То, что в итоге нас высадили не туда – положа руку на сердце, должен сказать, что это совсем неудивительно. Вокруг катера была такая метель из трасс со всех сторон, плюс дымзавесы, вспышки разрывов снарядов, что я и сам ошалел и не знал, куда нас выбросили. А катерникам надо было еще и смотреть, чтобы не впилиться в пристань или сваю, да и с другими катерами не столкнуться. Даже не скажу, где мы очутились – так, северо-восточная часть порта, где-то между Восточным молом и заводом «Красный двигатель». А это километра два по протяженности плюс-минус лапоть.
Какая-то полуразваленная деревянная пристань, слева небольшое двухэтажное здание, на обоих этажах которого пляшут вспышки выстрелов, впереди низкое, но длинное строение, оттуда огонь тоже есть, но пореже. И ни демона не понятно, где мы, как быть дальше, в воздухе висит что-то вроде тумана, но не реального морского, а какого-то химического, от него начинают зудеть слизистые глаз и носа. Катер забрал правее пристани и замедлил ход, готовясь приткнуться к берегу. Вот тут и по баку катера слева прошелся пулемет. А мы как раз салажат отодвинули к корме, а вперед стал народ поопытнее, чтобы первыми оказаться на земле. Досталось и комендорам носового орудия, да и на мостике тоже стоны и вскрики. Трещит дерево под ударами пуль, пули бьют в тела с характерным таким звуком (век бы его не слышать), стоны, вскрики, в ноздри бьет запах крови… Весь бак теперь завален убитыми и ранеными, ребят со сходней тоже повалило. В берег мы врезались тоже немилосердно, так что я свалился на одно колено. Видимо, раненые ребята на мостике не смогли нас мягко приткнуть.
Эх! «Лети, моя душа, не оставайся!» И я с низкого старта рванул вперед. Простите, парни, кого задел, мне воевать надо! Перепрыгнул на берег и… не подорвался! Нет подо мной мины! Ударил очередью по тому домику слева и изо всех сил рванул вперед. И мины по дороге тоже не попались, хоть я и ждал их каждую секунду, впереди распахнутые ворота какого-то деревянного амбара, нет, вру, не деревянного, это такие широкие ворота из дерева! Влетел в ворота и с разворота полоснул от живота очередью полукругом. Слева в темноте стон, и я добавил до конца рожка туда, на этот стон и отпрыгнул вправо, где укрылся за массивным ящиком или грудой их, один черт во тьме разберет – один там ящик или груда.
На мою стрельбу ответной нет, видать, я его достал. Напротив в стенке пролом, можно и уйти туда, но не надо оставлять сзади живого врага, он и тебе в спину стрельнет, да и по ребятам бить продолжит. Достал трофейный фонарь и высунул его выше штабеля, нажав на кнопку. На свет стрельбы не последовало, значит, он недееспособен.
Ага! И я, не скрываясь, рванул к нему. И точно, лежит на полу и доходит, давясь кровью. А фриц-то интересный – мундир почти обычный, а вот на погоне два скрещенных якоря под каким-то обозначением. И бескозырка с лентой «Кригсмарине» очень похожа на нашу, если бы этого орла убрать. А вот тельника они (или этот вот кандидат в покойники) не носят. Ну вот, посмотрел я и на немецкого моряка. Поскольку немцы в порт ни одного корабля не протащили, видимо, сидят они тут и склады караулят. Или этот тип из береговой артиллерии? Хрен его разберет. Я с него собрал две яйцеобразные гранаты плюс конфисковал флягу. Винтовкой побрезговал. Сухарной сумки на нем нет, ну и ладно. Добивать не буду, с двумя пулями в легких он уже не опасен. Пусть доходит самостоятельно. Я выскочил из амбара на другую сторону, крутанулся – никого вокруг. Ну, если немцев за этим амбаром нет – так и черт с ними, а где остальные наши? Не все же на катере полегли? И куда дальше двигать?
Да, вопрос на миллион, как в телевизоре. Я громко и от души выразился.
– Товарищ старшина!
Это кто еще? А, это наш Валентин, сам из Астрахани, и фамилия его, кажется, такая же.
– Салага, ты один? А где остальные?
– Ой, товарищ старшина, мы только с Венькой вдвоем еще высадились, да и то в воду, потому как охотник задний ход дал и куда-то ушел, а куда не знаю, в дымзавесе ничего не разберешь.
– А где Венька этот?
Что-то я таких в нашем отделении не припомню.
– Венька – он из отделения товарища старшины Конева, я с ним по Астрахани знаком. Его убило, когда мы из воды вылезли и наверх вскарабкались. Пулемет в него попал, чуть надвое не перерезало!
А вот это совсем здорово, я тут оказываюсь только в компании одного салаги, а катер ушел. И куда он оставшихся высадит – никто не ведает, может и в Геленджик вернуться.
– Ты-то сам не раненый?
– Нет, только мокрый по пояс и мешок уронил!
Ну да, мокрый, но бескозырку на голове сохранил, и автомат в руках. Ладно, хоть на моряка похож остался, а сухари и портянки – дело наживное.
– Автомат намочил?
– Нет, мы, как учили, как только в воде оказались, сразу же вверх оружие подняли!
И еще раз молодец, а росту в нем с метр восемьдесят, так что хоть теперь стрелять без опаски может.
Что же с этим мокрым-то делать? С одной стороны, еще бархатный сезон, а не февраль, так что не замерзнет, с другой стороны, в мокрых штанах под утро может и простыть. Так, а что там в немецкой фляге? Эх, тоже мне кригсмарине, я-то думал, там что-то спиртное будет, а оказался кофе, хотя еще довольно теплый, и привкус алкогольный есть. Вот его Валентину и дадим.
– Эй, Валентин Астраханский, бери фляжку и выпей половину, чтобы согреться. Но гляди – коль развезет, то я тебя протрезвлю!
– Товарищ старшина, я не Астраханский, я Островский…
– Ладно, ладно, дуй кофе и пойдем, пока немцы чем-то заняты! Не тормози, хлебай, хлебай!
Пока салага глотал трофейное пойло, я рассуждал над двумя вопросами бытия: легким и посложнее. Легким вопросом был – сколько покойный немец влил в кофе алкоголя, а посложнее – где мы точно находимся?
От легкого вопроса я ушел следующим образом – вряд ли немцам дают враз более ста граммов рома или чего-то, так что даже если он весь ром вбухал в кофе, то на салагу придется грамм пятьдесят. Надеюсь, выдержит, не охмелеет, не впадет в сонливость или буйство. Ну, даже если сто пятьдесят – опять же должен выдержать! Морской пехотинец же!
Другой же вопрос я решил так, что мы где-то совсем недалеко от «Красного Двигателя». А теперь куда нам податься? Вариантов тоже два – к восточному молу, где наша линия фронта и должно идти наступление, или налево. Там не очень далеко отсюда точно высаживались наши десантники, занявшие клуб на Портовой, вокзал и элеватор. Из вокзала их вытеснили в элеватор, еще их вытеснили из недальнего клуба имени Маркова, но в элеваторе они удержались. В клубе они тоже упорно боролись и тоже дождались прорыва к ним. Деталей прорыва у Восточного мола я не помнил, только вставало в памяти то, что где-то завалился тяжелый танк на переходе через балку и с ним очень долго возились. Но, начав прорыв в ночь на десятое сентября, ориентировочно к началу шестнадцатого войска уже прорвались к железнодорожному вокзалу, при этом деблокировав упорно держащихся морских пехотинцев в элеваторе и клубе. Может, и раньше, но просто шестнадцатое сентября считается днем освобождения города, а к вокзалу наши войска могли выйти и раньше. В то же время получается, что десантники, взявшие вокзал и окрестности, были достаточно быстро блокированы немцами и даже потеснены. Значит, туда явилось много подкреплений немцев. Поскольку сейчас прошло около суток с момента высадки их, то как раз к ним не прорвемся. Поэтому, хотя теоретически до них ближе, лучше прорываться в сторону цемзаводов.
С точки зрения приказа – десант высаживается для содействия войскам армии по прорыву обороны противника и овладению городом Новороссийск. Так что по букве приказа мне правильнее быть у Восточного мола.
Поэтому я изъял у Валентина фляжку и заставил его активно поприседать, пока не вспотеет – чтоб быстрее одежда высыхала. И согрелся.
Дальше я вкратце пояснил ему, что нам предстоит. По каким причинам – ему пока знать рановато.
Теперь ему надо внушить, как быть, если со мной что-то случится, чтобы знал, куда двигаться без меня. Вкратце пояснил, опираясь на те топографические ориентиры, какие должны тут быть. Мы пока идем по территории порта, то есть будет левее всего – какой-то забор, потом правее – железнодорожный путь, еще должны иметься разные складские сараи, хоть каменные, хоть деревянные. Они могут быть и левее, и правее путей. Могут лежать всякие грузы и механизмы, что в свое время не успели вывезти. Дальше цементный пирс. Туда должны выходить какие-то погрузочные механизмы для цемента. Еще чуть-чуть, и судоремонтный завод, он располагается у основания мола. Сразу за ним – электростанция. За нею – наши.
За границей порта могут быть частные домишки, могут быть пустыри. Дальше идет Сухумийское шоссе. Еще выше – трамвайная линия.
А еще выше горы. Горы здесь в две линии, сначала – низкая гряда, после – более высокая, раза в два выше.
Что еще за ориентиры среди зданий?
Во-о-он там – будет завод «Красный двигатель». Он с обеих сторон Сухумийского шоссе, но выше него зданий совсем мало, кажется, три. Теперь движемся в обратную от него сторону. Сразу за заводом течет небольшая речка, а дальше будет кирха. Довольно красивое здание из тесаного камня с башней. Дальше будут и небольшие дома. И чуть побольше. Следующий ориентир – арка в честь миллионной бочки цемента. За нею цементный завод «Пролетарий» и небольшая речка опять. За ним снова жилые дома, а еще чуть дальше – Дворец культуры цементников. Его он не перепутает.
Там – уже наши. Он как раз выше электростанции. Еще я добавил, что здесь уже год идут бои, потому никто знает, на что тут похожи здания. Может, на месте кирхи уже груда обломков, а может, и нет. Вот есть школа двухэтажная на этом промежутке, и есть баня, но целы ли они – не скажу. Я их видел еще до боев. Да и узнает ли он баню? А вот завод – запросто. Особенно просто с цементным заводом – все его здания в той или иной степени облеплены цементной пылью.
Пока же Валентин напитывался мудростью старшего по званию, того самого старшего терзал третий вопрос – как идти? Вдоль забора по портовой территории или подняться выше и петлять по частному сектору?