— Клянусь, — сказал Джон.
Далее архиепископ предупредил Джона, что исполнение монарших обязанностей отныне становится его святым долгом, а нарушение клятвы повлечет за собой Божью кару.
На голову Джона возложили корону, и с этой минуты он стал королем Иоанном. Однако вопреки обычаю новоиспеченный монарх отказался причащаться святых тайн, хотя причащение считалось неотъемлемой частью церемонии, закреплявшей принесенную присягу.
После того как коронация завершилась, Джон и все приглашенные отправились пировать — ради такого случая на кухне зажарили двадцать быков.
На следующий день лорды один за другим принесли новому королю присягу.
Отныне Джон, он же Иоанн, стал не только герцогом Нормандским, но и королем Английским.
ДЕВУШКА В ЛЕСУ
Теперь Джон со всех сторон был окружен важными государственными мужами. Торжественные церемонии, освященные ореолом веков, воспоминания о великих предшественниках — Вильгельме Завоевателе, Генрихе Льве Правосудия, даже о собственном отце Генрихе II — повергали Джона в трепет. Он решил, что будет лучше до поры до времени прислушиваться к мнению советников.
Первым делом он принял Вильяма Маршала, чтобы поблагодарить достойного рыцаря за поддержку. Было бы совсем неплохо, если бы Маршал стал служить новому королю столь же бескорыстно и преданно, как прежде служил его брату и отцу.
Вильям уверил Джона в своей беззаветной преданности. В присутствии этого прославленного человека Джон поневоле притих. Он сразу же подтвердил право Маршала носить титул графа Пемброка, доставшегося рыцарю через женитьбу. Король дал понять, что прислушается к любому совету столь мудрого наставника.
Вильям выразил удовлетворение по поводу того, что Англия и Нормандия признали Джона своим монархом. А что касается Анжу, то их мы еще отвоюем, пообещал он. Когда на престол восходит новый король, всегда находятся претенденты, считающие, что у них тоже есть право на корону. Главный источник проблем — континент, но все английские короли, начиная с великого Завоевателя, были вынуждены сражаться за свои заморские владения.
Однако на сей раз первая угроза грянула не на юге, а на севере.
Вильям Лев, король Шотландский, отправил Иоанну Английскому послание: если Англичанин желает, чтобы Шотландец принес ему присягу верности, как его предшественнику, королю Ричарду, нужно вернуть северному соседу графства Нортумберленд и Камберленд. Это произошло еще тогда, когда Джон находился в Нормандии. Вынужденный сдерживать натиск Филиппа и Констанции, он ответил шотландскому королю уклончиво — мол, вернусь в Англию, и тогда мы все уладим.
Однако после коронации Вильям вновь потребовал северные территории. Его посланец заявил, что шотландский король все равно получит эти земли — если не добром, так войной.
Маршал считал, что король Шотландский вряд ли станет затевать большую войну и скорее всего пытается взять Джона на испуг. Однако открытого столкновения нужно избежать любой ценой. Гораздо важнее отвоевать у французов Анжу.
— Предложите ему переговоры, — посоветовал Маршал. — Напишите любезное письмо — согласитесь встретиться с ним лично и обсудить все спорные вопросы. А тем временем мы будем готовить армию для вторжения на континент. Архиепископ Йоркский встретит шотландского короля, сопроводит его к месту переговоров. Стойте на своем, не уступайте, однако все время выдвигайте новые условия. Ваш отец мастерски владел искусством дипломатии.
Джону это порядком надоело, что Маршал без конца поминает его отца, однако приходилось с этим мириться. Нельзя забывать, что именно Вильям Маршал, по сути дела, сделал Джона королем. Обижать этого человека нельзя… Во всяком случае, до поры до времени.
И Джон написал шотландскому королю письмо, продиктованное Маршалом. Было решено, что встреча двух монархов состоится в Нортгемптоне. Английский король прибыл в этот город первым, однако вместо Вильяма приехал гонец с очередным ультиматумом: или северные графства будут немедленно переданы шотландской короне, или войско Вильяма вторгнется в Англию.
Джон впал в панику. Невозможно вести войну на севере, когда назревает война на юге. Оказывается, не такое уж веселое занятие — быть королем. Войны, войны, сплошные войны. А когда радоваться жизни? Отец, тот всегда любил войны. Хотя, если припомнить, то получится, что Генрих II предпочитал дипломатические победы военным. Как-то раз он сказал, что стяжал больше славы не на полях сражений, а за столом переговоров.
Отличный пример, надо будет ему последовать.
И тут случилось настоящее чудо, Джону необычайно повезло.
Вильям Шотландский, уже готовый идти войной на Англию, заехал поклониться мощам некоего святого. Когда он стоял на коленях перед гробницей и молился, внезапно раздался голос, произнесший слова предостережения: если Шотландия пойдет войной на Англию, страну ждут неисчислимые беды.
Под впечатлением этого чуда Вильям распустил армию и перестал настаивать на возвращении северных провинций. Для Джона все получилось очень удачно. Можно было забыть о северном соседе и заняться французскими делами.
Джоанна и Беренгария добрались до Руана и сделали там остановку. Графиня Тулузская должна была вот-вот разрешиться от бремени. Обе женщины пребывали в глубокой печали. Они вспоминали умершего Ричарда, неустанно нахваливали друг другу добродетели покойного короля. Казалось, Беренгария забыла о долгих, безрадостных годах одиночества и помнила только короткие моменты просветления, когда Ричард делал попытки исправиться. Джоанна же любила рассказывать о днях, когда брат вез ее через всю Аквитанию на Сицилию. Как ослепительно вспыхивало солнце на доспехах Ричарда! Как величественно восседал он в седле!
— Конечно же, он должен был умереть молодым, — вздыхала Джоанна. — Невозможно себе представить Ричарда стариком.
— Может быть, со временем у меня родился бы ребенок, — горевала о своем Беренгария. — Я завидую вам, Джоанна. Вы такая счастливица!
— Любовь — это не только счастье, — пыталась утешить ее Джоанна. — Горестей в ней тоже хватает. У нас в Тулузе прекрасные замки, богатые земли, верные слуги, множество добрых друзей. Но есть люди, которым наше счастье не дает покоя. Они нападают на нас, ибо мы придерживаемся иного образа мыслей. Хуже всего то, что вдохновляет наших гонителей римский папа. Поэтому я и приехала сюда…
— Я знаю. Но у вас есть любящий муж, есть малютка Раймонд, а скоро будет и еще один ребенок.
— Но Ричард, мой дорогой Ричард умер… Когда все были уверены, что он погиб и не вернется, я одна ждала его. Сколько было счастья, когда явился Блондель и сообщил, что нашел Ричарда! Потом брат отвез меня на Сицилию, но я уже ни о чем не беспокоилась, зная, что Ричард вернулся, что он всегда защитит меня. Когдя я была пленницей Танкреда, Ричард явился на остров и освободил меня. О, мой обожаемый защитник! Он бы и сейчас помог нам… Но его больше нет, и я не знаю, что с нами будет.
— У вас есть муж, сестрица. Он сможет защитить вас.
— Не забывайте, что он всего лишь граф Тулузский, а Ричард был королем Англии. Иногда мне кажется, что я не вынесу этого горя!
— Будущей матери нельзя говорить такие вещи, — упрекнула ее Беренгария.
— Вы правы, милая подруга и сестрица. Что бы я без вас делала?
— Мы всегда будем вместе. Я пробуду с вами, Джоанна, столько, сколько вы пожелаете.
— Я была бы счастлива! Но ведь вам теперь нужно будет искать мужа.
Беренгария покачала головой:
— Нет уж, хватит с меня супружеской жизни.
Джоанна хотела сказать, что неудача первого брака еще не означает, что на семейной жизни нужно ставить крест, но сдержалась — это высказывание можно было бы расценить как упрек в адрес Ричарда. Он был хорошим братом, но примерным супругом уж никак не являлся.
Ночью у Джоанны начались схватки. Они продолжались весь следующий день, и к вечеру стало ясно, что роды предстоят трудные.
На расспросы Беренгарии врачи отвечали хмуро и уклончиво. Они говорили, что смерть брата стала для Джоанны тяжелым потрясением, подкосила ее здоровье. Ей бы оставаться в Тулузе, дожидаясь разрешения от бремени, а не совершать путешествие в Шалуз через всю Францию.
Наутро родился младенец, но такой слабенький, что сразу было видно: больше нескольких дней ему не прожить. Ребенка поспешно крестили, и вскоре он скончался.
В Джоанне еще теплилась жизнь, но надежд на ее выздоровление у врачей не было.
Беренгария сидела возле ложа подруги день и ночь. Ее присутствие облегчало страдания умирающей.
— Дни мои сочтены, Беренгария, — сказала Джоанна. — Не спорьте со мной, я это знаю. Меня манит ангел смерти. Осталось всего несколько дней, не больше. Я должна покаяться в своих грехах и приготовиться к вечному миру.
— Вы прожили добродетельную жизнь, сестрица. Вам нечего бояться, — утешила ее Беренгария.
Но тут Джоанна завела разговор о своей матери, нашедшей мир и покой в монастыре Фонтевро. Прежде чем умереть, графиня хотела бы принять монашеский обет в этой обители.
И была у нее еще одна просьба — пусть ее похоронят в тамошнем аббатстве, рядом с любимым братом, которого Джоанне суждено было пережить совсем ненадолго. Они будут лежать рядом, у ног их дорогого отца.
Накануне смерти Джоанна приняла постриг, а когда она умерла, ее тело было переправлено в Фонтевро. Королева Альенора исполнила последнюю волю дочери — похоронила ее рядом с братом и отцом.
Присутствовавшая на похоронах Беренгария была убита горем. Они подружились с Джоанной еще в Святой Земле, когда юная королева впервые начала понимать, что представляет собой ее супруг. Теперь Беренгария осталась совсем одна, будущее не сулило ей ничего хорошего. Она могла отправиться или ко двору своего брата, или ко двору своей сестры, однако вряд ли родственники будут ей рады.
Что же касается Альеноры, то впервые она выглядела сломленной, впервые стало заметно, сколько ей лет.