Крупные капли пота текли по моему лицу, да и по всему телу, словно я стал губкой и кто-то из меня решил выдавить всю влагу. А затем придет обезвоживание и смерть, мучительная и ужасная. Это точно знаю.
От большинства ядов насекомых спасения нет, лекарств не нашли.
После этой мысли мне сразу захотелось пить, да только до фляжки не смог добраться. Сразу как-то ослабел. Руки стали настолько тяжелыми, чтобы ими двигать, требовалось слишком много сил. Добраться до пояса, потом отстегнуть фляжку и поднести ее ко рту точно не смогу. Значит, умру. Все равно. Плевать!
В избушку вошел профессор, он принес дрова и начал не спеша растапливать печку. На меня не смотрел — неинтересно ему было, как люди рядом умирают.
— Сейчас разожгу, супчик сварим, у меня здесь для него все имеется; и травки разные, пара картофелин, капуста, добавим мяса птичьего, копченого. Тетерева в прошлом году убил, они глупые на токовище, когда перед самками впечатление пытаются произвести, если незаметно подобраться, то можно палкой убить. Ружья не держу, ни к чему оно в лесу, да и лешему не нравится, когда в его лесу стреляют, всех охотников извел: кого в болото завел к кикиморе, кого в чащобе привалил сухим деревом…
Я хотел сказать, чтобы он не беспокоился. Зачем суетиться и суп варить? Бесполезно и глупо. Мертвому ни к чему.
Но из моего горла вместо понятных слов вырвался только слабый стон. Сергей Сергеевич так и замер, настороженно глядя по сторонам. Я его не очень хорошо видел, темно было, освещенным оказалось только лицо, на котором играло яркими всполохами пламя в печке, лизавшее принесенные из лесу черные сучья.
Профессор вытащил откуда-то с верхней полки свечку, зажег ее и поднес к моему лицу. Увидев крупные капли пота, огорченно вздохнул:
— Ты чего это, парень? Никак умирать собрался?
Я хотел кивнуть, но смог только моргнуть и простонать что-то вроде:
— Спасите, помогите, умираю…
— Да… такое бывает. — Сергей Сергеевич снял шапку и задумчиво поскреб в затылке. — Забыл уже, как мой эликсир на неподготовленных людей действует. Но с другой стороны, если бы не напоил им, то столько сегодня бы не прошли, сил бы у вас, юноша, на такое не хватило. По лесу не каждый может быстро ходить, да еще леший заставил нас три круга лишних сделать — точно километров пять лишних прошли. Так-то, конечно, вы, юноша, молодец, только вот сейчас слабость показали. Опять же, после яда шершней без эликсира было никак, он обезболивает и кровь чистит…
Я снова хотел ответить что-то вроде, мол, не стоит беспокоиться, да только из горла лишь хрип вырвался. Никогда не думал о том, как тяжело быть немым — хочется что-то сказать, а не можешь…
— Отпаивать придется, — вздохнул Сергей Сергеевич. — А у меня здесь и нет ничего, это же не постоянное жилье, лишь промежуточная избушка, чтобы от дождя спрятаться, отдохнуть, когда устанешь…
Я снова прохрипел что-то вроде… умираю, профессор, от яда насекомых, под которых вы меня привели, и от вашей мази, на мухоморах настоянной. Скорую помощь вызовите, а?… Или хотя бы пристрелите, чтоб не мучился…
Хоть и понимал: в этой глуши дорог нет, «скорая помощь» сюда не доберется. Тут и вертолету некуда сесть…
Сергей Сергеевич снова поднес свечу к моему лицу, по-прежнему бормоча:
— Воду из черного озера пить нельзя, использовать ее для травяного настоя — тоже. Получается что? Если настой отдельный сделать не могу, то… правильно… подобное надо лечить подобным — так учил великий Гален, а он многое понимал, до сих пор его учение в ходу у умных людей.
Он полез на полку и вытащил еще один штоф с мутной жидкостью и налил в побитую алюминиевую кружку. Я замычал, с ужасом глядя на это и понимая, что мне точно после такого лечения не выжить. Профессор злорадно усмехнулся:
— Понимаю вашу тревогу, сам бы испугался на вашем месте. Конечно, это тоже эликсир, но на других травах настоянный, следовательно, должен вылечить, а не убить. Вы поймите, юноша, тот напиток тонизировал, сил добавлял, а этот расслабит, поможет заснуть.
Я снова захрипел, пытался сказать:
— Навсегда?…
Слово выговорить не получилось. Пришлось материться про себя.
Сергей Сергеевич поднес дурно пахнущую жидкость к моему рту, я стиснул зубы, как мог, но они начали стучать по кружке, причем очень болезненно.
— А как же мне вас напоить, если вы не хотите? — Профессор отставил кружку в сторону. — Если из кружки, то и захлебнуться можете. Надо как-то по-другому. Вот главная проблема всех врачей во все времена: как спасти пациента от собственной глупости, не используя деревянный молоток для обезболивания?
Я отчаянно замычал.
— А… это вас деревянный молоток напугал? Раньше этот инструмент входил в арсенал стоматологов, они им лишали сознания, а потом уже спокойно, без нервов и эмоций, проводили операцию по удалению зубов. В данном случае он бы помог, но, к сожалению, его у меня нет, а бить поленом как-то не эстетично. Придумал!
Он достал из-за голенища сапога алюминиевую ложку, налил в нее самогонки из кружки и поднес к моим губам. Ложка — не кружка, с ней бороться труднее. Сергей Сергеевич ее металлическими краями раздвинул губы, потом зубы и влил жидкость, закрыв нос, чтобы не выплюнул и сглотнул.
Ох и гадость!!!
Я, как мог, пытался ее выплюнуть, но профессор крепко зажимал мне рот. Пришлось глотать, иначе задохнулся бы. Жидкость пронеслась по трахее и попала в желудок.
Господи! Как ты немилосерден!!!
Сначала обожгло, потом проснулась адская боль, прокатилась по моему телу… и неожиданно исчезла. Даже не поверил. Какое-то время лежал, недоуменно прислушиваясь к внутренним ощущениям.
Точно, боль ушла, а вместе с ней и дрожь, потом и пот на коже высох, словно его и не было никогда. Мне вдруг стало так хорошо, как не бывает никогда в обычной жизни.
Я потряс немного головой, чтобы поставить мозги на место, и сел, облокотившись на стол. Поза мне показалась удобной.
— Ну вот… — с удовлетворением проговорил Сергей Сергеевич с мягкой улыбкой. — Многое знали и умели наши предки. Подобное — подобным, и результат не заставил себя ждать. А правители нам сухой закон пытались привить, тогда как наши тела без алкоголя и сала существовать не могут. Холодно же. Процессы в теле идут другие, чем в жарких странах…
— Чукчи не пили, пока с русскими не повстречались. — Голос у меня был хриплым, слова как-то неприятно сглатывались. — А жили намного севернее, и ничего, выживали прекрасно.
— Это так, — покивал профессор. — Да только срок их жизни составлял всего сорок лет, и, думаю, как раз из-за отсутствия живительной влаги, поднимающей мертвецов из могил. В данном случае это я о вас, молодой человек. Могли спокойно умереть без моего эликсира. Уже не шевелились, говорить не могли, а теперь вот даже спорить пытаетесь.
— С тех пор как в северных краях появилась водка, чукчи живут еще меньше.
— Теперь они умирают от алкоголизма, а не от старости, что возможно, не так уж плохо. — Сергей Сергеевич добавил из фляжки в большую алюминиевую кастрюлю воды и покрошил в нее копченое мясо, выглядевшее не очень аппетитно.
Разговор нисколько ему не мешал готовить. Рядом с кастрюлей, казалось, прямо из воздуха появился чайник и гневно зафыркал паром, требуя что-то с ним сделать. Профессор бросил в него горсть черного чаю, покрошил туда же какой-то травки и поставил обратно на печку, подальше от открытого огня.
Почистил картошку, нарезал зелень, и все без остановки, словно не прошагал вместе со мной огромное расстояние по лесу — этого человека не брала усталость:
— Женщины у них стали жить дольше, а этот факт никто не замечает…
— Сие не от употребления алкоголя, — важно заметил я.
Интересно, почему с этим человеком начинаю использовать какие-то архаичные выражения? Может, действительно потому, что ощущаю в нем какую-то древность, что-то от величественно-степенных господ с кадров старой хроники, держащихся прямо? Так сейчас никто уже не умеет, и дело не только в осанке, а, похоже, в чем-то еще, идущем изнутри, возможно, в благородстве и уважении к собеседнику.
— Это могло произойти при переходе от кочевого образа жизни к оседлому. Улучшение питания и медицинского обслуживания сыграли свою роль, теперь им не нужно получать столь необходимый им витамин С, жуя сырую печень убитого белого медведя.
— Вы меня убедили, юноша, алкоголь — это чрезвычайно плохо, — согласился профессор. — Вам больше не наливать?
— Как это не наливать? — Я задумался, проверил свое тело. Желудок словно облизнулся. Тогда я понял: выпить мне хочется, потому что на меня снова навалилась усталость, а мышцы стали мелко и болезненно подрагивать. Это была совсем обычная дрожь и уже не пугала. — Я не чукча, а русский и точно знаю, что мне без вашего эликсира не выжить. Лучше умереть пьяным, чем трезвым от яда шершней!
— Это правда. Сейчас покушаем, поэтому напиток еще нужен нам для стимуляции выделения желудочного сока. — Сергей Сергеевич быстро разлил суп по алюминиевым плошкам, нарезал крупными кусками черный хлеб, по консистенции больше походивший на хорошо вымешенную глину, и налил в кружки самогону. Причем налил, не жадничая, почти до краев. — Также алкоголь необходим для того, чтобы завтра проснуться отдохнувшими, способными на новый переход, который, кстати, прошу заметить, будет чуть меньше. Вздрогнули?
— Используете просторечные народные выражения, а еще профессор, — осудил его я, потом зажмурился, зажал пальцами нос, чтобы случайно запах сивухи не попал мне в нос, и выпил в четыре крупных глотка всю четырехсотграммовую кружку. После этого начал быстро хлебать супчик, понимая, что уже через пять минут стану на это неспособен. Мне и двести граммов водки много, а тут четыреста, да еще крепостью гораздо выше. — А суп вкусный. Мне нравится, похоже чем-то на то, что однажды ел в китайском ресторанчике, уже не помню, как называлось блюдо, то ли крик тигра, то ли его стон…
Суп действительно понравился, несмотря на то что половину тарелки выхлебал только для того, чтобы забить вкус мерзкого пойла, и только со второй половины начал замечать вкус. В этой странной бурой жидкости наблюдалось множество всего — какие-то травки, дым, картошка, лук и, возможно, немного чеснока… Но, несмотря на это, мой желудок воспринимал его с восторгом и благодарностью.