Принц был вполне удовлетворён, ибо он полностью выполнил приказ отца и взятые на себя обязательства. После такого разгрома, какой потерпели сторонники узурпатора, они не имели никакой возможности сопротивляться возвращению на трон Педро Жестокого. В понедельник 5 апреля Эдуард Вудстокский писал своей жене Джоанне в Бордо: «Моя дражайшая, обожаемое сердце, возлюбленная супруга! Мы приветствуем вас от всей души и желаем вам всего наилучшего. Вот новости, которые вам, наше сердце, хотелось бы знать. Подруга наша, мы стояли лагерем в полях вблизи Наваррете 2 апреля, и там получили известие, что Бастард Испанский со всей своей армией расположился в двух лигах от нас у реки Нахера.
На следующий день очень рано утром мы снялись с лагеря, чтобы двинуться на него, и послали вперёд наших разведчиков, чтобы выяснить, в каком состоянии находится армия упомянутого Бастарда. Они донесли нам, что тот занял позицию и выстроил свои войска на удобном месте и ждёт нас. Поэтому мы в свою очередь выстроились в боевой порядок и сражались так хорошо по воле и милости Божьей, что Бастард и все его люди были побеждены благодаря помощи Господа нашего. От пяти до шести тысяч воинов были убиты, и мы взяли много пленных, чьих имён пока не ведаем. Однако среди них точно находятся брат упомянутого Бастарда дон Санчо, граф де Дения, мессир Бертран Геклен, маршал д’Одреем, мессир Хуан Рамирес, мессир Жан де Нёвиль, ле Краон, ле Бек де Виллен, сеньор Каррильо, магистр ордена святого Иакова, магистр ордена святого Иоанна и различные шателены, чьих имён мы не знаем — до двух тысяч благородных пленников. Что касается самого Бастарда, то мы до сих пор не имеем представления, взят он в плен, убит, или бежал.
И после указанной битвы остановились мы на ночь в лагере упомянутого Бастарда, в его собственных палатках, и там отдохнули лучше, чем где-либо в последние четыре или пять дней. И оставались мы там весь следующий день. В понедельник, то есть, в день, когда пишется это письмо, мы снялись с лагеря и двинулись на Бургос, где мы успешно завершим наш поход с помощью Господа. Вы будете рады узнать, дорогая супруга, что мы, наш брат Ланкастер и все знатные дворяне нашей армии чувствуют себя хорошо, слава Богу, за исключением только мессира Джона Феррерса, который бился яростно»21.
С этим письмом в Лондон был отправлен слуга принца Франскин Форрест. Он также должен был доставить в Англию боевого коня Энрике Трастамарского, захваченного в битве при Нахере — в качестве неопровержимого, материального подтверждения очередного триумфа английского оружия.
Эдуарду Вудстокскому следовали два самых крупных выкупа: за лучшего из французских военачальников того времени Бертрана дю Геклена принцу причиталось 100 тысяч кастильских двойных мараведи, или примерно 19 200 фунтов. Альфонсо, графа де Дения, отчаянно бившегося в рядах баталии Энрике Трастамарского, захватили английские оруженосцы Роберт Хоули и Ричард Чемберлен, которые затем передали пленника принцу в обмен на обещание компенсации. Выкуп за Альфонсо был установлен в размере 150 тысяч двойных мараведи.
Когда перед Эдуардом Вудстокским предстал Арнуль д’Одреем, их встреча чуть не кончилась трагедией. Английские и французские обычаи того времени по свидетельству очевидцев были значительно менее жестокими, чем испанские. Англичане и французы после достижения соглашения по сумме выкупа отпускали пленников на свободу под честное слово, в то время как испанцы держали их в строжайшем заключении, а о сборе необходимых средств предоставляли заботиться родственникам и друзьям. Но маршал не выплатил ещё своего выкупа за прошлое пленение, которое произошло одиннадцать лет назад при Пуатье. По всем писаным и неписаным рыцарским законам до полного погашения долга он не имел права вновь поднимать меч против того, кто взял его в плен. Эдуард Вудстокский угрожал казнить д’Одреема как обыкновенного предателя, но маршалу удалось убедить принца, что никаких правил он не нарушил. Оба они, говорил д’Одреем, сражались за других: маршал — за Энрике, принц — за Педро. То есть, д’Одреем воевал не против принца, а всего лишь против дона Педро, на что имел полное право. Да и сам принц не был главнокомандующим англо-гасконской армии, а только её капитаном. Необычным капитаном, благоразумно оговорился тут маршал, превосходящим своими военными талантами любого другого капитана, но тем не менее, по факту дело обстояло именно так. Эдуард Вудстокский повёл дело так, что заставил восхищаться собой даже испанских хронистов:
«Двенадцати рыцарям принц приказал заслушать и рассудить это дело. Они заявили, что их решение таково: в своих речах маршал был прав, он защищался как рыцарь. И они сказали принцу, что маршал отвечал превосходно, и в соответствии с законом, и признали, что он защитил себя от обвинений, выдвинутых принцем. И принц со всеми рыцарями были весьма рады, что маршал нашёл веские аргументы для оправдания, поскольку он был добрым рыцарем. Доводы, к которым прибег маршал, были крайне важны: после вынесения этого приговора любые подобные претензии, предъявляемые воюющими сторонами друг другу, разрешались подобным же образом»22.
Тут автор заметок Лопес де Айала был абсолютно прав — первым среди тех, кому пошёл на пользу прецедент с Арнулем д’Одреемом, оказался сам Бертран дю Геклен. Ведь сэр Джон Чандос предъявил ему точно такие же претензии, и точно также бретонец избежал суровой кары.
В отличие от принца, вполне удовлетворённого исходом боя, Педро Жестокий остался недоволен. Тела Энрике Трастамарского, его главного врага, среди погибших не нашли. Узурпатор бежал сначала в Арагон, потом во Францию, но на тот момент об этом ничего не знали ни шпионы, ни пленники. Не улучшали настроения дона Педро и участившиеся конфликты между ним и Эдуардом Вудстокским. Первое серьёзное столкновение произошло из-за пленных. Если принц рассматривал их исключительно в рыцарской парадигме — в качестве достойного способа получения выкупа, то Педро Жестокий видел в них мятежников и политических противников, подлежащих публичному уничтожению.
В полном соответствии со своими представлениями о законности дон Педро незамедлительно предал казни Гомеса Каррильо де Кинтана, камергера Энрике Трастамарского, а с ним ещё трёх знатных кастильцев. Далее ему случилось опознать среди пленных известного военного механика, который год назад переметнулся от него к узурпатору. Педро набросился на несчастного и собственноручно убил его. Гасконский рыцарь, захвативший злосчастного механика в плен, был в ярости из-за потери выкупа и пожаловался принцу. Только после личного вмешательства Эдуарда спонтанные расправы прекратились. Вторым камнем преткновения стало выполнение условий договора. Педро Жестокий стремился как можно скорее укрепить свои позиции в качестве короля Кастилии, в то время как Эдуард Вудстокский желал получить оговорённую плату и вернуться в Аквитанию. Однако надежды принца на быстрое и успешное завершение столь блестящего в военном отношении похода не сбылись.
Педро Жестокий торжественно вступил в свою столицу Бургос 7 апреля 1367 года. Эдуард и его войско расположились за чертой города. Сам принц остановился в монастыре Лас Уэльгас, где находилась усыпальница кастильских королей. Начались долгие и сложные переговоры по сумме выплат. Только подсчёт долгов короля Кастилии занял почти месяц. Он был определён в 2720 тысяч золотых флоринов — гигантскую сумму, сравнимую по величине с выкупом короля Жана II Доброго. Но при этом была всё-таки небольшая разница между Францией, богатейшей страной Европы, которой оказалось не под силу его собрать, и куда более бедной Кастилией. Педро Жестокий настаивал на том, чтобы в окончательном расчёте была учтена стоимость драгоценных камней, проданных им в Гаскони перед началом похода. Он также наотрез отказывался отдавать кастильские замки в качестве обеспечения выплат на том основании, что это сильно ослабит его власть.
Наконец, все детали были согласованы, и 2 мая состоялась торжественная церемония в Бургосском соборе, на которой стороны обменялись взаимными обязательствами. Ещё один документ был подписан 6 мая в Лас Уэльгасе. Он гласил, что половина суммы должна была выплачена в течение четырёх месяцев, после чего английская армия оставит Кастилию. К тому времени Эдуард Вудстокский уже полностью перестал доверять своему союзнику. Он приказал английскому отряду занять городские ворота и нести там караул, пока принц находится в Бургосе. На примыкающей к собору площади Эдуард расставил тысячу латников и лучников. Кроме того, его повсюду сопровождали 500 пеших латников.
После подписания обоих документов Педро Жестокий отправился в Толедо, чтобы немедленно начать сбор денег для оплаты услуг англо-гасконской армии. В окрестностях Бургоса сложно было найти провиант, поэтому Эдуард увёл оттуда свои войска в Вальядолид. Летняя жара усилилась, армия страдала от голода и дизентерии. Заболел этой болезнью и сам принц, причём в очень тяжёлой форме.
Король Кастилии, вопреки распространённому мнению, честно пытался собрать требуемые средства. Он влезал в кредиты, поднимал налоги, требовал взносов от местных общин. Так, 20 мая Педро Жестокий из Толедо писал горожанам Мурсии и просил их не только оплатить все текущие налоги, но и авансом внести подати, следуемые с них до конца года. Аналогичные письма он разослал по другим городам. С отдельным посланием дон Педро обратился к одной из еврейских общин Куэнки, в котором просил о кредите. Все вырученные таким образом средства должны были пойти принцу Уэльскому.
Если усилия по сбору денег были, похоже, совершенно искренними, то в вопросе передачи союзникам обещанных по договору земель король Кастилии вёл себя откровенно недобросовестно. Так, он обязан был подписать хартии по передаче Бискайи и Кастро-Урдьялеса принцу, а графства Сория — Чандосу. Формально дон Педро это сделал, и принц добавил ещё один титул к тому пышному букету, которым он уже обладал. Но за подтверждение передачи графства Чандосу кастильское казначейство заломило такую непомерную плату, что тот предпочёл даже не обсуждать вопрос и отказался от дара.