Она оказалась совершенно непроницаемой для взгляда, Даже сидя на корточках, невозможно было разглядеть каменный пол. Запаха эта непроницаемая завеса не имела, но что-то здесь все-таки неприятное было, потому что я ощущал, как по всему телу бегали мурашки, а короткие волосы на коже поднялись дыбом.
Постояв немного, сделал маленький острожный шаг вперед под каменную арку, и меня словно ударило чем-то изнутри, стало страшно, хотя вокруг ничего не изменилось. Та же пелена, ни звука, ни движения воздуха… только холодно, страшно и очень противно…
Я вздохнул, сделал еще один шаг, потом второй, третий, и со мной ничего не произошло. Только сердце застучало так, будто никак не могло вырваться из грудной клетки, да страх липким потом стал выползать наружу через поры кожи.
Сделал еще шаг и задумался. Вправо или влево? Проходы во внутренний круг есть с обеих сторон. По логике все равно. Я повернул направо, хотя мои ноги не захотели идти туда.
Назло ими самому себе сделал еще пару шагов в ту сторону и оглох.
Такое ощущение, словно поднимался в самолете, там так же закладывает уши. Почти. Только ни разу в самолете на меня не наваливалась тягучая злобная головная боль. В глазах от нее почернело. Мир сузился до размеров небольшого, ограниченного пространства.
Сначала задрожали крупной дрожью руки, затем ноги. Я, преодолевая себя, сделал еще один шаг. Не знаю почему. Назло всем, особенно ногам, которые будто набили ватой.
В ответ согнуло так, что я упал и не смог встать, как ни пытался. Такое ощущение, что земля притянула меня к себе с огромной силой, словно магнит. Сразу стало холодно, пелена приняла меня как заблудшего сына со всей своей промозглостью и холодом.
Я решил, что на первый раз хватит. Пора возвращаться. Умирать мне не хотелось.
Попытался развернуться, чтобы ползти обратно, но это оказалось непросто. Руки ослабели настолько, что не могли удержать отяжелевшее тело на весу и постоянно подламывались. Упираясь и едва приподнимая ослабевшие ноги от камня, по сантиметру пополз обратно.
Никогда до этого не пробовал ползти ногами вперед при неимоверной силе тяжести. Оказалось чрезвычайно неудобно — носки упираются, да и силы такое движение требует немалой.
При этом я не испытывал ужаса, хотя и понимал: если не выберусь отсюда, то обязательно погибну. Перед моими глазами белесая пелена становилась кроваво-красной: по-видимому, лопались капилляры в глазах от высокого внутреннего давления. Но страха почему-то не было…
Может быть, потому что голова по-прежнему болела жуткой болью? Мир постепенно менял свой серо-черный цвет гранита на кровавый.
Заболело сердце, отдаваясь режущей немощью, ему приходилось качать изрядно потяжелевшую кровь по всему телу, загоняя в сузившиеся капилляры.
Если не выберусь отсюда в ближайшие минут пять, то меня просто раздавит или порвутся мои кровеносные сосуды. А может, остановится сердце, не выдержав огромного напряжения, или просто взорвется мозг от чрезмерного давления. Инсульт. Инфаркт. Все вместе и сразу.
Я задергался сильнее, во мне проснулся страх, сначала обычный, но по мере усиления боли постепенно превратившийся в неконтролируемый ужас. Мой организм не хотел умирать по вине глупого хозяина и пытался взять управление на себя.
Сработали какие-то потаенные инстинкты. Я не стал возражать, да и не мог, потому что уже ничего не понимал. Мой мозг был переполнен страхом и болью.
Каким-то невероятным образом тело само по себе развернулось боком и покатилось обратно. Этот способ для него оказался легче и проще и, главное, быстрее. Уже за пару секунд мне удалось докатиться до того места, где вошел в лабиринт.
Здесь остановился и просто полежал, приходя в себя и пытаясь сообразить, что же только что произошло в абсолютно безопасном месте, по словам профессора.
Логика подсказывала, что все дело в гравитации, вероятнее всего, она резко повысилась, а я к этому оказался не готов. Точно зона Стругацких. Там тоже были отдельные мес та, где гравитация вдруг резко увеличивалась. Гравитационные линзы — так это там называлось. А искали их сталкеры смешно, кидая гайки с привязанными к ним ленточками: если рванет вниз, то впереди аномалия.
Можно сказать, мне повезло, что здесь гравитация увеличивается постепенно.
Когда голова перестала кружиться, а ноги и руки перестали дрожать, я поднялся и пошел к выходу.
Мне вдруг очень захотелось убраться как можно дальше отсюда, от этого лабиринта. Что-то подгоняло меня изнутри, но шел я тяжело, спотыкаясь, потому что все еще плохо видел камни сквозь кровавую пелену. Дыхание никак не хотело успокаиваться, внутри росла слабость, которая в любой момент могла меня бросить на колени, сердце нервно и болезненно билось, так и не сумев прийти в обычное состояние.
Через пару шагов вдруг понял, что насквозь пропитался холодным потом, от которого даже кожа зачесалась.
Хотелось залезть в горячую ванну, выпить какую-нибудь разрекламированную таблетку от головной боли, чтобы исчезла чернота в глазах, и полежать на чем-нибудь мягком.
Я сделал еще пару шагов и остановился, заметив странный блеск в углу у входного камня. Не знаю почему, но после того, что я испытал, видеть стал лучше, хотя и в кроваво-красном свете.
Когда вгляделся, то сразу понял, что находится передо мной, и настроение еще больше испортилось. В углу лежали черепа… не один, не два — больше десятка, сложенные аккуратно в небольшую кучку. Вероятно, они находись там для того, чтобы все знали, чем заканчиваются такие походы.
Других костей здесь не было. Люди умерли где-то в глубине лабиринта, а сюда принесли только черепа, вероятнее всего, чтобы другим неповадно стало.
Я вздохнул и вышел из-под арки, смертельно уставший и опустошенный, у меня не оставалось ни сил, ни радости, ни страха. А прошло-то всего, наверное, пять минут с того момента, как легкой скользящей походкой я вошел внутрь.
Подъем вверх по тропинке занял у меня много времени — спускаться легче, чем подниматься, тут еще слабые ноги скользили по голому камню, в голове плескалась боль, а в глазах стояло красное марево. Если бы не желание убраться как можно дальше от лабиринта, никогда бы не поднялся, упал где-нибудь посередине.
Добравшись до площадки, где стояли профессор с Настей, я посмотрел на них с печалью и тоской, упал на землю, затем закрыл глаза, чтобы спокойно умереть.
— Далеко прошел? — полюбопытствовал профессор, похоже, для него было привычным зрелище, когда человек умирает на его глазах.
Я подождал, пока хриплое дыхание перестанет рваться из груди, и только потом ответил, точнее, простонал:
— Метров пять от арки.
— А направо или налево?
— Направо.
— Я же говорила тебе, что путь вправо закрыт, там когда-то находилась планета, которая погибла в результате катаклизма, — проговорила Настя, глядя на меня, лежащего на холодном камне, с таким же ледяным равнодушием. — Стоило ему сказать, чтобы он туда не ходил.
— А вдруг это уже не так? В лабиринте постоянно что-то изменяется, а проверить можно только методом тыка.
— Можно тыкать не мной в следующий раз, а кем-нибудь другим? — спросил я, кривясь от боли. — Больно очень…
— Чтобы получить артефакт, следует пройти в глубь лабиринта. Ты сам решал, куда направиться. Разве не так?
— И поэтому едва не распростился с жизнью.
Настя наклонилась надо мной и горестно охнула, словно до этого не видела, как мне плохо.
— Папа, посмотри, что с ним?
— Отсюда вижу. — Профессор и шага не сделал ко мне, даже не оглянулся. Он по-прежнему наблюдал за лабиринтом. — у него капилляры полопались в глазах. Можешь взглянуть на его вены, они огромные и синие, это последствие высокой гравитации. Я такое на себе тоже испытал, когда свернул направо…
— Но ему плохо…
— Конечно. Думаю, голова раскалывается от боли, слабость во всем теле, и сердце ноет. Надо возвращаться к дому, сегодня он уже никуда не сможет идти.
— Он не сможет двигаться…
— А мы не сможем его тащить, он для нас слишком тяжелый. Поэтому если ему по-прежнему хочется жить, то пойдет сам.
— Ты слишком суров к нему.
— Не слишком. Когда я попал в лабиринт в первый раз, то мне некому было помочь, до лечебной грязи полз часов восемь, а может, и сутки, сознание терял каждые пару минут. Не стоит меня обвинять в бесчувственности. Григ моложе и выносливее, чем я был тогда, так что дойдет, а мы ему поможем…
Сергей Сергеевич подошел ко мне, рывком приподнял и положил мою руку себе на плечо.
— Пойдемте, юноша. Умереть вы уже не умрете, а двигаться все равно придется, чтобы жить.
Я посмотрел на него и понял, что большего мне действительно никто предложить не сможет. Девушке меня не унести, профессору тоже. Слишком крутой нам предстоит спуск. Значит, надо собрать свою волю в кулак и подняться. Я попробовал и понял: десяток шагов пройти смогу, повиснув на чьем-нибудь плече.
И мы пошли. Не знаю, сколько часов шли назад, мозг периодически отключался от боли. Сознание я не терял, просто все окружающее куда-то уплывало.
Профессор менялся с Настей, девушка тоже тащила меня, и силы у нее было не меньше, чем у меня. Инопланетянка — что тут скажешь!
Иногда на меня находило какое-то просветление, и тогда я пытался идти сам, но, пройдя метров двадцать, без сил опускался на землю. В общем, брели долго, тяжело и муторно. Большая часть пути у меня совершенно выветрилась из памяти, осталось только ощущение жуткой боли и смертельной усталости.
А потом я обнаружил себя уже сидящего в яме с лечебной грязью, рядом, в соседней яме, сидел профессор, а Настя что-то говорила ему из дальней ямы.
Отсутствовал в этом мире, наверно, не меньше получаса. Головная боль уже почти ушла, ее растворила в себе мутная грязь и унесла, сил добавлялось с каждым поднявшимся снизу пузырьком.
Я прислушался.
— Тебе не кажется, что водить сюда людей из своего мира не совсем правильно. — Это сказала Настя. — Ты же видишь, к чему это приводит?