделали.
Рында с опаской поглядел на Лепнина и Перемогина.
– Это может прозвучать странно…
– Говорите, Павел Юрьевич, не стесняйтесь, – подбодрил ученого полковник с доверительной улыбкой. – Иногда даже самые фантастические идеи могут оказаться полезными. Хотя бы как отправная точка, намек.
– Да-да-да, вот именно. Намек.
Рында приободрился.
– Понимаете, я по долгу службы провожу много времени в нашем читальном зале. В университете. Вооот. А сейчас как раз идет месяц литературы. Уже две недели как. Ну и библиотекари украсили там все шарами, плакатами, потому что в университет из-за этого месячника часто водят учеников из подшефных школ. Им там викторины проводят, разные литературные состязания…
– Это как-то связано с нашим делом? – в голосе Зигунова проскользнуло легкое нетерпение. От голода начинала болеть голова.
– Ничего-ничего, – примирительно улыбнулся Лепнин и посмотрел на майора. – У нас есть время послушать Павла Юрьевича. Продолжайте, пожалуйста.
– Ну да. В общем… Я сидел за столом, готовился к лекции – у меня как раз начался курс по поэтам Возрождения… Хотя это неважно. Короче, краем уха я услышал, как аспирантки, которые водят школьные группы, придумывают для них конкурсы. Так вот, один из конкурсов был такой: нужно угадать произведение по фотографии. Самой фотографии, конечно, никакой нет. Детям просто дают описание или изображение со сценой, которая есть в произведении из школьной программы, а они должны угадать, что это за произведение.
– И это натолкнуло вас на какие-то мысли? – спросил психиатр, поглаживая свою ухоженную бороду.
– Нуууу, – усмехнулся Рында, – это еще не натолкнуло. Но! Девчонки стали хихикать, типа: утопленник в море – Мартин Иден; половина женщины на рельсах – Анна Каренина… ну и так далее. Чувствуете связь?
Рында с видом триумфатора обвел взглядом слушателей.
– Этот банкир из «Деньгомига» – это старуха процентщица, его внук – слабоумная сестра Лизавета. Зарубили топором! Даже фальшивый заклад дали, обмотанный веревкой! Он повторяет литературные убийства!
– Всего лишь версия, не более, – кивнул Лепнин. – Мы, конечно, думали об этом, да… Но она подходит для первого убийства. При чем тут тогда шпага?
А в голове Зигунова между тем происходил настоящий ядерный взрыв. Да, про «Преступление и наказание» они сразу подумали, но теперь по- явилась четкая связь. Анна Каренина! О смерти женщины в Железнодорожном доцент никак знать не мог, так что пример с Анной Карениной – явное совпадение. Но какое! Ведь несчастная любовница офицера Вронского бросилась под рельсы на станции Обираловка, потом получившая название Железнодорожная!
– Подождите! Я начал думать, и вот какие мысли родились в моей голове. Давайте глянем не со стороны жертвы, а со стороны убийцы.
– И что?
– Смотрите. У обоих масса врагов. Почему? У старика-процентщика масса должников, которые находятся в безвыходной ситуации. И наш условный Раскольников выполняет миссию избавителя, очищает мир от таких стяжателей. Что же касается Лисичкина… Кто он такой? Подхалим, подлец, царедворец, который крутится, как флюгер, угождая властям предержащим.
– Крыса, – продолжил ассоциативный ряд Петр.
– Точно! В замке крысы!
– Что?
– Гамлет!
– Что – Гамлет?
– Вспомните шекспировского Гамлета. Смерть Полония. Ну! Гамлет заколол прятавшегося за занавеской подлеца Полония шпагой.
– Ну и что? – пожал плечами Зигунов. – Даже если мы нашли сцену из классики, подходящую под второе убийство, это еще не значит…
– Да нет. Значит. Один раз – это может быть совпадение. Но два – это уже система. То, что мы нашли определенную закономерность (пусть пока не стопроцентную) в этих преступлениях, подтверждает, что ваше мнение об их связанности правильное. И к тому же, если мы правы, то у нас есть психологический портрет убийцы, так как литературные образцы, которые он выбрал за основу, имеют в себе много общего. Убийца явно считает себя благородным, не понятым обществом одиноким героем, вынужденным вершить правосудие самостоятельно. И второе, что мы знаем теперь почти наверняка: убийца – большой поклонник классики. Возможно, как-то связан с литературой. Его преступления – это его послания вам, его знаки. Так он играет с вами в викторину, Порфирий Петрович со товарищи!
– В общем, – закончил Павел Юрьевич, не скрывая самодовольства, – у меня как пелена с глаз упала. Процентщик с дурачком-внуком – это, безусловно, отсылка к «Преступлению и наказанию». Совпадает все, кроме пола жертв. Но я подумал, что пол, возможно, и не так уж важен для убийцы. Главное, чтобы сама мизансцена, принцип были тождественны. Лисичкин. Чистой воды придворный лизоблюд. А кто у нас самый известный из таких персонажей? Правильно! Полоний, которого благородный Гамлет заколол шпагой из-за портьеры. Ну как? Все сходится! Я это рассказал уже вашему коллеге, но раз уж вы просите, можно освежить, сами видите! Все сходится!