Олег скис.
– Почему животное? – угрюмо спросил он.
– А кто же еще, – удивился Макар. – Девушка твоя в изоляторе, и подозревается она не в том, что рыбу незаконно глушила динамитом, а в убийстве человека. Ты меня нанимаешь, чтобы якобы ей помочь, и первый же врешь как сивый мерин. Кто ты после этого? Засранец и скотина.
Макар был искренен и очень убедителен. Ему понравился Олег, а когда люди, которым он выдавал кредит доверия, не оправдывали его ожиданий, Илюшин начинал злиться. Их ложь означала, что он ошибся и сам дурак, а оставаться в дураках Макар терпеть не мог.
По большому счету, злился он на себя. Но Олег этого знать не мог. Он видел перед собой крайне раздраженного парня, который не только его не боялся (хотя Сысоев считал, что может кулаком вколотить его в пол по самую макушку), но и выглядел так, словно вот-вот сам врежет Олегу.
Бесстрашие человека, заведомо более слабого, чем он, подействовало на Олега отрезвляюще. «Ты кого бить собрался, идиот? – спросил он себя. – И зачем?»
– У вас семейство патологических врунов, – добил Илюшин. – Папа врет. Дядя врет. Тетя врет. Не удивлюсь, если и кот привирает. Один честный человек в доме у старухи живет, и тот пудель.
– Пуделя она дяде Грише оставила, – машинально откликнулся Олег.
– Знаю. В нагрузку к недвижимости. Вот тебе и мотив.
Олег попытался совместить в голове дядю Гришу, старуху Елизавету, ее чахлый домишко и садового гнома. Уравнение не складывалось.
– Глупости, – решительно отмел он. – Гриша не знал о наследстве.
– А если б узнал?
Олег промычал что-то невнятное, имея в виду, что Григорий дождался бы, пока баба Лиза сама помрет.
Макар его понял.
– А если он страстно возжелал уйти от жены? Но в принципе, ход твоих мыслей мне нравится. Он говорит о том, что ты не кидаешься обвинять поочередно всех членов своего семейства, даже имея на то основания.
Илюшин взял стул, развернул спинкой от себя и сел верхом. Олег бессмысленно вертел в пальцах какую-то деталь и избегал смотреть на сыщика.
– Ты старуху убил, оболтус? – дружелюбно поинтересовался Макар.
– Зачем мне?
– А врать зачем?
Олег тяжело вздохнул.
– Давай-давай! – подбодрил Илюшин. – Не стесняйся, режь правду-матку. Не в смысле ножичком по горлышку, а признайся чистосердечно: был там-то, творил то-то, в совершенном раскаиваюсь.
Олег Сысоев поднял на Илюшина затравленный взгляд.
– С Кристиной я был, – страдальчески сказал он. – У себя в комнате. В совершенном не раскаиваюсь.
Несколько секунд Макар, не отрываясь, смотрел на него, потом вздохнул.
– Ну да, ну да, – сказал он словно самому себе. – Когда и оттянуться напоследок, как не перед собственной свадьбой.
Он понимающе кивнул и несколько раз качнулся на стуле.
Олег начал подниматься из-за стола. Выглядело это так, как будто из воды вырастает вулкан и вот-вот начнет извергаться.
Илюшин вулкана не испугался.
– Детальки рассыпешь, – заметил он. – Кстати, что ты там собираешь – конструктор Лего?
Сысоев пошел пятнами. Более благоразумный человек на месте Илюшина уже удирал бы, осознав, что издевки превысили критическую норму и сейчас все вокруг зальет лавой. Но Макар никогда не отличался благоразумием.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – заботливо осведомился он. – Пыхтишь как-то нездорово, пятнистый вон стал, как гиена.
Олег три раза глубоко вдохнул и выдохнул. Нет, он не затеет драку с этим хмырем!
– Вот-вот, подыши, – одобрил Макар. – А то у тебя сейчас пар из носика пойдет.
Нет, все-таки затеет, понял Олег, у которого в глазах уже плясало по маленькому взъерошенному Илюшину. Он сделал шаг навстречу ехидному поганцу, и тут дверь снова приоткрылась.
– М-р-р? – деликатно поинтересовались из коридора. И не дождавшись ответа, в комнату просочился кот Берендей.
Он потерся об джинсы Илюшина, щедро оставив на его штанинах двухнедельный запас шерсти, сел и стал умываться.
– Кстати, почему Берендей? – спросил Макар, словно не дразнил только что Олега. – Кто из вас дал коту такое странное имя?
– Пахом дал.
– Пахом Федорович? Старец? Так это его кот?
Все возбуждение Олега как рукой сняло. Он сдулся, будто резиновый ежик с револьверной дырочкой в боку, и тяжело опустился на стул.
– Его. Мать его забрала, когда Пахом в маразм впал.
Олег действительно не знал, почему старикан окрестил кошака именно так. Среди шавловских Васек и Мурзиков Берендей выглядел залетной птицей. Спросить же у самого Пахома не было никакой возможности, потому что в ответ тот начинал нести такую лютую ересь, что разбегались все.
Включая кота.
– Все-таки очень странное имя, – с сомнением пробормотал Илюшин. – Ладно, потом разберемся. А теперь скажи мне, Кристина может подтвердить твои слова? – Илюшин наклонился и погладил кота, словно обращался к нему, а не к Олегу.
Берендей глянул укоризненно: «Только я помылся, а ты снова меня испачкал своими граблями».
– Да ничего она не подтвердит! – в сердцах воскликнул Сысоев. – Еще и подставит меня!
– Это почему же?
Олег начал багроветь.
Когда Кристина втолкнула его в комнату и принялась танцевать стриптиз в полутьме, он почувствовал не вожделение, а растерянность и неловкость. Причем неловкость была того отвратительного свойства, когда стыдно не за себя, а за другого. Олег стыдился подруги своей сестры, которая весь вечер несла ерунду, а вот теперь зачем-то делает вид, что очень хочет его, Олега, хотя понятно же, что это неправда.
«Кристин, это… завязывай, – попросил он. – Чего ты напридумывала?»
Кристина, перегородив собою путь к двери и не давая ему выйти, тут же призналась Олегу в любви, поклялась хранить верность, засмеялась, заплакала и обвила тонкие руки вокруг его шеи. Губы прижались к его губам, и Сысоев оказался в таком идиотском положении, в каком не бывал уже давно.
Если бы в комнату вошла Галка, она трактовала бы увиденное однозначно. Мысль эта придала Сысоеву решительности, и он аккуратно, но твердо отодвинул Кристину от себя. Оказалось, что сделать это не так просто, как кажется: она прижималась к нему всем телом, рук не расцепляла и проявила отчаянное упорство.
– Криська! – шепотом воззвал Олег. – А ну хватит!
Но Курятина рассмеялась бесовским смехом и сделала попытку повалить Олега на постель. Никак не ожидавший такого Сысоев оказался повержен более слабым и легким противником. Кристина ловко уселась сверху и во мгновение ока – он и дернуться не успел – привязала своим пояском от платья его запястья к прутьям кровати.
Олег дернулся и обомлел.
– Ты офигела? – выдавил он.
– От любви, Олежек! – поклялась Кристина, принимаясь раздевать его.
Если до этого у Сысоева и могли оставаться какие-то оправдания перед Галкой, зашедшей в комнату, то увидев эту сцену ее глазами, он бешено задергался, как бык под наездником, и попытался сбросить бессовестную деваху.
Тут-то и выяснилось, что идиотизм ситуации был им сильно недооценен. Ибо Кристина немедленно закатила глаза и принялась постанывать. Чем громче она стонала, тем явственнее осознавал Олег, что вот-вот на этот звук слетится вся его семья, и уж тогда-то всему придет конец.
Всему, кроме Кристины. Она будет жива, здорова и весела.
Олег и в мыслях не держал, что ею руководит злой умысел. Он наивно решил, что девчонка выпила лишнего и вино ударило ей в глупую голову. Даже заранее приготовленный поясок не навел его на подозрения, которые неизбежно возникли бы у человека более искушенного.
– Криска! – шепотом взвыл он.
– Да, дорогой!
Шаловливые руки Кристины уже добрались до ремня на его брюках.
Олег глухо взвыл, как будто ему обещали не наслаждение, а пытки, рванулся раз, другой – и дернулся с такой силой, что порвал пояс. Кристину снесло с Олега на пол. Она слабо пискнула, и Олег тут же почувствовал себя пристыженным.
– Ушиблась?
В ответ получил шипение и две царапины на руке.
– Криська, да угомонись ты…
Но Кристина сбежала, обозвав его напоследок импотентом и оставив на память о себе разорванный поясок от платья.
Выслушав этот полный трагизма и несбывшихся желаний рассказ, Макар бестактно захохотал, зачем-то подхватил кота и поцеловал его в нос. Ошеломленный Берендей повис в его руках и только прикрывал лапами живот, чтобы не вздумали целовать в свежевылизанное пузо, извращенцы.
– Сысоев, ты дурак! – сказал развеселившийся Илюшин. – Тебя царицами соблазняли, но не поддался ты!
– Почему это дурак? – пробормотал смущенный, рассерженный и одновременно испытавший облегчение Олег. «Потому что раньше надо было ему рассказать, вот почему», – сообщил суровый внутренний голос.
– Потому что надо было мне раньше сказать, – подтвердил Илюшин. – Ладно, живи. С возлюбленной твоей я сам разберусь.
– Серега, – сказал он в трубку минутой позже. – Делай что хочешь, но я должен знать, что говорит Курятина о том промежутке, когда убили Пудовкину. Хоть распотроши ее, но пускай расколется.
– Потрошить – это к тебе, – проворчал Бабкин, разглядывая окна дома Кристины. – А я привык действовать лаской и мягкостью.
Проходившая мимо женщина с пластиковым ведром, услышав последние слова, обернулась на громадного мрачного мужика в футболке с надписью «Уплочено» и почему-то перекрестилась. Сергей, не понявший, отчего она это сделала, благодарно помахал ей рукой, и женщина ускорила шаг.
– Ласково ее распотроши, – согласился Илюшин. – Но мне нужно, чтобы она подтвердила или опровергла слова Олега.
– Что, врет наш жених?
– Похоже, на этот раз для разнообразия говорит правду. Но ты ж понимаешь, одному человеку верить нельзя.
– А двоим и подавно, – буркнул Бабкин. – Ладно, пошел я к Курятиным.
– Благословляю тебя, сын мой!
Преисполненный дурных предчувствий, Сергей нажал на кнопку звонка. Внутри раздался хриплый собачий лай, дверь распахнулась, и на крыльцо явилась в сиянии юной красы белокурая девица в микро-шортах и такого же размера бюстгальтере, изо всех сил притворяющемся топиком.