В Англию вирус чумы попал где-то в середине лета на судне, которое бросило якорь в Мелкомб-Реджис, что в графстве Дорсет. Именно в этом порту был зарегистрирован первый случай заболевания. Оттуда Чёрная Смерть, как стали позже называть эпидемию, распространилась сначала по всей Уэст-Кантри[51], в августе достигла Бристоля, а в начале 1349 года добралась до Лондона. Средневековые врачи ничего не знали о причинах заболевания, которое протекало в трёх различных формах — бубонной, септической и лёгочной. Практически все предпринимаемые ими профилактические меры были ошибочными и, следовательно, бесполезными. Единственным более-менее дельным казался совет максимально ограничить круг общения, поскольку инкубационный период болезни был весьма коротким.
После первого же известия о появлении больных в Лондоне король объявил перерыв в работе Парламента, созванного в январе 1349 года. Он приказал закрыть все порты, чтобы остров не потерял своё население, в панике выбиравшее между бегством и смертью. Знать разъехалась по глухим уголкам страны в свои загородные поместья. Вдали от людских скоплений, в отсутствии грызунов, на которых размножались блохи — разносчики чумной палочки, состоятельные англичане в большинстве своём избежали опасности заражения. Так, ни один из 26 рыцарей ордена Подвязки от чумы в первую волну эпидемии не умер.
Эдуард Вудстокский провёл большую часть лета вместе с отцом в отдалённых манорах на западе и юге страны. Однако полностью отгородиться от окружающего мира он не мог. Осенью 1349 года принц отправился в Херефорд, чтобы присутствовать на церемонии переноса мощей святого Томаса Канталупа в новую раку. Несмотря на то, что епископ Херефордский в страхе перед чумой запретил любые скопления народа — в том числе, постановку пьес на площадях и интермедий в городских церквях — при переносе мощей собралась огромная толпа, которую никто не разгонял. Более того, по окончании обряда родственник святого Николас Кантилуп устроил за свой счёт для всех роскошный праздник.
Когда эпидемия утихла, основной заботой Эдуарда Вудстокского и его совета стала борьба с последствиями моровой язвы. Как и у всех других землевладельцев Англии, доходы принца резко упали из-за общего расстройства сельского хозяйства и торговли. К примеру, поступления из Корнуолла за 1350—51 годы составили всего три пятых от сумм, приходивших оттуда в 1347 году. В качестве стимулирующей меры принц решил на время полностью прекратить взимание арендной платы, чтобы арендаторы не отказывались от своих держаний. В этом поступке благотворительности не было ни на малую долю. Эдуард Вудстокский мыслил достаточно практично и понимал, что пострадавшим от безжалостной пандемии платить просто-напросто нечем. Бездумное применение силы уничтожило бы их, а новых арендаторов в тех условиях найти было невозможно. Поэтому принц принял строжайшие меры для обуздания слишком ретивых сборщиков налогов:
«Приказ Джону Дейбернауну, стюарду и шерифу Корнуолла. Есть информация, что слуга архидиакона Корнуоллского учинил много притеснений и вымогательств подданным и арендаторам принца в тех землях, заботясь не столько о спасении и исправлении их душ, сколько о взимании и получении крупных сумм денег под предлогом этого спасения. Так что упомянутые арендаторы не только не могут теперь держать свои земли, но и исполнять то, чем они обязаны принцу. Предупредить и осудить упомянутого слугу под страхом наказания, прекратить указанные вымогательства и притеснения, иначе принц, получив новые жалобы, получит основание предпринять против него и его хозяина такие меры, которые заставят их обоих пожалеть о содеянном»18.
Эдуард Вудстокский готов был идти и на более серьёзные послабления своим подданным, оказавшимся в отчаянном положении. Поступления от оловянных рудников составляли значительную часть доходов принца, поэтому любое их сокращение немедленно и ощутимо ударяло его по карману. Тем не менее — если он находил это оправданным и разумным, то не останавливался даже перед действиями, наносившими некоторый ущерб его собственным интересам:
«До принца дошло, что некоторые люди указанного графства [Корнуолл] скрывают часть своего олова в то время, когда оно должно быть проштамповано — это должно влечь за собой его изъятие. Тем не менее, принимая во внимание нынешние тяжёлые времена и бедность упомянутых людей, он желает в данном случае проявить к ним милосердие. Он приказывает контролёру, стюарду и сборщику налогов взять со всех бедных людей, каковые утаили это олово и сильно пострадали бы из-за его изъятия, приемлемые штрафы, какие те могут себе позволить, принимая в расчёт количество скрытого олова и их состояние»19.
Военные действия во Франции несколько поутихли после заключения перемирия, а также из-за эпидемии чумы, но совсем не прекратились. Более того, англичане чуть было не потеряли Кале — свой важнейший плацдарм на южном берегу Ла-Манша — в результате возникшего там заговора. Одним из командиров гарнизона крепости тогда служил некий Аймерико из Павии. Этот ломбардский наёмник принимал участие в обороне города на стороне французов, но после окончания осады перешёл на службу к Эдуарду III. Именно к нему обратился с заманчивым предложением французский капитан Жоффруа де Шарни. Он посулил Аймерико солидное вознаграждение за то, чтобы тот впустил в город небольшой отряд французов. Ломбардец согласился и назвал де Шарни цену: своё предательство он оценил в огромную сумму — 20 тысяч экю. Однако вскоре Аймерико то ли раскаялся в измене, то ли решил сыграть в беспроигрышную игру и при любом исходе оставить себе путь к отступлению. Так или иначе, но хитрый ломбардец написал послание королю Англии, в котором раскрыл все детали согласованного с французами плана.
Тревожная новость застала Эдуарда Вудстокского в Херефорде, где он проводил сочельник. Получив письмо отца, принц поспешил в Лондон, приказав своим вассалам срочно собирать войска. Уже через неделю вместе с королём он отплыл из Дувра в сопровождении небольшой армии. Несмотря на то, что сборы проходили'в крайней спешке, два Эдуарда прибыли в Кале буквально накануне того дня, когда должно было совершиться предательство.
Они решили устроить засаду. Вокруг подъёмной решётки и ворот главного входа в замок разместились рыцари, спрятанные за фальшивой стеной, казавшейся частью оригинальных укреплений. Несущие деревянные балки подъёмного моста были подпилены так, чтобы выдержать рыцаря в полном вооружении, но сломаться от падения огромного камня, специально установленного на башне ещё за одной ложной стеной. Рыцарь, стоявший у камня, должен был сбросить его, как только в замок войдёт достаточно французов. То, что в город с армией прибыли лично принц и его отец, держалось в строжайшем секрете.
В ночь на 1 января 1350 года Жоффруа де Шарни подошёл к Кале с юго-запада во главе 1500 латников и 4000 пехотинцев, которыми он командовал вместе с известными капитанами пограничья — Эсташем, графом де Рибмоном, Шарлем, сеньором де Монморанси, Ударом де Рента, сеньором д’Эмбри, и Робером де Фиенном по прозвищу Моро. Перед рассветом Жоффруа де Шарни выстроил своих людей на мокром песке между крепостью и морем. Всё вроде бы шло согласно договорённости: ворота открылись, подъёмный мост опустился, решётка поднялась. Навстречу французам вышел сам Аймерико и получил часть обещанной суммы в качестве аванса. Пятнадцать разведчиков прошли до конца моста и не обнаружили никакого подвоха. Тогда к воротам двинулся штурмовой отряд. Но как только он вошёл в замок, на подъёмный мост обрушился камень, решётка упала, на стенах взревели трубы. Рыцари выскочили из своих укрытий и атаковали врага, оказавшегося в ловушке между внутренними и наружными стенами.
Основная часть армии, ожидавшая на берегу сигнала к общему штурму, никак не ожидала такого развития событий. Раздались крики: «Измена! Измена!» Солдаты и даже некоторые командиры, охваченные паникой, ударились в бегство. Эдуард III со своим отрядом и частью гарнизона вышел из южных ворот города, чтобы перехватить бегущих французов. Между тем опытный военачальник де Шарни сумел сплотить вокруг себя оставшихся солдат и выстроить их в боевом порядке. Их оказалось чуть менее половины от первоначального количества. Принц Уэльский, пройдя через северные ворота, атаковал остатки армии де Шарни: «Из этого войска были взяты в плен сир Жоффруа де Шарни с сыном и свирепый воин Удар де Рента, который когда-то служил при дворе господина короля жезлоносцем, но затем стал рыцарем и наёмником французского тирана»20.
Англичане захватили также Эсташа де Рибмона и ещё около тридцати рыцарей. Более 200 французских латников были убиты стрелами или в рукопашной схватке. Граф де Рибмон временно получил свободу — его отправили в Париж, чтобы он сообщил Филиппу VI о разгроме, постигшем французов под Кале. Позже де Рибмон, верный своему обещанию, вернулся в Англию. С ним прибыл Жоффруа де Шарни, тяжело раненый в бою и некоторое время остававшийся в Кале.
Вечером после битвы победители устроили пир в ознаменование очередного успеха английского оружия. Согласно рыцарственному обычаю, на праздник были приглашены знатные пленники. Почётная обязанность подать первую перемену блюд традиционно возлагалась на самого благородного и знатного из присутствующих. Неудивительно, что эта честь выпала на долю Эдуарда Вудстокского. Исполнив свою церемониальную роль, он вернулся за королевский стол, и празднование победы пошло своим чередом.
Принц задержался в Кале ненадолго, и вскоре отплыл назад в Англию. Аймерико из Павии получил от Эдуарда III в награду ежегодный пенсион в 160 фунтов, что было по тем временам значительной суммой. Но наслаждаться безоблачной жизнью ему посчастливилось недолго: через год или два он был захвачен в плен французами. Его страшно пытали, а затем повесили, обезглавили и четвертовали.
По возвращении домой Эдуард Вудстокский был уверен, что долго оставаться в бездействии ему не придётся и что вскоре он примет участие в очередной военной кампании. В придворных кругах ходили упорные слухи о грядущей экспедиции в Северную Францию: опасность возобновления полномасштабной войны по-прежнему висела в воздухе, иногда реализуясь в локальных столкновениях. В предчувствии этого Бартоломью Бергерш-старший даже испросил отсрочку на два года от исполнения принесённого им обета совершить паломничество к гробу Господню.