ью в курсе всех событий, он расскажет более полно обо всём, что мы тут написать не смогли, но вы хотели бы узнать»66.
Другими словами, Эдуард намекал, что победу над превосходящими по численности силами неприятеля ему удалось одержать благодаря Божьей помощи. Ещё более прямо он высказал эту мысль в письме Реджинальду Брайану епископу Вустерскому: «Ваше преосвященство и возлюбленный наш друг! Мы благодарим вас за то, что вы, как мы слышали, неустанно молились Господу за наш успех и за успех наших дел. И мы все уверены, что благодаря вашему благочестию и молитвам Господь поддерживал нас во всех наших начинаниях»67.
На следующий день после битвы принц приказал перенести лагерь к деревне Рош-Премари-Андилье, расположенной в пяти километрах к юго-западу от поля битвы. Здесь армия выстроилась для марша, огромная добыча из разграбленного французского стана была погружена в обозные телеги, к пленникам приставлена надёжная охрана. Эдуард Вудстокский отправил гонцов: Томаса Реда с изложением своих дальнейших планов к герцогу Ланкастерскому, а Джеффри Хеймлина с накидкой и шлемом короля Жана II в качестве убедительного свидетельства одержанной победы — в Лондон.
Получив послание сына, Эдуард III постарался, чтобы добрые новости распространились по стране как можно шире. Он писал представителям высшего духовенства с тем, чтобы они распространили его слова по приходам:
«Девятнадцатого дня минувшего месяца сентября около города Пуатье встретил его [принца Уэльского] Жан де Валуа, не по праву захвативший то королевство, с очень большой армией. И там обе армии вступили в сражение, и началась упорная битва. Но небесное правосудие не попустило случиться несправедливости, и упомянутый Жан попал в руки нашего упомянутого сына, и был пленён, как и множество других знатных и могущественных мужей с ним, а также латников и простых солдат. А нашим людям ущерб нанесён был невеликий»68.
Армия направилась в Бордо достаточно бодрым темпом, проходя примерно по 30 километров в день. Принц повёл её через Куе и Рюффек. Форсировав Шаранту у Вертея 24 сентября и обойдя Ангулем через Мутон и Ла-Рошфуко, она продолжила движение на юго-запад к Вильбуа-Лавалетту, Сен-Олею и Сен-Антуан-сюр-Л’Илю. 30 сентября войска вошли в Сен-Эмильон, а 2 октября — в Бордо. Правда, Эдуард Вудстокский и король Жан II задержались в Либурне, где ожидали, когда в городе для них будет подготовлена достойная резиденция. И две недели спустя они торжественно вступили в столицу Аквитании. Толпы горожан собрались посмотреть на доблестного принца и его высокородного пленника.
Эдуард Вудстокский и пленённый им Жан II провели зиму в Бордо. Они жили в надёжно охраняемом дворце архиепископа — огромном обветшалом особняке, зажатом между нефом нового собора и древней городской стеной. С пленником обращались соответственно его высочайшему статусу, и заключение было совсем не строгим. Короля повсюду сопровождали личные слуги, его бывшие министры, советники и товарищи по оружию, также попавшие в плен при Пуатье. Такой блестящей свиты, пожалуй, у него не было и в Париже. Граф д’Арманьяк, которому въезд в Бордо был по понятным причинам заказан, тем не менее получил разрешение прислать мебель для обустройства королевских апартаментов и серебряное блюдо для монаршей трапезы. Таким образом, у Жана II фактически сформировался собственный двор, хотя управлять Францией из дворца архиепископа Бордоского он, естественно, не мог.
Военных действий в ближайшее время Эдуард вести не собирался, поскольку у него было по горло проблем с высокородным пленником. Пока участники кампании Пуатье развлекались, тратили добытое ими добро и предвкушали скорое возвращение домой, принц погряз в дипломатической переписке. Гонцы беспрерывно сновали из Бордо в Лондон и обратно, доставляя в столицу отчёты о тяжелейших дебатах по поводу перемирия, и возвращаясь в Аквитанию с инструкциями. Переговорщики постоянно сталкивались с серьёзными противоречиями, которые надо было оперативно разрешать. Например, неясно было, в каком статусе следовало рассматривать французского короля — по большому счёту, в глазах англичан он был лишь де-факто правителем Франции, а не её монархом. С другой стороны, как мы помним, принц не получал полномочий иметь дело с главнокомандующим вражеской армии. Эдуарду III пришлось срочно присылать ему грамоту с дополнительными разъяснениями:
«Также сына нашего мы сейчас делаем, назначаем и утверждаем управляющим, распорядителем и нашим специальным представителем. Той же [грамотой] даём и предоставляем ему полную и неограниченную власть, полномочия и специальный мандат для переговоров за нас и от нашего имени с вышеуказанным нашим врагом Францией и её представителем или представителями или с любыми другими лицами»69.
Сильно мешало конструктивному течению переговоров и то, что представителем папы снова оказался кардинал де Талейран-Перигор, скомпрометированный в глазах как французов, так и англичан в битве при Пуатье. Первые не могли простить ему попыток заключить перемирие перед сражением, ибо именно постоянные проволочки позволили принцу хорошо подготовиться к обороне. Вторые выдвигали куда гораздо более серьёзные обвинения: после того, как кардинал-миротворец покинул, наконец, поле боя, часть его людей осталась там и сражалась на французской стороне. Перигору пришлось добиваться аудиенции у принца и представлять доказательства своей невиновности — впрочем, ему это вполне удалось.
Хотя Эдуард Вудстокский и получил от отца полный карт-бланш, он был достаточно опытным политиком, чтобы не выпускать Жана II за выкуп и не принимать любое другое решение о судьбе короля по своему личному усмотрению. Напротив, принц послал в Лондон своего камергера Лоринга не просто в качестве гонца. Он поручил сэру Нилу узнать у Эдуарда III, каким именно образом тот предполагает воспользоваться сложившейся невероятно выгодной для Англии ситуацией. Но английский король, в свою очередь, с ответом не торопился, поскольку совершенно явно находился в замешательстве. Известие о пленении самого короля Франции было настолько ошеломляющим, что королевский совет заседал в Вестминстере денно и нощно, но так и не пришёл к какому-то определённому решению. В результате сэр Нил Лоринг задержался в Лондоне до конца декабря и в конце концов вернулся в Бордо с весьма туманными указаниями, которые язык не поворачивается назвать инструкциями.
Через две недели после Рождества в Сентонже собралась представительная конференция. Французские уполномоченные остановились в Мирамбо — последнем замке в этой области, остававшемся в их руках. Англичане расположились в Блае. Эдуард Вудстокский личного участия в переговорах не принимал, возложив их ведение на двух опытных клерков. Первым был Уильям Линн, декан Чичестера, специально прибывший из Лондона. Вторым — коннетабль Бордо Джон Стретли, закончивший в своё время юридический колледж Оксфорда и в течение долгого времени находившийся на королевской службе. Кроме того, английскую сторону представляли члены военного совета принца — графы Уорикский и Саффолкский, лорды Кобэм и Бергерш, Стаффорд, Чандос и Лоринг, а также три гасконских сеньора, тесно связанные с англичанами: Жан де Грайи, капталь де Бюш, Гийом-Санш, сир де Помье, и Бертран де Монферран. Помимо двух опытнейших клерков опыт по части межгосударственных переговоров был разве что у графа Саффолкского: на этом поприще Роберт де Аффорд подвизался уже около двадцати лет и мог считаться знатоком дипломатии — в частности, он принимал активное участие в переговорах 1347 и 1350 годов, проходивших в Кале. С французской стороны в конференции принимали участие кардинал Пьер де ла Форе, Гийом де Мелён, архиепископ Санский, и семеро пленников — Жак де Бурбон, Жан и Шарль д’Артуа, графы де Танкарвиль и де Вантадур, д’Одреем и Бусико, — а также бывшие королевские министры Симон Бюси и Робер де Лорис.
Папские посредники наивно полагали, что переговоры будут мирными, доброжелательными и конструктивными, однако на деле ни Англия, ни Франция не стремились к установлению прочного мира. Собственно, всю работу конференции мог свести на нет один-единственный вопрос о полномочиях. Ведь если для англичан статус самого короля Франции был спорным, то какой вес могли иметь слова временного главы государства дофина Шарля, который выступал лишь в качестве королевского наместника? При этом его реальная власть и влияние представлялись весьма шаткими даже французам.
В среде французского дворянства ходили слухи, что переговорщики обсуждали некий конкретный проект мирного договора. И он, дескать, был отвергнут Эдуардом III, поскольку содержал огромное количество пунктов, по которым прийти к общему знаменателю было попросту нереально. Так или иначе, но результатом этой конференции, длившейся два месяца, стало лишь куцее перемирие, подписанное 23 марта 1357 года в Бордо. Оно должно было продолжаться до Пасхи 1359 года, и касалось не только Англии и Франции, но и всех союзников обеих сторон. Что касается условий договора, то они практически совпадали с условиями перемирия, заключавшегося на 1347—55 годы.
После ратификации сторонами мирного соглашения Эдуард Вудстокский послал письменный приказ герцогу Ланкастерскому оставить в покое город Ренн в Бретани, осаду которого тот вёл в союзе с наваррцами. Однако устные инструкции принца, по всей видимости, были прямо противоположными, поскольку Генри Гросмонтский и не подумал отвести войска от городских стен. Более того, он прямо заявил, что действует в интересах Жана де Монфора, претендента на герцогство Бретонское, а это чисто феодальная распря, не имеющая никакого отношения к межгосударственным делам.
Надо сказать, что достаточно вялая осада Ренна интересна только лишь одним аспектом. Именно тут впервые заявил о себе бретонец Бертран дю Геклен[77], ставший впоследствии коннетаблем Франции несмотря на захудалость его рода. Этот дю Геклен был единственным французским командующим, славу которого его соотечественники пытались, пусть и не очень обоснованно, приравнять к славе Эдуарда Вудстокского. Ну а тогда никому ещё не известный бретонец с непривлекательной внешностью командовал полупартизанскими-полубандитскими формированиями, находившими убежище в лесах и болотах Восточной Бретани. Он организовывал диверсии в тылу войск герцога Ланкастерского, нападал на продовольственные обозы и устраивал засады на небольшие английские отряды.