Эдуард Вудстокский продолжал участвовать в турнирах. В марте и апреле он сражался на поле в Смитфилде, затем в Чипсайде — торговом квартале Лондона. Это последнее состязание привлекло к себе внимание самых широких слоёв английского общества и вызвало резкое осуждение у наиболее набожной части населения. Всё дело в том, что зачинщики турнира появились на поле в образах семи смертных грехов. Хронист Джон из Рединга, монах-францисканец, был твёрдо убеждён: именно сие богопротивное действо привлекло в Лондон большое количество злых духов, которые затем не покидали города до самого конца года2.
В отличие от злых духов, обосновавшихся, по словам вышеупомянутого Джона из Рединга, в столице, Эдуард Вудстокский со своей молодой женой в конце весны Лондон опять покинул и обосновался в Кеннингтоне, где и провёл всё лето. Оттуда он выбирался нечасто, и всё время по делам: дважды в Питерборо, на неделю в свой манор Буши и несколько раз по необходимости — в столицу. В июле завершились, наконец, долгие приготовления к его инвеституре: в присутствии могущественнейших английских баронов 19 июля 1362 года в Вестминстере он получил патентные грамоты и принёс оммаж королю за своё новое владение — возведённую в ранг княжества Аквитанию:
«По определённым причинам, которых имеется немало, мы, согласно нашим патентным грамотам, отдаём, отказываем и даруем нашему дорогому сыну Эдуарду принцу Уэльскому пожизненно все земли, сеньории, города, городки, замки, крепости, местечки и доходы, которые принадлежали или принадлежат нам в названных частях Гаскони и Аквитании, а также те, что переданы королём Франции, нашим братом, согласно объявленному и утверждённому между им и нами миру. Да носит он титул принца Аквитанского с этого момента и до скончания дней его жизни»3.
Жалованная грамота на княжество представляла собой подлинное произведение искусства. Она была написана каллиграфом Джоном Фретоном и украшена клерком принца Джоном Карлтоном в восточноанглийском стиле, как приличествовало украшать важные документы. Полномочиями Эдуард Вудстокский, согласно полученным грамотам, наделялся весьма широкими — даже по сравнению с теми, которые он получил при назначении наместником в 1355 году. После пространного вступления, в котором говорилось о том, что король не может лично участвовать во всех делах своих земель, и что первейшая обязанность старшего сына заключается в помощи отцу, Эдуард Вудстокский объявлялся принцем Аквитанским. Затем три отдельные статьи определяли границы княжества, условия его власти и полномочия. Помимо основной патентной грамоты, королевская канцелярия составила подтверждающие документы для жителей Аквитании с требованием повиноваться отныне Эдуарду Вудстокскому и с освобождением их от всех прежних клятв и платежей королю, поскольку они переходят в подданство к принцу.
Лондонский гравёр Джон Хилтофт изготовил для принца малую печать с изображением трёх страусовых перьев — его личной эмблемы, которую он принял в честь погибшего в битве при Креси доблестного Иоганна Слепого, короля Богемии. Впоследствии три белых страусовых пера, перехваченные золотой короной, и голубая лента с девизом Ich diene по низу стали официальным знаком принцев Уэльских.
Подготовка к путешествию в Аквитанию начались немедленно после принесения оммажа. Эдуард Вудстокский получил значительную сумму из внесённой королём Жаном II части выкупа — как в качестве возмещения его расходов на минувшую кампанию, так и на организацию переезда в Гиень. Затраты на экспедицию были оценены в 5000 марок, а путешествие на континент, содержание войска, обустройство на новом месте и другие неизбежные издержки — в 15 004 фунта 19 шиллингов 4 пенса. Однако принцу этого показалось мало, и он дополнительно занял у графа Эранделского 1000 фунтов на покрытие текущих расходов.
Отправляясь на континент, Эдуард Вудстокский вовсе не собирался изменять привычному образу жизни. В числе слуг, которых он брал с собой, оказались шестеро менестрелей и его доверенный ювелир: «Соглашение между советом принца и Лайоном-ювелиром, что принц оплатит в разумных пределах расходы последнего, а также содержание двух его лошадей и двух грумов во время путешествия из Лондона в Бордо, как и переправу лошадей. По прибытии он предоставит ему дом, пригодный для проживания. За это Лайон будет служить принцу и принцессе прежде, чем всем прочим, во всех вопросах, касающихся его ремесла, за разумную плату»4. Такой же договор Эдуард Вудстокский заключил с вышивальщиками Гансом из Страсбурга и Дитрихом из Кёльна, которые сопровождали его в Бордо с тремя лошадьми и тремя слугами.
Принц надеялся, что сможет отплыть в Аквитанию не позднее осени 1362 года. И действительно, 25 августа он выехал из Лондона в Корнуолл — сначала в Рестормел, оттуда в Лискард. Затем Эдуард прибыл в Плимптон, где оставался в течение шести недель — то ли в ожидании попутного ветра, то ли завершая неотложные дела. С ним находились Джон Стретли и Джон Херуэлл — бывший и будущий коннетабли Бордо. Когда все сроки, намеченные принцем, прошли, он понял всю безнадёжность своих попыток покинуть Англию до Рождества. Тогда Эдуард Вудстокский назначил своим войскам сбор на весну 1363 года:
«Приказ сэру Джону Делвзу, заместителю судьи Честера, и мастеру Джону де Бранэму, тамошнему камергеру. Поскольку принц твёрдо решил отплыть вскоре за море в Гасконь, отобрать, испытать и снарядить 200 самых лучших и сведущих в своём деле лучников, каких только удастся найти в графстве Честер, и чтобы ни один не уклонился от этого. Они должны быть готовы самое позднее к грядущей Пасхе. Камергеру поручается одеть их в белое и зелёное, как было заведено прежде. При их отбытии к принцу он должен выплатить им месячное содержание авансом»5.
Сам Эдуард Вудстокский 18 февраля вернулся в Рестормел, куда по его распоряжению должны были прибыть войска.
Фактически отплытие задержалось на более длительный срок, поскольку собрать требуемое количество кораблей никак не удавалось — с этой проблемой так или иначе сталкивалась любая сколько-нибудь значимая экспедиция на континент. Принцу пришлось дважды съездить в Виндзор к отцу, и только после вторичного визита дело сдвинулось с мёртвой точки. Наконец, 9 июня 1363 года принц и принцесса Уэльские в сопровождении Томаса де Бошана графа Уорикского отплыли из порта Плимута.
Новый владыка Аквитании прибыл в Бордо с небольшой армией, состоявшей из 320 лучников, а также 250 латников, в числе которых были три баннерета и 60 рыцарей-бакалавров. Знать и горожане собрались в соборе Сен-Андрэ, где им были продемонстрированы грамоты, запечатанные большими печатями зелёного и белого воска, а также зачитан на окситанском языке королевский указ, объявлявший Аквитанию владением Эдуарда Вудстокского. И владение это было поистине огромным — по площади оно занимало примерно треть всей территории Франции, включало в себя две 24 епископии, объединённых в 2 архиепископии, и 13 сенешальств.
Первым сеньором, принёсшим оммаж новому сюзерену, стал Арно-Аманье д’Альбре, сын верного сторонника англичан Бернара-Эза IV. За ним преклонили колени перед принцем Гийом-Санш, сеньор де Помье и Жерар де Тарта. Затем начали подходить и другие соратники Эдуарда по военной кампании 1355—56 годов. Всего в этой, самой первой церемонии приняли участие 58 рыцарей и оруженосцев. Позже, уже в архиепископском дворце, который вновь стал резиденцией Эдуарда Вудстокского, 15 июля оммаж принесли ещё пятеро рыцарей. Потом пришёл черёд простолюдинов: в соборе Сен-Андрэ принц принял клятвы верности от представителей городов, расположенных по рекам Дордонь и Гаронна, а также от депутатов от Байонны, Дакса и Сен-Совера. До самого конца июля одна за другой в Бордо прибывали делегации из самых отдалённых уголков Аквитании. Последними явились уполномоченные из Бигора — небольшого горного графства со столицей в Тарбе, расположенного на северных склонах Пиренеев в верхнем течении реки Адур.
В начале августа Эдуард Вудстокский отправился в путешествие по своему новому домену — точно так же, как короли Англии по восшествии на трон предпринимали вояжи по главным городам своего королевства. В те времена, когда единственным достаточно «скоростным» транспортным средством были лошади, основная часть населения передвигалась по дорогам пешком — нечасто и недалеко, поскольку работа и хозяйство приковывали к дому. Правитель, если только он не отличался крайним простодушием или не полагался опрометчиво на приближённых и советников, мог составить представление об истинном положении дел в отдалённых уголках своих владений, лишь появившись там собственной персоной.
Итак, 4 августа 1363 года принц прибыл в Бержерак, где принял клятву верности от Остенса де Сен-Коломба, епископа Сарлаского. С 10 по 15 августа он находился в Перигё, где встретился с депутатами из Керси и Руэрга — восточных областей Аквитании. Три дня спустя Эдуард Вудстокский въехал в ворота Ангулемского замка, который приглянулся ему с первого взгляда. Первый средневековый замок на скальном выступе, доминирующем над рекой Шаранта, был воздвигнут в 886 году графом Алдуином, а таким, каким его увидел принц, он стал в конце XIII века, когда Юг XIII де Лузиньян приказал соорудить многоугольную главную башню, названную его именем. С тех пор Ангулемский замок стал одной из любимейших резиденций Эдуарда в Аквитании.
Оттуда путь принца лежал в Коньяк, куда он добрался к 23 августа. Там он подтвердил все старые хартии о вольностях, выданные городу. Больше того, Эдуард согласился оплатить из своих средств ремонт городских укреплений, хотя горожане обязаны были сами поддерживать их в приличном состоянии. Посетив Сентонж и Сент, принц 26 августа прибыл в Сен-Жан-д’Анжели.
Затем Эдуард Вудстокский отправился в Ла-Рошель — самый неспокойный и мятежный из всех городов в его владениях. Однако это был важный порт на атлантическом побережье, через который велась активная торговля вином и солью. Поэтому принцу было необходимо во что бы то ни стало заручиться поддержкой его жителей, пусть даже формальной. Он потребовал клятвы верности от 16 человек, пользовавшихся в городе наибольшим влиянием. Сентябрь и октябрь Эдуард провёл в Пуатье, принимая оммажи от пуатевинских дворян во главе с Гийомом Л’Аршевеком, сеньором де Партене. Нескольким аббатствам вокруг столицы графства были пожалованы средства на ремонт укреплений, подобно тому, как это было сделано в Коньяке.