прошлый раз в управлении ясно дали понять, что этот год для Чигаркина будет последним в органах.
– Больше всего информации удалось получить от пенсионера с нижнего этажа, который тела нашел. – Пожилой опер наконец отдышался и шлепнул бумаги обратно на стол. – Рассказывает, что Красовский несколько лет назад ему собаку отравил. Пес часто лаял по ночам, мешал спать. Прямых доказательств не было, но старик уверен, что это Красовский, потому что тот накануне пообещал «накормить шавку до отвала», а через два дня пес подобрал на лестнице кусок колбасы с отравой. Да… Прикольный дед, оказывается, летом тоже на водохранилище ездит рыбачить. У него там гараж с лодкой моторной, так он…
– Хорошо, ясно, – остановил его Петр. – А что там твоя агентурная паутина сообщает?
– Ну я позвонил паре старых знакомых, в коллекторские агентства много кто после работы в органах идет, но все как один говорят, что с «Деньгомигом» работают только отморозки. Настоящие бандюки, Красовский разрешал им работать с развязанными руками – лишь бы был результат и клиенты платили денежки, вот они и беспредельничали. Кстати, помните пожар на Ясеневой, после Нового года?
Полицейские переглянулись. Частный дом на Ясеневой выгорел дотла, а вместе с ним сгорела двухлетняя девочка, забытая родителями в кроватке. Причину пожара тогда так и не установили.
– Их рук дело? – удивился Зигунов. Чигаркин неопределенно покачал головой.
– Люди говорят. В любом случае погорельцы были должны «Деньгомигу» уже пару месяцев на тот момент, и все стены у них были расписаны типа «Верни долг, урод!». Но доказать что-то сейчас – сами понимаете…
– Ладно. Ясно, что ничего не ясно. – Он поглядел на часы и встал на ноги. – Так, я пойду, поговорю с Клименковым, потом в Управление еще ехать, посмотрим, что скажет Комитет по поводу всего этого. Ничего хорошего, и так понятно. – Опера тоже поднялись на ноги и в ожидании смотрели на Зигунова. – Так, ну что – Комитет возбуждает уголовное дело, и вы дуйте в центральный офис «Деньгомига», потрясите их там хорошенько – пусть выдают списки должников, особенно тех, кого их мордовороты в последнее время прессовали особо жестко. Пройдитесь по ним, пробейте каждого тщательно. Ну и, естественно, местные психи, буйные алкаши, прочие ненадежные элементы этого района, все как вы любите. Что с родственниками, кстати?
– Пытаемся связаться с дочкой, она живет в коттеджном поселке, – Чигаркин пожал плечами, – соседи ее давно не видели, вроде как она лечилась от наркомании последние годы и судьбой сына не особо интересовалась.
– Сообщайте немедленно, как что-то будет всплывать!
Клименков поднял взгляд от протокола и подпер голову рукой.
– Ааа… Петр Сергеич! Присаживайся!
Зигунов плюхнулся на стул под плакат с тем же Человеком-пауком, поправив полиэтиленовый чехол.
– Что, достал совсем Республиканский? – Петр сочувственно поглядел на следователя.
– Да спасу нет от него с его кошками, из любого душу вынет! Я все его фотки с этими кошаками сраными посмотрел и даже пару видео. Ну есть же предел? А скажешь что – обижается, как маленький, ей-богу. – Клименков фыркнул. – Так, ладно, я сейчас тебя долго расстраивать не буду – этим сейчас в Комитете займутся. Уже подтвердили возбуждение уголовного дела. Так что слушай, что у нас на повестке дня: дело резонансное, двойное убийство, плюс подросток, плюс Красовский сам человек непростой, на многом завязан был. Короче, без журналистов не обойдется. Я их сюда не пустил, только под обещание, что вечером будет большая пресс-конференция и они там вдоволь смогут напиться нашей крови. Что ты сам-то думаешь?
– Это не обычное ограбление. – Зигунов задумчиво поглядел куда-то наверх. – Тут к бабке не ходи. Все перевернуто, но из ценного на вид ничего не пропало. И зачем он пацана убил? Тот же даже не соображал толком, неужели боялся, что опознает? Какой-то знакомый, друг семьи, раз старик сам ему дверь открыл? Так не было у Красовского никаких друзей… Остается месть. Кто-то из должников…
Клименко согласно покачал головой.
– Да, боюсь, Петр Сергеич, ты прав, и говна мы с этим делом съедим еще не одну бочку. Еще камень этот… Херня какая-то, может, типа послание, намек? Не понимаю… Ты своих орлов в «Деньгомиг» уже отправил?
Опер задумчиво кивнул головой:
– Ага. Родственников ищем.
– Ну ладно. Готовься к прессухе, морально и физически. – Клименков критически посмотрел на мятую рубашку и позавчерашнюю щетину коллеги. – Ты в Управление сейчас сразу? Подбросить?
– Спасибо, я на своей сегодня, давай, удачи.
Они пожали руки, и Петр покинул квартиру, про убийство и предстоящее испытание на пресс-конференции не хотелось даже думать, в голове по кругу летали, натыкаясь друг на друга, унылые рифмы «лужа-стужа-простужен – контужен-не нужен».
За время, что он провел в квартире, опустились тусклые сумерки, окончательно сровняв по цвету серенькое мартовское небо и такие же серые стены домов. Окна горели уютным и оранжевым, люди вокруг спешили скорее скрыться в квартирах от промозглой слякоти, прыгали через лужи у магазина, позвякивая набитыми пакетами, смеялись и переругивались.
Глава 3
Люди есть люди, это Петр знал слишком хорошо. Ими движет жадность, зависть, похоть, слепой гнев, разогретый водкой. Никто не подбрасывает жертве ядовитых змей, не убивает ядовитыми дротиками, пока под рукой есть кухонный нож. Или топор. Но почему камень? Старик собирался отдать его убийце перед смертью, но что это значило? И почему он его в итоге не отдал? Что за послание и почему старик его не отдал? А если оно было так важно убийце, почему он его не забрал? Или это послание не ему? Для всего этого должно найтись объяснение. Обычно эти послания в духе «Дона Корлеоне» – выходки молодняка, играющего в мафиози. Нет, совсем не похоже…
Зигунов перебрал листы с протоколами допросов, в который раз прикидывая, с чего лучше начать и как лучше подать разрозненную информацию, которую собрали его опера за последние три бешеных дня.
Полковник Георгий Иванович Дидиченко, именуемый подчиненными Святым Георгием, хмуро просматривал материалы дела, поглядывая на собравшихся подчиненных с выражением, не сулящим ничего хорошего. Высокий и плотный старик выглядел лет на пятнадцать моложе своего настоящего возраста. В волосах, зачесанных ровно назад, по моде середины прошлого века, еще остались черные пряди, а взгляд выцветших голубых глаз, пристальный и спокойный, показывал ясный ум. Опыта оперативной службы у начальника управления хватило бы на всех присутствующих вместе взятых.
Комсомолец Дидиченко отправился добровольцем из донецкого хуторка прямо в Афганистан, где служил в разведке и вернулся с двумя ранениями и тут же, прихрамывая и позвякивая медалями, отправился в школу милиции. Рассудительный и неторопливый высокий юноша с приятной улыбкой, который становился лучшим другом свидетеля за пять минут разговора, на уличной работе превращался в стремительного хищника, выслеживающего добычу. Он был бесценным оперативником, настоящей легендой, пережившей смену вождей и знамен, заслуженно получил полковничьи погоны, и никто в Управлении даже шепотом не осмеливался заговорить при нем на тему пенсии. Старый лев, даже седой и усталый, был грозен, и все терпеливо и молча ждали, пока его сухие негнущиеся пальцы с трудом перелистывают страницы дела.
– Заноза в заднице… – проворчал он, не обращаясь ни к кому конкретно. Полковник сдвинул очки на нос, стараясь навести резкость, но мелкий шрифт было уже не разобрать. – Ладно… Петр Сергеевич, – продолжил полковник после долгой паузы, наполненной шуршанием бумаги и покашливанием, – давайте начнем потихоньку с результатов оперативно-розыскных мероприятий. Что ваши орлы интересного накопали…
Дидиченко обвел взглядом длинный узкий зал: коричневые деревянные панели, тяжелые гардины, мокрая чернота за окнами. «Орлы» выглядели помятыми и недовольными. Республиканский, которому досталась самая неблагодарная работа по просеиванию через мелкое сито базы должников «Деньгомига», потер кулаком глаза, красные от недосыпа, и что-то тихо пробормотал себе под нос, сидящий рядом оперативник хмыкнул и покачал головой. Зигунов скосил на них глаза, хлопнул протоколом об стол намного громче, чем стоило, и в наступившей тишине начал:
– Георгий Иванович, я бы хотел сначала по поводу домработницы Красовского…
– Ну и что там? Почему ее не было в городе? – оживился полковник.
– Похоже, там все чисто. Пожилая интеллигентная женщина, на последнюю неделю попросила у Красовского отпуск, чтобы съездить в область, к сестре, что, собственно, и сделала. О происшествии ничего не знала, про старика не особо переживала, а из-за мальчика сильно расстроилась. Она у них последние десять лет убирается, говорит, был уже как родной… Про Красовского такого не говорила. Они вообще, видимо, почти не общались, женщина даже не знала толком, чем он занимался, знала, что что-то связанное с банком, и все. Ничего странного в последнее время не замечала… так… – Зигунов перелистывал протокол, страница за страницей, спеша наконец добраться до важного места. – Вот! А теперь самое интересное. Судя по показаниям домработницы, в результате вооруженного ограбления с двумя трупами из квартиры, набитой антиквариатом и тайниками с деньгами… не пропало ничего.
Все голоса и шорохи в зале разом смолкли. Дидиченко нахмурился еще больше и задумчиво постучал карандашом по лакированному столу.
– Уверен? – спросил он после паузы. – Смотри, майор, там столько всего было, все эти мелочи, статуэтки… Как она может сказать с такой уверенностью?
– Ну… Красовский хотел, чтобы все всегда стояло в точности на своих местах, был просто помешан на этом, так что она фотографировала все предметы и вела опись. Мы сверили – кое-что разбито, но ничего не пропало.
– А деньги? – Дидиченко недоверчиво перебирал фотографии полок и стеллажей. – Или их она тоже фотографировала?
– Деньги мы нашли в сейфе, но об этом отдельно. Что касается прочих наличных денег, то, по показаниям той же домработницы, Красовский никогда не носил в бумажнике больше десяти тысяч. – Зигунов ярко вспомнил синие тренировочные штаны на жертве, задравшиеся до колена, и стоптанные тапки на босу ногу. – Это вполне совпадает с тем образом жизни, который он вел. Кроме этого, хозяин квартиры оставлял ей деньги на продукты и мелкие расходы, всегда в одном месте – под янтарной черепашкой в прихожей, и никогда больше десяти тысяч за раз не оставлял. Вот эта черепашка. – Он протянул начальнику управления фотографию, на которой были запечатлены оранжевые и желтые осколки, разбросанные по полу злополучной квартиры. – Она разбилась во время борьбы или позже, когда убийца обыскивал квартиру. Деньги исчезли.