Черный прибой Озерейки — страница 43 из 46

В последний октябрьский день погода как бы притихла, и мы стали готовиться к высадке. Ну, может даже завтра. Только ветер и волнение усилились, и мы решили, что опять отменят. Не тут-о было! Наступил вечер, и мы двинулись вперед. Нас ждали мало кому известный поселок Эльтиген и недалеко расположенная рыбацкая коммуна «Инициатива». Сохранилась ли она к сорок первому – кто знает, но на карте была обозначена.

В море болтало хуже, чем по пути на Озерейку. Уже не было чем, но все хотелось и хотелось вырвать. На сей раз я плыл на десантном боте, который пока шел на буксире, а перед высадкой должен был завести мотор и рвануться к берегу. А потом, когда мы высадимся, командир бота обязан был перевозить десантников с глубокосидящих катеров. Старшина посудины был из азовских рыбаков, с началом войны его мобилизовали, и он уже два года плавает на разной мелочи – то на катере-тральщике, то на буксире, а вот теперь ему поручено это суденышко. Оно чуть крупнее рыболовного баркаса в его рыбколхозе, так что Петру Николаевичу все привычно. А раз сети ставить не надо и не надо убирать – так еще легче. Погода его беспокоила только с точки зрения того, что легко сбиться с курса. Они до войны в такую погоду, естественно, не ловили, но на пути к месту лова или обратно – попадали, и не раз. «А что ж там: сегодня ты ешь рыбу, завтра рыба ест тебя», – так он закончил свое повествование.

Кое-как, сквозь волны и тошноту, колонна судов дочапала до линии развертывания. И там мы довольно долго ждали, наверное, больше часа. Волнение было балла три, то есть как бы не очень и много, но на нашем низкобортном боте мотало со страшной силой.

Немцы переход и явление нас в виду берега проспали. Видимо, они не рассчитывали, что кто-то вообще туда сунется, в штормовое море. Мы, собственно, тоже не рассчитывали, что благополучно дойдем. В полпятого загрохотали тяжелые орудия с кавказского берега, и под прикрытием этого огня катера и иные плавсредства, что таки дошли, двинулись к берегу. До берега оставалась приблизительно миля, но далась она тяжело. У нас на боте скис мотор, и, пока моторист возился с ним, нас взял на буксир другой катер. Минут через двадцать после этого мотор заработал, но пока с ним возились, я успел горестно подумать, как мы будем высаживаться с неработающим мотором. Сразу вспомнились болиндеры на озерейском пляже. Немецкая артиллерия ожила в полшестого, обстреляв место высадки осветительными парашютными снарядами. Сразу над нам повисло с десяток или больше «люстр», осветив все вокруг каким-то загробным светом.

Но высадка-то уже шла! Больше чем полчаса, и почти час прошел, как начала работать наша артиллерия!

Вот тут и начался очередной круг ада. Как оказалось, часть судов отстала, часть подорвалась на минах еще до высадки. В том числе и катер, на котором шел командир 1331-го полка, что высаживался вместе с нами.

Вторая радость – этот самый бар, который снова нагнало волнами. Где-то в нем были проходы, где-то нет. Поэтому катера либо выбрасывало на бар, либо они слишком рано высаживали десантников. А те, выскочив на него и сделав еще несколько шагов, снова попадали в яму с водой. Иногда выше головы. Испугаешься, не сможешь плыть или не вовремя сбросишь вещмешок – там и останешься. А тут еще чертов штормовой накат. Подошедшие к берегу мелкосидящие катера должны были вернуться, забрать новую волну десантников с глубокосидящих кораблей и высадить их. Но, выброшенные на берег, они не могли это сделать. В итоге глубокосидящие корабли стояли и ждали, когда к ним подойдут и разгрузят их, а подойти было почти некому. На берегу образовалось целое корабельное кладбище из выброшенных на него высадочных средств. Ну, и огонь артиллерии, хоть и проспавшей нас, но делавшей свое дело. Потом выяснилось, что высадилась только половина десантников, а изрядная часть артиллерии потеряна вместе с потопленными катерами.

Хуже всего были тяжелые потери в катерах, которых и так не хватало. На берегу лежало уже десятка с два катеров. Часть из них была еще почти что цела, но с наступлением утра их расстреляли немцы.

Удачнее всех высадились в северной части поселка Эльтиген. Морская пехота Белякова и тот самый полк, в котором я был с неделю в Новороссийске. Они захватили плацдарм и организовали оборону его от подходящих резервов немцев и румын. А наш батальон и тот самый лишившийся командира 1331-й полк были высажены мелкими группами значительно южнее. Прямо под стволы немецкой тяжелой батареи. Не знаю, чего она не стреляла по нам – не то немцы впали в ступор, не то орудия не могли стрелять на таком углу возвышения, но она не устроила кровавую баню на пляже.

Хотя крови там хватало. Проволока, минные поля, проснувшиеся пехотинцы… Куда пропал наш взводный, я так и не заметил. Поэтому пришлось взять команду на себя и решать, что нам делать дальше, куда наступать и что удерживать. Поселок Эльтиген был в километре-полутора от нас. Возможно, где-то рядом существовали и другие важные объекты вроде той самой тяжелой батареи, но без карты о них не догадаешься. Поэтому я счел, что удержание поселка – самое главное. Удержим его – значит, будет куда высадиться подкреплению, да и раненых есть где спрятать в подвалах домов. По пути пришла мысль, что в поселке и колодцы есть, в отличие от пустыря. Своих собралось под два десятка, по дороге присоединялись еще наши ребята и стрелки. Потом я сдал общее командование армейскому лейтенанту, но своим взводом продолжил командовать. Сначала на берегу нам встречались только отдельные немцы в окопах, которых мы быстро передавили. Видимо, это оказались какие-то наблюдатели за берегом, а основной состав сидел где-то в блиндажах и сюда не подошел, что и к лучшему.

При высадке я ухнул в море по середину бедер, и грелся пока быстрым движением. У других была та же картина. Сухих я не видел ни одного. Многие были без вещмешков, а кое-кто вообще без оружия. То, что такое случилось с катерниками, понятно, но и среди пехотинцев многие оказались без него. У нас в бригаде народ четко научили – без оружия на берегу тебе делать нечего.

Через наши головы летели снаряды куда-то в море, но именно по нам немецкая артиллерия не стреляла. Поселок оказался весьма длинным, больше километра вдоль берега. В северной и центральной части уже шел бой, поэтому нам досталась южная часть. Лейтенант скомандовал атаку. Штурмовые группы в нормальном виде мне сформировать не удалось, потому на ходу я сделал две гибридные группы из расчета Дегтярева и гранатометчиков в каждой и еще одну группу, с натяжкой могущую назваться группой закрепления. Двоих катерников, которые были без оружия, оставил сзади до того момента, когда для них оружия найдется. Но такой работы, как в Новороссийске, не случилось. Группы прямо растворились в поселке. Левая группа вместе со мной продвинулась сильнее, правая группа отстала. «Группа закрепления» продвинуться дальше первого дома не смогла. А мы взяли еще два дома (израсходовав все гранаты) и встретились со своей пехотой. Сигнал о взаимодействии был давно известный – поминание родных по восходящей линии, глубоко в родословную погружаться не пришлось. Когда разобрались, то с удвоенной силой ударили в тыл к немцам, что задерживали наших «закрепляющих». Гранат было совсем немного, и те трофейные, но все пошло удачно, так как удара в тыл немцы не ожидали. В двух домах вообще обошлись без них, залетев внутрь и расстреляв немцев в спину. Затем попался большой дом вроде конторы, где все пошло в новороссийском стиле – гранаты и рукопашная в дыму с пылью.

В свалке с меня сбили каску, а вслед за этим мне досталось прикладом по голове, но вскользь. На ногах я устоял и противника отоварил лучше, чем он меня. Голова болела, но куда слабее, чем в Озерейке. Наверное, натренировалась, ведь уже не раз по ней доставалось.

Часам к восьми весь поселок был уже наш, и мы даже начали выдвигаться за него, занимая удобные для обороны участки – выдвинутый вперед скотный двор, высоты за поселком. Следовало спешить и окопаться, пока немцы еще собираются сбросить нас в пролив.

Не устоим – все. Сильно поредевший мой взвод присоединился к 1337-му полку и сейчас спешно окапывался за юго-западной окраиной. Своего начальства я пока не видел, но ко мне подошло еще трое из нашего сводного батальона. Но никто из них не видел ни других офицеров, ни комбата. Хотя я уже успел переодеться и отхлебнуть из фляги, но всё же неприятно холодило ноги. Осталось надеяться, что если работать как экскаватор, то не замерзнешь и не простудишься. В грунте камней хватало, однако лопата его брала.

Немцы собирались часов до десяти, когда по поселку ударили три-четыре батареи, а потом пошла в атаку их пехота. К этому моменту уже оборона на нашем участке существовала, хотя еще слабоватая. Саперы даже потихоньку начали снимать мины с берега и приносить сюда. Но пока атака началась на севере поселка.

Но погода позволила явиться нашим штурмовикам. А потом через пролив полетели снаряды нашей артиллерии с таманского берега. В два часа дня последовала новая атака на нас, уже с танками или самоходками. Немецкая авиация практически не появлялась, но артиллерии у немцев прибавилось, и она работала вовсю. Большая часть атак пришлась на север поселка, но и нам тоже досталось. Потери были серьезные, потому пехота даже забрала из минометных расчетов всех, кого можно, оставив при «самоваре» по два человека. Остальные пошли в цепь. Все правильно. Ибо если не удержимся – на кой нам эти минометы будут? По самоходкам били из ПТР, вызвали на них огонь из-за пролива и таки отогнали. Некоторые немецкие группы едва не прорвались у воды, и отбросить их удалось с огромным трудом. Это многое говорит о боях, потому что там были батальон морпехоты Белякова и все та же 613-я штрафная рота. Один ее взвод держал очень нужную высотку, пока не полег полностью. Но никто не отошел. Так нам потом рассказывали беляковцы.

Не спихнули нас с берега, наверное, потому, что все время над полем боя висели «Илы» и клевали то подходящих, то атакующих немцев. Досталось и самоходкам. Поэтому на